Как елена шубина стала издавать главные русские книги современности. Имя прозы Елена Шубина, шеф-редактор «Редакции Елены Шубиной» в издательстве «Астрель»

02.02.2018

Об итогах премии «Большая книга», трудностях редактуры, мечтах издателя, небольшом грядущем юбилее и о том, что до сих пор не может простить ей Дмитрий Быков.

Об актуальном. Что вы думаете об итогах «Большой книги»-2017? Редкий случай, когда среди лауреатов нет авторов «Редакции Елены Шубиной»…

Елена Шубина: Ну, на самом деле, бывало по-разному. Я искренне поздравляю победителей 2017 года, но мне обидно за прозаиков. В этом выборе проявилась даже какая-то демонстрация, алармистский взгляд на современную русскую прозу. И это в год, когда появился новый роман Андрея Рубанова «Патриот» - для меня это давно ожидаемый текст, в котором рефлексия нашего современника предъявлена с трифоновской силой, удивительный «Тайный год» Михаила Гиголашвили и «Петровы в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова. Ну, этот автор вышел к нам прямо как ежик из тумана! Спасибо экспертному совету «Большой книги», что они его разглядели, а мы прочитали…

«Редакция Елены Шубиной» - это издательство в издательстве. Насколько комфортно быть нацеленным не на массового потребителя, находясь в коммерческой структуре?

Елена Шубина: Большой издательский холдинг - это в любом случае коммерческая структура, если понимать его как бизнес. Я пришла в АСТ со своими проектами, своими авторами, расширяя постепенно эту «поляну». Разумеется, в отношениях с руководителями холдинга есть свои пригорки-ручейки, много споров - в основном это касается определения тиражей - тут случаются и конфликты, и даже бои местного значения, но для меня самое главное, что в выборе авторов, текстов - давления нет. Что же касается массового потребителя, то граница между беллетристикой (хотя сегодня это слово имеет негативный оттенок, на самом деле оно обозначает литературу, обращенную ко многим) и высокой прозой бывает не столь уж отчетлива. Читатель масскульта вполне может заглянуть на поляну высокой прозы и… там и остаться (особенно если есть мода). Тем более что «семейный роман», который сейчас очень востребован, как раз и балансирует на этой грани.

Говоря о «высокой прозе», нельзя не вспомнить, что в 2008 году вы ушли из легендарного теперь уже «ВАГРИУСа» в «АСТ». Тяжело было уходить?

Елена Шубина: Д-а-а-а. Теперь уже могу сказать - это был стресс. Меня руководство АСТ уговаривало долго, им хотелось свой круг авторов «высокой литературы» - для этого меня и звали. Я долго держалась, но когда на фоне очень тяжелой экономической ситуации в «Вагриусе» ушли в ЭКСМО мои авторы Виктор Пелевин и Людмила Улицкая, я поняла, что могу потерять оставшуюся (пока!) со мной команду. 28 декабря 2007 года я позвонила Юрию Дейкало, тогдашнему директору АСТ, и сказала - я решилась, выхожу в марте. Со мной пришли Захар Прилепин, Александр Кабаков, Михаил Шишкин, Владимир Шаров, Ольга Славникова, Павел Басинский, Игорь Сахновский, Александр Генис, Леонид Юзефович, начинающий тогда Сергей Шаргунов…

…и вот в 2018 году вы в «АСТ» уже 10 лет. По сути - это юбилей «Редакции Елены Шубиной», несмотря на то что название появилось позже. О чем вы, как издатель и редактор, мечтаете? Какого-то потенциального нового автора хотели бы найти?

Елена Шубина: Тут я бы сделала акцент вообще на слове «новый».

Кстати, это хорошая примета - послать издателю новый роман именно 31 декабря. «Лавр» Евгения Водолазкина и «Тайный год» Михаила Гиголашвили я получила именно 31 декабря.

Редактор для многих - это человек, который сидит и в буковках чужих ковыряется. Зачастую его имя мало кто знае -, разве что автор. Вы же стали не просто редактором, издателем, а публичным человеком. Комфортно ли вам в этой роли?

Елена Шубина: На самом деле я не чувствую себя публичным человеком и очень удивляюсь, когда меня вдруг узнают. Приятно, когда читатели подходят и говорят: «Это вы? Мы так любим ваши книги…». Другое дело, профессия издателя и редактора сейчас - это не просто «буковки» - мы должны неустанно привлекать внимание к вышедшим книгам, общаться с директорами книжных магазинов, библиотекарями, СМИ. Тут довольно трудно держаться совсем уж в тени. Тем более что Татьяна Стоянова, бренд-менеджер РЕШ, мне этого просто не позволит - я стараюсь не пропускать все, затеянные ею мероприятия, - «17-я страница», «Рассказы про меня», «Книжный talk», «Роман поколения» и всякое другое. Вы обратили внимание, что вообще на «литературные встречи» ходит сейчас очень много народу… Цикл лекций «Прямая речь» собирает залы на разных площадках, и это не единственный популярный проект.

Когда-то профессия редактора была почитаема и уважаема. А как сейчас? Сегодня благодаря специальным сервисам каждый желающий может издать свою книгу.

Елена Шубина: Сейчас действительно существует много возможностей предъявить людям свой текст. Но, честно говоря, пока не знаю случаев, чтобы «человек из «Фейсбука» или с любого сервиса не мечтал издать печатную книгу. Как правило, писательские амбиции все-таки связаны с этим.

Литературный редактор - это читатель и советчик. Это - профессия со своими секретами. Книгу без хорошего редактора видно сразу. Даже если это какой-нибудь роскошный фолиант, в который вбухано много денег.

В вашей команде - сплошь молодежь и все ваши ученики. Как из молодого птенца вырастить маститого редактора?

Елена Шубина: У меня действительно сложилась замечательная команда молодых редакторов. Это уже не ученики даже, а мои коллеги. Хотя профессия редактора тем и хороша - и я не раз им об этом говорила - что в ней содержится огромный потенциал к саморазвитию, к интеллектуальной работе, к постоянной учебе - да. Все мои сотрудники уже известны среди писателей, у них сложились свои отношения с ними. Попробуйте, например, отнять у редактора Алексея Портнова новый роман Алексея Иванова - меня не поймет ни тот, ни другой. Для меня очень важно, что все они любят профессию, что они в ней неслучайно. А ведь это работа не из легких - издатели меня поймут…

Елена Шубина - редактор - какая она: строгая? жесткая? настойчивая? бескомпромиссная?

Елена Шубина: Коль скоро редактор-издатель принял рукопись и готов дать ей жизнь, он должен быть в одной команде с автором, быть ему помощником. Да, я могу быть очень настойчивой в своих предложениях, на разговор с автором нужно приходить в полной уверенности в своей правоте. Ты должен быть на стороне текста и обладать даром убеждения. Если нет доверия, если ты не сможешь мотивировать (порой и достаточно жестко) свои соображения - понимания не будет. Работу над рукописью я бы сравнила с репетициями перед премьерой. Сцена готова, роли распределены, но в зале пока никого нет.

Елена Шубина: Бывает по-всякому. По складу характера я не люблю немотивированные длинноты, я - за динамичный текст. В театре могу запросто уйти во время антракта просто потому, что уже поняла, «как это сделано», и теряю интерес. Так и в редактуре - споры чаще всего возникают вокруг сокращений. Александр Терехов, автор очень большого романа «Каменный мост», как-то сказал, что борьбы с редактором (со мной то есть) не было: бросок, удар, и автор повержен, то есть на все согласен. На самом деле, конечно, это было не так… Дмитрий Быков до сих пор не может простить, что «Орфографию» мы не издали (в «Вагриусе») в двух томах…

А смешные истории с редактором случаются?

Елена Шубина: Самая смешная история «из жизни редактора» и одновременно страх божий - это когда ты редактируешь рукопись и на полях пишешь ремарки по поводу прочитанного для себя, а потом, забыв стереть, посылаешь автору. Дальше можно рассчитывать только на чувство юмора получателя.

В этом году вы выпустили сборник победителей премии «Лицей». С кем-то из этих ребят вы продолжите сотрудничать?

Елена Шубина: Я их всех держу в поле зрения. Договор заключен, и новая книга будет весной, у Жени Некрасовой. Кристина Гептинг, я уверена, останется не только на страницах «Лицея».

Понимаю, что вам миллион раз задавали этот вопрос: как попасть к Елене Шубиной? Но все же что для этого нужно? Быть пробивным? Незаурядным? Настойчивым?

Елена Шубина: Присылайте рукопись - а мы будем читать и обсуждать.

Редактора и издателя Елену Шубину знают не только авторы, с которыми она работает, и критики, но и читатели. Ее имя - это бренд для тех, кто понимает в литературе. Мало писателей, не мечтающих оказаться среди ее подопечных. Но везет далеко не всем. Она открывала новые имена в знаменитом издательстве "Вагриус", а теперь продолжает это делать в "АСТ". Об итогах премии "Большая книга", трудностях редактуры, мечтах издателя, небольшом грядущем юбилее и о том, что до сих пор не может простить ей Дмитрий Быков, мы поговорили с Еленой Шубиной.

Елена Шубина: Хорошая примета - послать издателю новый роман 31 декабря. Фото: "Книжная индустрия"/Владимир Борзилов

Об актуальном. Что вы думаете об итогах "Большой книги"-2017? Редкий случай, когда среди лауреатов нет авторов "Редакции Елены Шубиной"…

Елена Шубина: Ну, на самом деле, бывало по-разному. Я искренне поздравляю победителей 2017 года, но мне обидно за прозаиков. В этом выборе проявилась даже какая-то демонстрация, алармистский взгляд на современную русскую прозу. И это в год, когда появился новый роман Андрея Рубанова "Патриот" - для меня это давно ожидаемый текст, в котором рефлексия нашего современника предъявлена с трифоновской силой, удивительный "Тайный год" Михаила Гиголашвили и "Петровы в гриппе и вокруг него" Алексея Сальникова. Ну, этот автор вышел к нам прямо как ежик из тумана! Спасибо экспертному совету "Большой книги", что они его разглядели, а мы прочитали…

"Редакция Елены Шубиной" - это издательство в издательстве. Насколько комфортно быть нацеленным не на массового потребителя, находясь в коммерческой структуре?

Елена Шубина: Большой издательский холдинг - это в любом случае коммерческая структура, если понимать его как бизнес. Я пришла в АСТ со своими проектами, своими авторами, расширяя постепенно эту "поляну". Разумеется, в отношениях с руководителями холдинга есть свои пригорки-ручейки, много споров - в основном это касается определения тиражей - тут случаются и конфликты, и даже бои местного значения, но для меня самое главное, что в выборе авторов, текстов - давления нет. Что же касается массового потребителя, то граница между беллетристикой (хотя сегодня это слово имеет негативный оттенок, на самом деле оно обозначает литературу, обращенную ко многим) и высокой прозой бывает не столь уж отчетлива. Читатель масскульта вполне может заглянуть на поляну высокой прозы и… там и остаться (особенно если есть мода). Тем более что "семейный роман", который сейчас очень востребован, как раз и балансирует на этой грани.

Говоря о "высокой прозе", нельзя не вспомнить, что в 2008 году вы ушли из легендарного теперь уже "ВАГРИУСа" в "АСТ". Тяжело было уходить?

Елена Шубина: Д-а-а-а. Теперь уже могу сказать - это был стресс. Меня руководство АСТ уговаривало долго, им хотелось свой круг авторов "высокой литературы" - для этого меня и звали. Я долго держалась, но когда на фоне очень тяжелой экономической ситуации в "Вагриусе" ушли в ЭКСМО мои авторы Виктор Пелевин и Людмила Улицкая, я поняла, что могу потерять оставшуюся (пока!) со мной команду. 28 декабря 2007 года я позвонила Юрию Дейкало, тогдашнему директору АСТ, и сказала - я решилась, выхожу в марте. Со мной пришли Захар Прилепин, Александр Кабаков, Михаил Шишкин, Владимир Шаров, Ольга Славникова, Павел Басинский, Игорь Сахновский, Александр Генис, Леонид Юзефович, начинающий тогда Сергей Шаргунов...

…и вот в 2018 году вы в "АСТ" уже 10 лет. По сути - это юбилей "Редакции Елены Шубиной", несмотря на то что название появилось позже. О чем вы, как издатель и редактор, мечтаете? Какого-то потенциального нового автора хотели бы найти?

Елена Шубина: Тут я бы сделала акцент вообще на слове "новый".

Кстати, это хорошая примета - послать издателю новый роман именно 31 декабря. "Лавр" Евгения Водолазкина и "Тайный год" Михаила Гиголашвили я получила именно 31 декабря.

Елена Шубина: На самом деле я не чувствую себя публичным человеком и очень удивляюсь, когда меня вдруг узнают. Приятно, когда читатели подходят и говорят: "Это вы? Мы так любим ваши книги…". Другое дело, профессия издателя и редактора сейчас - это не просто "буковки" - мы должны неустанно привлекать внимание к вышедшим книгам, общаться с директорами книжных магазинов, библиотекарями, СМИ. Тут довольно трудно держаться совсем уж в тени. Тем более что Татьяна Стоянова, бренд-менеджер РЕШ, мне этого просто не позволит - я стараюсь не пропускать все, затеянные ею мероприятия, - "17-я страница", "Рассказы про меня", "Книжный talk", "Роман поколения" и всякое другое. Вы обратили внимание, что вообще на "литературные встречи" ходит сейчас очень много народу… Цикл лекций "Прямая речь" собирает залы на разных площадках, и это не единственный популярный проект.

Елена Шубина: Сейчас действительно существует много возможностей предъявить людям свой текст. Но, честно говоря, пока не знаю случаев, чтобы "человек из "Фейсбука" или с любого сервиса не мечтал издать печатную книгу. Как правило, писательские амбиции все-таки связаны с этим.

В вашей команде - сплошь молодежь и все ваши ученики. Как из молодого птенца вырастить маститого редактора?

Елена Шубина - редактор - какая она: строгая? жесткая? настойчивая? бескомпромиссная?

Елена Шубина: Бывает по-всякому. По складу характера я не люблю немотивированные длинноты, я - за динамичный текст. В театре могу запросто уйти во время антракта просто потому, что уже поняла, "как это сделано", и теряю интерес. Так и в редактуре - споры чаще всего возникают вокруг сокращений. Александр Терехов, автор очень большого романа "Каменный мост", как-то сказал, что борьбы с редактором (со мной то есть) не было: бросок, удар, и автор повержен, то есть на все согласен. На самом деле, конечно, это было не так… Дмитрий Быков до сих пор не может простить, что "Орфографию" мы не издали (в "Вагриусе") в двух томах…

А смешные истории с редактором случаются?

Елена Шубина: Самая смешная история "из жизни редактора" и одновременно страх божий - это когда ты редактируешь рукопись и на полях пишешь ремарки по поводу прочитанного для себя, а потом, забыв стереть, посылаешь автору. Дальше можно рассчитывать только на чувство юмора получателя.

В этом году вы выпустили сборник победителей премии "Лицей". С кем-то из этих ребят вы продолжите сотрудничать?

Елена Шубина: Я их всех держу в поле зрения. Договор заключен, и новая книга будет весной, у Жени Некрасовой. Кристина Гептинг, я уверена, останется не только на страницах "Лицея".

Елена Шубина: Присылайте рукопись - а мы будем читать и обсуждать.

Бестселлеры "Редакции Елены Шубиной":

"Обитель" Захара Прилепина

"Географ глобус пропил" Алексея Иванова

"Зулейха открывает глаза" Гузель Яхиной

"Лавр" и "Авиатор" Евгения Водолазкина

В гости к Елене Шубиной

К слову о юбилее "Редакции Елены Шубиной".18 февраля 2018 года редакция планирует устроить большой литературный праздник для своих авторов, читателей и друзей в честь этого события в Электротеатре Станиславский. Там будет и распродажа книг с подарками, и марафон встреч с авторами в необычных форматах, и неформальное общение.

Кстати

Елена Шубина стала персоной "Года литературы"-2017.

А вместе с ней еще 11 человек, без которых мы не могли представить себе "Год литературы" и весь литературный год-2017:

Максим Аверин, актер, который умеет и любит читать книги;

Дмитрий Бак, директор Государственного музея истории российской литературы имени В.И. Даля;

Мария Веденяпина, директор РГДБ;

Андрей Гельмиза, продюсер книжного фестиваля "Красная площадь";

Кристина Гептинг, победительница "Лицея";

Евгений Гинтов, иркутянин, создавший "книжный приют";

Олег Дивов, один из самых известных современных фантастов;

Марина Каменева, директор книжного магазина "Москва";

Татьяна Костерина, лучший художник книги;

Анастасия Орлова, детский поэт.

Елена Шубина - об итогах литературного года, востребованных романах и мечтах издателя

Текст: Анастасия Скорондаева/РГ
Фото: Владимир Борзилов/РГ

Редактора и издателя Елену Шубину знают не только авторы, с которыми она работает, и критики, но и читатели. Ее имя — это бренд для тех, кто понимает в литературе. Мало писателей, не мечтающих оказаться среди ее подопечных. Но везет далеко не всем. Она открывала новые имена в знаменитом издательстве «Вагриус», а теперь продолжает это делать в АСТ. Об итогах премии «Большая книга», трудностях редактуры, мечтах издателя, небольшом грядущем юбилее и о том, что до сих пор не может простить ей , мы поговорили с Еленой Шубиной.

Елена Шубина: Ну, на самом деле бывало по-разному. Я искренне поздравляю победителей 2017 года, но мне обидно за прозаиков. В этом выборе проявилась даже какая-то демонстрация, алармистский взгляд на современную русскую прозу. И это в год, когда появился новый роман — для меня это давно ожидаемый текст, в котором рефлексия нашего современника предъявлена с трифоновской силой, удивительный « и . Ну, этот автор вышел к нам прямо как ежик из тумана! Спасибо экспертному совету «Большой книги», что они его разглядели, а мы прочитали…

«Редакция Елены Шубиной» — это издательство в издательстве. Насколько комфортно быть нацеленным не на массового потребителя, находясь в коммерческой структуре?

Елена Шубина: Большой издательский холдинг — это в любом случае коммерческая структура, если понимать его как бизнес. Я пришла в АСТ со своими проектами, своими авторами, расширяя постепенно эту «поляну». Разумеется, в отношениях с руководителями холдинга есть свои пригорки-ручейки, много споров — в основном это касается определения тиражей — тут случаются и конфликты, и даже бои местного значения, но для меня самое главное, что в выборе авторов, текстов — давления нет. Что же касается массового потребителя, то граница между беллетристикой (хотя сегодня это слово имеет негативный оттенок, на самом деле оно обозначает литературу, обращенную ко многим) и высокой прозой бывает не столь уж отчетлива. Читатель масскульта вполне может заглянуть на поляну высокой прозы и… там и остаться (особенно если есть мода). Тем более что «семейный роман», который сейчас очень востребован, как раз и балансирует на этой грани.

Говоря о «высокой прозе», нельзя не вспомнить, что в 2008 году вы ушли из легендарного теперь уже «ВАГРИУСа» в АСТ. Тяжело было уходить?

Елена Шубина: Д-а-а-а. Теперь уже могу сказать — это был стресс. Меня руководство АСТ уговаривало долго, им хотелось свой круг авторов «высокой литературы» — для этого меня и звали. Я долго держалась, но когда на фоне очень тяжелой экономической ситуации в «Вагриусе» ушли в ЭКСМО мои авторы и Людмила Улицкая, я поняла, что могу потерять оставшуюся (пока!) со мной команду. 28 декабря 2007 года я позвонила Юрию Дейкало, тогдашнему директору АСТ, и сказала — я решилась, выхожу в марте. Со мной пришли Захар Прилепин, Александр Кабаков, Михаил Шишкин, Владимир Шаров, Ольга Славникова, Павел Басинский, Игорь Сахновский, Александр Генис, Леонид Юзефович, начинающий тогда Сергей Шаргунов …

…и вот в 2018 году вы в АСТ уже 10 лет. По сути — это юбилей «Редакции Елены Шубиной», несмотря на то, что название появилось позже. О чем вы, как издатель и редактор, мечтаете? Какого-то потенциального нового автора хотели бы найти?

Елена Шубина: Тут я бы сделала акцент вообще на слове «новый».

Кстати, это хорошая примета — послать издателю новый роман именно 31 декабря. «Лавр» Евгения Водолазкина и «Тайный год» Михаила Гиголашвили я получила именно 31 декабря.

Редактор для многих — это человек, который сидит и в буковках чужих ковыряется. Зачастую его имя мало кто знает, - разве что автор. Вы же стали не просто редактором, издателем, а публичным человеком. Комфортно ли вам в этой роли?

Елена Шубина: На самом деле я не чувствую себя публичным человеком и очень удивляюсь, когда меня вдруг узнают. Приятно, когда читатели подходят и говорят: «Это вы? Мы так любим ваши книги…» Другое дело, профессия издателя и редактора сейчас — это не просто «буковки» — мы должны неустанно привлекать внимание к вышедшим книгам, общаться с директорами книжных магазинов, библиотекарями, СМИ. Тут довольно трудно держаться совсем уж в тени. Тем более что Татьяна Стоянова , бренд-менеджер РЕШ, мне этого просто не позволит — я стараюсь не пропускать все, затеянные ею мероприятия, — «17-я страница», «Рассказы про меня», «Книжный talk», «Роман поколения» и всякое другое. Вы обратили внимание, что вообще на «литературные встречи» ходит сейчас очень много народу… Цикл лекций «Прямая речь» собирает залы на разных площадках, и это не единственный популярный проект.

Елена Шубина: Сейчас действительно существует много возможностей предъявить людям свой текст. Но, честно говоря, пока не знаю случаев, чтобы «человек из фейсбука» или с любого сервиса не мечтал издать печатную книгу. Как правило, писательские амбиции все-таки связаны с этим.

К слову о юбилее «Редакции Елены Шубиной». 18 февраля 2018 года редакция планирует устроить большой литературный праздник для своих авторов, читателей и друзей в честь этого события в Электротеатре «Станиславский». Там будет и распродажа книг с подарками, и марафон встреч с авторами в необычных форматах, и неформальное общение.

А вместе с ней еще 11 человек, без которых мы не могли представить себе «Год Литературы» и весь литературный год-2017:

Просмотры: 0

Николай Александров: Елена Шубина уже достаточно давно имеет репутацию едва ли не лучшего российского литературного редактора и безусловного знатока современной российской словесности. Но за последнее время в ее послужном списке появился еще один достаточно важный пункт. Редакция Елены Шубиной сегодня известна всем. Поскольку именно в этой редакции выходят книги современных авторов, их выпускает издательство "АСТ", которые не только хорошо знакомы современной читающей аудитории, но и завоевывают различные литературные престижные премии. И, разумеется, это накладывает на Елену Шубину особую ответственность. О книгах редакции Елены Шубиной сегодня пойдет речь.

А Елена Шубина у нас в гостях. Лена, здравствуйте.

Елена Шубина: Здравствуйте, Коля.

Н.А.: Во-первых, я, конечно, не могу этого не сказать. За последние годы, мне кажется, именно редакция Елены Шубиной захватила практически все литературные премии. И нет года, чтобы так или иначе книги, которые вы выпускаете, не отмечались теми или иными литературными наградами.

Е.Ш.: Это не совсем так на самом деле. Просто это книги очень заметные. Но на самом деле премия "Русский Букер" не так уж старовата по отношению к редакции Елены Шубиной. Да, последний наш герой – Петр Алешковский. Но до этого были не мои герои. "Большая книга" и "Национальный бестселлер", вот, роман Юзефовича.

Н.А.: А есть ли какая-нибудь стратегия? Ведь все-таки редакция – это в первую очередь, наверное, отбор авторов и книг.

Е.Ш.: Стратегия на самом деле простая. Отбор авторов то отбор авторов. Но для меня самое главное, чтобы любая книга не была то, что называется невидимкой, чтобы судьба книги не заканчивалась, как только она попала на полки книжных магазинов и библиотеки. Моя такая любимая и большая задача, чтобы привлечь к ней внимание, чтобы ее увидели.

Н.А.: А что такое современная редактура? Кстати говоря, ведь очень часто жалуются, что редакторы вслед за корректорами – это такой умирающий класс?

Е.Ш.: На самом деле проблемы, конечно, есть. Потому что профессиональных редакторов литературных действительно стало меньше. Я работаю с очень хорошими редакторами. И ничем не отличается литературный редактор сейчас и раньше. Другое дело, что редактор, который работает в издательстве и выпускает книгу – это в известной степени еще и менеджер, то, чего раньше не было. То есть он при непосредственном контакте с типографией, с художником он думает о судьбе книги. В дальнейшем как-то продвигает ее, как сейчас говорят. Так что тут немножко можно разделить редактора выпускающего, отвечающего за книгу в полном объеме, и литературного. В литературном редактировании не изменилось ничего. Точно так же нужно полюбить автора, войти в этот мир. Можно, решая, издавать ли книгу, можно прочитать, как говорят, 30-50 страниц. На самом деле все-таки больше. Но это можно. Сразу прочитать и увлечься. Но чтобы приступить к подготовке книги, то, конечно, нужно в нее уже войти до самого конца и полюбить. Даже если она поначалу тебе не очень понравилась. Но если ты ее принял, ты ее полюби.

Н.А.: Но в принципе все остается по-прежнему?

Е.Ш.: Конечно.

Н.А.: Это все равно рукописи.

Е.Ш.: Конечно.

Н.А.: А большой поток рукописей?

Е.Ш.: Это все равно рукописи. Только теперь это называется электронная версия. Вообще я прошла в своей профессиональной биографии все эти стадии. Я помню рукописи. Я помню, как приносили такую плоскую квадратную дискетку. Теперь это уже просто или присылают, или маленькая флэшка, и так далее. Но суть одна – это текст. Это неважно.

Н.А.: А корректура остается все-таки, да?

Е.Ш.: Конечно. И первая, и вторая. И вообще, пока идет книга, ее читают как минимум 4 раза: 2 раза редактор, 2 раза корректор.

Н.А.: Лен, но все-таки это, как правило, уже авторы, заявившие о себе, те писатели, с которыми ты имеешь дело, или нет?

Е.Ш.: Это по-разному. Заявившие о себе и те, которые давно уже в издательстве, с которыми я давно работаю, они действительно, как правило, меня не бросают. И у меня с некоторыми авторами такие очень долгосрочные отношения. Так что иногда мы даже обсуждаем предварительно то, что будет в следующем романе. Но, конечно, главная задача издателя-редактора – это искать все-таки новые имена. И они все-таки находятся.

Н.А.: Если говорить о последних открытиях…

Е.Ш.: Гузель Яхина "Зулейха открывает глаза". Я не могу назвать Евгения Водолазкина абсолютно своим открытием, потому что "Соловьев и Ларионов" выходил в издательстве до этого. Я очень люблю этот роман. Мне жаль, что когда говорят про роман "Лавр", не вспоминают тот. Но такой реальный совершенно успех, по сути дела бестселлер, мы можем это смело так называть, начался с романа "Лавр", конечно. И роман "Авиатор" уже встроился в этот успех. Его тоже полюбили.

Н.А.: Гузель Яхина – пожалуй, наиболее молодой автор, поскольку, если говорить о Водолазкине, он еще к тому же все-таки укоренен в этом литературном мире.

Е.Ш.: Если мы говорим про молодых авторов… Или мы говорим про дебютантов.

Н.А.: А это как-то связано?

Е.Ш.: Гузель Яхина, например, дебютант. Но если молодой автор, то скорее это Алиса Ганиева, которую мы начали издавать, кажется, 4 года назад. Когда-то, простите, был молодой автор Захар Прилепин, которого я тоже первые вещи вслед за " Ad Marginem " стала издавать. Вообще нужно все время то, что называется крутиться, искать авторов. Постоянно. В контакте с литературными агентами, с журналами, просто читая самотек. Это такой постоянный процесс.

Н.А.: А, с твоей точки зрения… Раньше была такая ситуация, когда круг авторов (кстати говоря, совсем немного лет назад - я думаю, что эта ситуация не слишком изменилась) был, в общем, достаточно единым и цельным. Его можно было так или иначе определить по литературным журналам. Кстати говоря, пересечений было довольно много. И, в общем, они были как бы наиболее востребованные. И появление новых имен всегда было связано с некоторой неожиданностью.

Е.Ш.: Во-первых, мы говорим про какие имена? Когда все было достаточно предсказуемо, и круг авторов…

Н.А.: Я думаю, что 1990-е годы, например, 2000-е.

Е.Ш.: 1990-е годы – принципиально иная ситуация по сравнению с предыдущим временем, потому что, конечно, литературная карта стала гораздо более разноцветная. Потому что у нас издали Мамлеева, у нас появился Сорокин, у нас расцвел Пелевин, чего вообще не было. И тот случай, когда, как говорил Синявский, "с советской властью разногласия эстетические". Вот эти эстетические разногласия не давали издавать этих писателей. Но что касается 1990-х и 2000-х, на самом деле на переломе конца 1990-х – начала 2000-х очень изменилась ситуация. Потому что современной прозы разной, разнообразной стало гораздо больше. Вообще какое-то время современная проза была в таком не то чтобы ауте, но немножко невостребованной. В силу понятных причин: социальный слом, интерес к публицистике. И так далее, и так далее.

А вот в начале 2000-х уже появились очень интересные и очень разные романы. Я совершенно не согласна с тем, когда говорят, что современная проза в таком упадке и она достаточно однообразна, и так далее, и так далее. Что нет там такой-то линии, такой. Сейчас всего, как мне кажется, очень много.

Н.А.: А все-таки не складывается впечатление, что эта социально-бытовая проблематика и такое каноническое романное письмо продолжает доминировать? Даже среди тех книг, которые вышли в твоей редакции, в общем, можно говорить, что это все-таки такой большой традиционный стиль.

Е.Ш.: Тут, наверное, самое время начать оперировать какими-то именами. Сергей Кузнецов "Калейдоскоп воды". Михаил Шишкин – это традиционный бытовой роман.

Н.А.: Смотря какого Шишкина ты имеешь в виду. Это все-таки не "Взятие Измаила", это даже не "Венерин волос". А последняя его вещь вполне традиционная. А последний сборник его – так просто вообще проза, которая отсылается, я не знаю, к традициям советской прозы конца прошлого века.

Е.Ш.: Это какой же роман?

Н.А.: Я имею в виду не роман.

Е.Ш.: Сборник…

Н.А.: Да, совершенно верно.

Е.Ш.: Сборник… Во-первых, то, что он претворяет в своей прозе, он объясняет. Его любимая тема – что вообще истории нет, мы живем в совершенно своем всегда одинаковом личном пространстве и так далее, и так далее. Тут, кстати, подхватили… Ну, не подхватили, но исповедуют эту теорию. Водолазкин высказывался в таком же духе, Сергей Кузнецов.

Но отвлечемся немножко от Шишкина. Я как раз считаю, что он работает все время в одной и той же стилистической манере, начиная со "Взятия Измаила", которое действительно мой любимый роман. Но и последний тоже построен примерно по тем же…

Н.А.: "Письмовник" ты имеешь в виду?

Е.Ш.: Да, "Письмовник".

Н.А.: Но он же гораздо более упрощен, написан как будто подчеркнуто проще, нежели "Взятие Измаила".

Е.Ш.: Мне так не кажется. И там вот эта дорогая ему тема времени, которая вот так сцепляется, пересекается вообще постоянно. И практически не видно швов между концом одного времени и началом другого.

Н.А.: Тогда бы он не перестал быть Шишкиным.

Е.Ш.: Да. Возвращаясь к первому имени, Сергей Кузнецов, с очень сложным романом. Да, его не очень оценили, как я считаю, в этих премиальных сюжетах, что совершенно напрасно. Но это никак нельзя назвать бытовым, традиционным и так далее романом.

Н.А.: Но, тем не менее, я помню, что на обсуждении как раз премии "НОС" (новая словесность, новая социальность) упоминался, разумеется, роман Кузнецова. Но так или иначе все те слова, которые звучали, они опять-таки в большей степени были связаны с ностальгией, с временем, которое отражено, и, опять-таки, тем традиционно мемуарно-ретроспективным пластом, который мы действительно довольно часто замечаем сегодня.

Е.Ш.: Дело в том, что на эту тему о том, что ретроспекция, ностальгия и то, что называется неисторический роман, то есть роман со всеми историческими коннотациями, но который не является жанром в смысле чисто историческим, это сейчас уже стало таким общим местом. Мне кажется, этим даже слишком много увлекаются. То, что говорили на обсуждении "НЛО" о романе Кузнецова, я абсолютно не согласна. Я совершенно не так его прочитываю. И слишком увлеклись этой темой постоянного присутствия истории. Потому что последние успехи и премиальные сюжеты действительно связаны с какими вещами? Гузель Яхина "Зулейха открывает глаза". "Обитель" Захара Прилепина. Владимир Шаров, который в своих романах все время одну и ту же тему, всю эту историю русской революции, которая родилась изнутри. Это придумали не немецкие шпионы и так далее. Она выросла из русского сектантства и так далее. Но, мне кажется, этим слишком увлекаются сейчас. Потому что если вспомнить, скажем, "Старик" Трифонова, там тоже мощнейший пласт воспоминаний главного героя, этого старого большевика, о гражданской войне. И он точно так же распутывает весь этот сюжет, пытаясь понять что-то и в современной жизни. Это первое.

А второе – упреки о том, что сейчас нет почти произведений о современности. Называют то 1990-е, то 2000-е. То есть здесь и сейчас, условно говоря. С точки зрения истории, 1990-е годы – это тоже здесь и сейчас. Такие вещи сейчас появились. И даже не вчера. Это очень интересно. 1990-е годы – это "Матисс" Иличевского. Вспомним. Это "Журавли и карлики" Леонида Юзефовича.

Н.А.: Каким образом он рассказывает, строит историю и на самом деле создает на наших глазах художественный мир? И в этом смысле и "Журавли и карлики" или, например, та же самая Гузель Яхина вполне традиционны с узнаваемыми читателя художественными приемами – наррации, рассказы и так далее. Притом, что русская словесность знала совершенно другие примеры другого языка и другого письма – и Платонов, и Добычин. Если раньше, то Ремезов или Пельняк. И как будто вдруг всего этого сейчас не оказалось или не востребовано. Вот эта нарративная простота, причем, даже не сюжетная, а скорее хроникальная, когда сюжет просто растворяется во времени. Это описание жизни человека. Разве это не доминирует сейчас?

Е.Ш.: А вам не кажется, что эта хроникальная простота, которая почти уже на грани с каким-то таким клиповым мышлением – это вообще является одним из характерных признаков современной прозы. Вот вы назвали Гюзель Яхину "Зулейха открывает глаза". Это чисто внешнее впечатление по теме, что это то, о чем уже писали. Но "Зулейха открывает глаза", "Алитет уходит в горы", какие-то там соцреалистические сочинения. Но если с точки зрения языка говорить, это очень как раз современная вещь. Это где-то такое на грани… Алексей Иванов, кажется, придумал такое название – грамматический сериал. То есть это не мыло, но, тем не менее, такое достаточно суховатое и мобильное изложение романа.

Потом, что касается вот такого традиционного письма… У меня такое впечатление, что наоборот сейчас такая очень большая нехватка такого традиционного семейного романа, который совершенно дико востребован. Это кажется, что это много таких вещей. Вот успех, скажем, романа Марины Степновой "Женщины Лазаря", причем, успех просто оглушительный, если вспомнить о том, что она тоже была почти дебютантка. До этого был один роман, и сразу там большая книга. И очень большие тиражи. Я, простите, как издатель должна оперировать еще понятием "тираж", потому что тираж – это значит читатели, много читателей или мало читателей. Я успех романа Степновой "Женщины Лазаря" объясняю именно тем, что семейного романа хотят. Условно говоря, что-то типа Улицкой. Ведь успех Улицкой огромный. Она прекрасный писатель. Причем, большой успех не только у нас, но и за рубежом в определенных странах.

Он еще связан с тем, что это какое-то умение рассказывать истории. Все-таки роман может быть очень разный. Но, тем не менее, там должны рассказывать истории разных людей. И, мне кажется, в этом есть такая потребность… Я очень люблю и авангардную литературу. Все-таки в большей степени, наверное… и в Петербурге, например, Сергей Носов, писатель, который такой очень петербургский писатель, лауреат премии позапрошлого или прошлого года "Национальный бестселлер" – вот вам, пожалуйста, такой условный авангард. Или очень оригинальный Андрей Аствацатуров, который совершенно далек от такого традиционного письма.

Мне кажется, вы эту картину все-таки немножко как-то уплощаете. Она все-таки очень разнообразная. И постоянный успех Сорокина, то, что Пелевин выдает.

Н.А.: Они уже стали классикой все-таки, Лен.

Е.Ш.: Мы будем говорить только про новых писателей, или про классиков?

Н.А.: Вот, например, любопытная вещь, если уж мы упомянули Евгения Водолазкина. Последний его роман "Авиатор", где впервые появляется какой-то любопытный сюжет. Не просто история и не просто хроникальность. Но оказывается, что писатель с ним не справляется. Не знает, что делать с героем во второй части романа. Ведь он явно же совершенно проваливается.

Е.Ш.: Я так не считаю. Во-первых, так же как и "Лавр" – очень смелый роман в смысле ломки жанра, когда вообще ожидали, что здесь будет просто такое что-то… автор, специалист по древнерусской литературе, и будет что-то спокойное, длинное и так далее. Тем более, что предмет, матчасть он знает прекрасно. "Авиатор" – это же тоже ломка жанра такого бульварного. Я считаю, что он вполне с ней справился. Я знаю, что на этот счет очень разные мнения. Но у меня другое впечатление. То есть у меня есть вопросы тоже к этому роману. Но все-таки они не в этом ключе. Не то, что он совсем не справился.

Н.А.: То есть вам кажется, что сюжетная конструкция человека, который был заморожен на Соловках, очнулся уже в нашей жизни и начинает как-то осознавать реалии прошлые и реалии настоящие, а потом появляется, во-первых, его возлюбленная и дочь возлюбленной, вам кажется, что писатель здесь не теряется в этой схеме.

Е.Ш.: Я предполагаю, что, может быть, он понимал, что он идет на этот как бы риск, с одной стороны ломая жанр, а с другой стороны делая это все довольно просто. Но в этом разморозили, заморозили и так далее. На самом деле дело не в том, кого разморозили и прочее. Это как бы человек, который пришел ниоткуда. Это можно вспомнить Робинзона Крузо "Гулливера" и что угодно. "Воскрешение Лазаря". За этим я вижу какие-то очень большие коннотации, кроме такого простого сюжета о заморозке.

Трудная была эта задача. И я говорю, что у меня некоторые вопросы к нему есть. Но я считаю, что этот роман сложился.

Н.А.: Ведь все-таки на самом деле, если мы говорим о сюжетном произведении, а не просто о хроникальном и хронологическом, сюжет – это дополнительный смысл, который заставляет читателя вернуться назад и совершенно по-другому увидеть историю. Вот такое вы видите в современной литературе?

Е.Ш.: Я, пожалуй, все-таки вижу это в современной литературе. Потому что даже когда мы сейчас говорили о традиционном семейном романе, вы это все интерпретируете как такое плоское линейное повествование. Я в современной прозе не вижу этого. То есть такое тоже есть, но абсолютно не только это.

Я бы даже сказала так. Что я, как это может показаться странным… Очень часто вспоминаю Трифонова. Мы даже в начале разговора немножко об этом заговорили. Что нам не хватает сейчас трифоновской линии. Этого типа рефлексии. Но в современных романах вдруг неожиданным образом это появляется. И именно даже на уровне сюжета. Например, есть такой писатель прекрасный, вы его знаете, Андрей Рубанов, который по сути дела начал с того, что свою такую весьма уникальную биографию человека 1990-х годов, который прошел через prosperity и суму, и тюрьму, и начал с романа "Сажайте, и вырастет", такого очень остробиографического. Вот последний его роман, который называется "Патриот" (он уже вышел). И там герой примерно тот же самый. То есть это герой тоже из 1990-х годов, который прошел эти все дела. Но это такой уже… не хочется говорить слово "лузер", но что-то в этом духе. Который разочаровался, который уже не стал таким богатым, который потерял семью, но обрел что-то еще, который хочет поехать (это, правда, достаточно иронически преподносится) на "войну на юге страны". Мы понимаем, о чем идет речь. В конечном итоге все получается по-другому. И я узнаю здесь тип трифоновской рефлексии, но совершенно с другим героем. А сюжет в любом случае все равно строится через героя, через какие-то его поступки. И хоть роман имеет сейчас такое растяжимое, что ли, понятие, и вы сами об этом писали, что роман сейчас в себя может вместить все на самом деле, но все-таки, как мне кажется, никто не отменял, что в основе романа лежит какая-то перемена участи.

Н.А.: Все-таки Трифонов вряд ли бы стал отправлять своего героя в Америку в Сан-Франциско, для того чтобы воспользоваться метафорой.

Е.Ш.: Но это же другой герой. Это очень интересно. Казалось бы, так привычно для нас, что рефлексия – это всегда интеллигенция, это всегда человек, даже такое интеллигентское гетто в случае Трифонова. Это человек, который не согласен, который не принимает то, что здесь и сейчас. И, кстати, сейчас тоже такие романы появляются. То, что это другой герой. Но вдруг это по сути дела как открытие такое, что он испытывает тоже такой тип рефлексии.

Н.А.: А если мы будем говорить о сделанности романа, не кажется ли вам, что финал у этого романа достаточно искусственный? Есть хорошая метафора – борьба со стихией. Гибнет герой в волнах. И вот, для того чтобы воспользоваться этой метафорой, нужно что-то сделать с героем, разумеется. Судя по всему, ничего с ним сделать нельзя, кроме как избавиться от него. В общем, достаточно традиционный романный ход. Для этого изобретается такая…

Е.Ш.: Вот именно. Достаточно традиционный романный ход. Мне порой кажется, что вы от современных прозаиков обязательно ждете чего-то такого, что никак не напоминало бы никакой традиционный романный ход.

Н.А.: Но мне интересно, каким образом строится романный мир. Если он строится, в общем, в принципе на достаточно простых и механических приемах, когда я вижу логику развития уже не самого персонажа, а логику самого писателя, у которого есть красивая метафора и который в эту метафору героя погружает.

Е.Ш.: Вы знаете, мы, наверное, с вами совершенно иначе читаем одни и те же романы. Может быть, здесь сказывается то, что я как издатель просто уже включаюсь в этот мир и я всегда оказываюсь на стороне автора, если я этот роман уже издала и приняла его к изданию. То, что вы говорите… Для меня этот финал как раз неожиданный и очень меня зацепивший. С середины романа Рубанова понятно, что герой не поедет сражаться на юг страны. Это, значит, очень хорошо сделано. Хотя он все время об этом повторяет. Но ты понимаешь, что здесь скрывается какая-то фишка, что-то такое… Но сам финал с его…

Н.А.: Отдельная новелла. Я согласен.

Е.Ш.: Мне кажется, что это как раз отличный и достаточно неожиданный ход.

Е.Ш.: Мы говорим сугубо о современной прозе.

Н.А.: Хорошо. Не о современной.

Е.Ш.: Просто потому что у меня достаточно разнообразный план редакции. Есть книги литературоведческие. Например, мы чудесную книгу подготовили при участии наследника Шкловского, Никиты Ефимовича, которая называется "Самое Шкловское". Название определяет все. Это можно назвать "избранный". На самом деле это прекрасный сделанный состав, который представляет эту комету совершенно по-разному.

Е.Ш.: Да. Может быть, после нашей книги это как-то будет будировать наших молодых прозаиков. Вообще на самом деле, вы знаете, это как и в случае с Платоновым, которого вы упомянули… И тому, и другому подражать очень трудно. Именно потому, что кажущаяся простота… По отношению к Платонову я сознательно это говорю – кажущаяся простота. Хотя он очень сложный писатель. Она как раз очень мешает. Кажется, очень легко подражать. В этой книге еще будет один замечательный момент. Никита Шкловский предоставил нам письма его переписки с дедушкой, когда он еще был юношей. Это очень интересно.

Н.А.: Лен, огромное вам спасибо за беседу.

Е.Ш.: Спасибо.

Имя издателя Елены Шубиной , ведущего специалиста в области современной русской прозы, хорошо известно в России и за рубежом. В 2012 году ее редакция была выделена в отдельный бренд внутри крупнейшего в России издательского холдинга АСТ - «Редакция Елены Шубиной». Логотип «ЕШ» на обложке книги стал знаком качества для всех интересующихся интеллектуальной литературой и «высокой прозой». Среди авторов «РЕШ» - Людмила Улицкая, Татьяна Толстая, Алексей Иванов, Леонид Юзефович, Андрей Рубанов, Дмитрий Быков, Александр Иличевский, Захар Прилепин и многие другие.

Как вы решили стать издателем, что привело вас в профессию?

Я окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Выпускники филфаков – это люди с хорошим образованием, но по сути без профессии: все зависит от того, кто станет твоими учителями дальше. Мне повезло - я почти сразу оказалась в «Редакции критики и литературоведения» издательства «Советский писатель», а там работали асы издательского дела и крутые филологи. Потом была «Энциклопедия», журналы «Литературное обозрение» и «Дружба народов», отдел прозы. А уж оттуда я пришла в «ВАГРИУС», издательство очень необычное для середины девяностых. Оно не было ориентировано на быстрые коммерческие проекты, как многие новички на российском книжном рынке. «ВАГРИУС» буквально сохранил возможности для изданий современной русской прозы и мемуаристики. Я вижу, как «вагриусовские» книги до сих пор питают многие издательские направления – например, серия биографий «Мой ХХ век», можно сказать, разнесена по разным проектам разных издательств практически буквально, вплоть до простого воспроизведения наших книг.

Но ведь и вы, когда стали работать в АСТ, могли взять с собой все наработанное и просто воспроизводить это на новой площадке.

Вы пришли в издательский холдинг АСТ в 2008 году, и вскоре появился новый бренд – «Редакция Елены Шубиной». Чем-то пришлось пожертвовать при переходе из одного издательства в другое? И существует ли для авторов разница между издательствами как брендами или фигура издателя сама по себе является брендом?

На тот момент в «Вагриусе» сложилась непростая экономическая ситуация. Мне нелегко далось решение уйти с «намоленного места». Но вопрос встал просто о том, сохраню ли я своих авторов или отдам в чужие руки, тем более что потери уже начались: ушли Улицкая и Пелевин. Я очень благодарна Михаилу Шишкину, Александру Кабакову, Захару Прилепину, Ольге Славниковой, Павлу Басинскому и другим авторам, что они пошли со мной. Риск был. На тот момент АСТ имел минимальный опыт издания «высокой литературы», но авторы и мои молодые сотрудники разделили со мной этот риск. Мне кажется, это и есть ответ на ваш вопрос.

Конкурентна ли профессия издателя?

Издательский бизнес – один из самых конкурентных. Чуть зазеваешься – и могут увидеть автора раньше тебя. В жизни каждого издателя есть момент, когда он, как герой «Мастера и Маргариты», скажет: «О, как я угадал!» Или наоборот: «Как же это я упустил…». Любая профессия начинает работать на тебя, когда ты уже как следует поработал на нее. Логотип «ЕШ» появился позднее, чем в книжных магазинах стали обращать внимание на наши книги. Но издательское дело – это еще и постоянная зона риска. Принимая решение об издании книги, нужно просчитать очень многое - аудиторию прежде всего. Но сначала полюбить – или представить, что эту книгу полюбит другой человек.

А сами вы пишете? Могут ли редакторы реализовывать свои писательские амбиции или произойдет столкновение интересов?

Редакторы могут реализовывать свои писательские амбиции, если ты Николай Алексеевич Некрасов, к примеру. Талант писателя – то же, что и талант композитора или художника. Профессия тут ни при чем. Я пишу достаточно много дежурных текстов, сопровождающих издание книг, я комментировала произведения Андрея Платонова, писала рецензии, но к литературному дару, если иметь в виду написание романа, это не имеет никакого отношения - это просто часть гуманитарного образования.

Вы издавали Платонова…

Да. Я издала пять книг о творчестве Андрея Платонова. Двухтомник «Материалы к биографии Андрея Платонова», сборник пьес «Ноев Ковчег», книгу Льва Шубина «Поиски смысла отдельного существования», первое издание писем Платонова. Большую часть из них – вместе с Платоновской группой ИМЛИ АН СССР, которой руководит Наталья Корниенко.

Могут ли в России небольшие издательства (small press) конкурировать с крупными, как это происходит на Западе? Есть ли у них какие-то преимущества перед крупными холдингами?

Мы, «Редакция Елены Шубиной», – часть большого издательского холдинга, и преимущество такого положения, безусловно, есть: проще решаются вопросы дистрибуции, реализации, продвижения книг на рынке. Так сложилось. На Западе, где «поглощение и слияние» маленьких издательств в большие конгломераты – тоже некая реальность, small press тем не менее сохраняют свою самостоятельность и идентичность, и с вопросом дистрибуции у них все в порядке. У нас достаточно отъехать условно «за пределы большого кольца» – и книг нет. Точнее, для начала нет книжных магазинов, они закрываются практически каждый день. Я очень много езжу в провинцию вместе с авторами на встречи с читателями, в библиотеки. Книги приходится зачастую «возить на себе», потому что не можем же мы представлять автора «нагишом», без книг. Зачем он тогда приехал? Просто поговорить? А ведь когда-то в обязательном порядке в каждом магазине, каждой библиотеке должны были быть книжные новинки.

Вы маленькое издательство в большом холдинге. Какое-то давление руководства в части выбора книг или тиражной политики чувствуете?

Это вопрос не давления, а стратегии, которую я выстраиваю сама - и должна ее отстоять. Как правило, мне доверяют.

Книги «Редакции Елены Шубиной» всегда находятся под пристальным вниманием жюри всевозможных литературных премий, можно сказать, то, что вы издаете, – литература «премиального» сегмента. Как по-вашему, насколько литературные премии отражают тенденции рынка?

Я с вами сразу буду спорить. У некоторых такое впечатление, что книга получила премию - и мы ее издали. Все ровно наоборот. Сначала мы издаем книгу, а потом ее номинируют или не номинируют на премии. Я никогда не задумываюсь, оценивая ее, будет ли она премиальной, хотя, конечно, это большое подспорье в ее дальнейшем продвижении. Конечно, мы номинируем наши книги на различные премии: иногда выигрываем, иногда проигрываем.

Где пролегают границы между рыночной перспективой и художественной ценностью текста?

Существует достаточно плоское представление о коммерческой (рыночной) и некоммерческой литературе. Что считать коммерческим? «Лавр» Водолазкина – коммерческий? Гузель Яхина с ее романом «Зулейха открывает глаза»? Алексей Иванов – чудо нашей прозы? Роман «Женщины Лазаря» Марины Степновой? «Каменный мост» Александра Терехова? «Обитель» Захара Прилепина? Я назвала книги с высокими тиражами, то есть те, за которые проголосовал читатель. Ну, с Гузель Яхиной немного проще. Если верить социологам, то большинство читателей – женщины, а тут все-таки женская судьба плюс экзотический материал - равно героиня с языческим сознанием ломает (вернее, ей ломают) свою судьбу, плюс интерес к истории 30-х годов – все это работает. Ну а «Лавр» с его средневековым героем и странным языком? Я не раз уже говорила, что мы недооцениваем нашего читателя. А он явно ждет, чтобы его удивили – интересной личной историей, интригой, в том числе и интригой языка. И вот тогда «художественная ценность» подчинит себе «рынок».

А формат и объем книги влияют на ее издательскую историю? Существует мнение, что начинающему автору намного сложнее пробиться на книжный рынок с рассказами, нежели с романом. Вообще есть предубеждение против сборников рассказов?

Если писатель неизвестен или недостаточно популярен, увы, отчасти это так. Но только отчасти. Согласитесь, логично, если издательская история молодого автора начинается с короткой прозы. Правда, мы знаем случаи, когда в 27 лет были написаны «Герой нашего времени» и «Будденброки». А Татьяна Толстая выпустила первым сборник рассказов и сразу стала безумно популярна.

Издатель должен жить с широко открытыми глазами – следить за всем: и толстые литературные журналы, и Интернет, и постоянный контакт с литературными агентами, и самотек, который мы читаем, и из этого тоже что-то получается. Что касается толстых журналов, это действительно прекрасная площадка для публикаций именно короткой прозы. Редакторы толстых литературных журналов – мои коллеги. У нас постоянно идет обмен мнениями. Другое дело, что современные издательства бывают мобильнее, чем «толстяки». Мы можем издать быстрее, и это не значит, что текст подготовлен хуже.

А как вы относитесь к print- on- demand (печать книги по запросу от читателя. – Forbes Woman ) и возникновению виртуальных издательств наподобие Bookscriptor, Ridero, SelfPub? Повлияли ли они на издательский рынок?

Прекрасно отношусь. Книжный рынок (кстати, и само понятие теперь претерпело изменения) должен быть разнообразным. Ridero к моменту объявления премии «Лицей» выпустили небольшим тиражом те рассказы, которые были в шорт-листе, но нам это никак не помешало выпустить книжку тиражом в 2000 экземпляров. Я за Ridero, за «Книги по требованию», за виртуальные издательства, за самопубликацию. Пусть все будет.

Влияют ли СМИ на распространение книг? Насколько помогают в продажах книжные рецензии и обзоры?

Книга не должна быть невидимкой, к ней нужно привлекать внимание. Обзоры литературы Галины Юзефович в «Медузе», портал «Горький», «Colta.ru», нечастые отклики в «Новой газете», НГ-Exlibris, профессиональные журналы типа «Читаем вместе»… Я это называю «легкой кавалерией» – и для нас они важны. Ведь книга как новинка живет не более месяца-двух, и нам важен быстрый отклик. В толстых журналах могут быть прекрасные аналитические статьи, большие обзоры, но это уже потом.

Сейчас все чаще в искусстве «эстетическое» приравнивается к «политическому» . Можно ли сказать, что публикация (издание текста) - акт солидаризации, в том числе по политическим взглядам? Или литература может существовать в отрыве от политики?

Издание романа Захара Прилепина «Обитель» и рядом прозы Людмилы Улицкой или, скажем, Дмитрия Быкова для меня не составляет никакой проблемы. Это не значит, что мне все равно: у меня есть свои взгляды - но я верю абсолютно, что если талантливый человек написал талантливый роман, то он не пойдет в нем на какую-то грубую прокламацию своих взглядов. Кнут Гамсун в какой-то момент стал нерукоподаваемым, когда он поддержал фашистскую идеологию, и что же – от этого его романы стали хуже? Я думаю, что серьезный момент был в литературе, когда вышел роман Джонатана Литтелла «Благоволительницы». Он показал, что возможно произведение о Второй мировой войне, написанное с точки зрения зла, то есть совершенно другого взгляда на войну, на события и психологию ее участников, и этот роман вызвал большой интерес у русских читателей. Я мало слежу за сегодняшними СМИ, но совсем недавно была какая-то скандальная история с нашим старшеклассником в Германии: он в своем выступлении якобы пожалел немецких военнопленных. И какие же посыпались упреки… Бог с вами, откройте книгу, которую собрали мы с Людмилой Улицкой «Детство 45 – 53: а завтра будет счастье» – воспоминания детей первых послевоенных лет. Там очень много текстов о том, как наши русские люди (и дети!) жалели пленных «фрицев», делились едой и пр.

Как вы считаете, наших русских писателей испортил крымский вопрос?

Мне кажется, «крымнаш» и «крымненаш» стало уже почти анекдотом. Даже по отношению к каким-то острым вопросам надо уметь проявлять широту в повседневном общении. Недавно прочитала книгу Карла Проффера «Без купюр». Он пишет, что в американском обществе люди с разными взглядами в области политики, встречаясь на party, не устраивают дискуссий – в смысле не поливают друг друга. Мне это нравится. Все уже подустали от этого разделения, разве нет?