Молитва анны ахматовой

Молитва Анны Ахматовой

О чем молятся люди? О том, чтобы Господь даровал им – счастье, радость, изменения к лучшему… Мало кто ищет испытания, боль, молит о страданиях. И в них находит смысл жизни. Но для творца определенного склада это естественно – без переживаний, горьких прозрений, разочарований, блужданий в потемках и умении находить выход из разных тупиков нет повода для написания художественного произведения. Анна Ахматова относилась к числу редких людей, которых страдания очищают и закаляют. Ее лирические герои стремятся к стоицизму. Желают преодолеть все земные опасения и обрести бесстрашие:

«Дай мне черные ночи недуга,
Задыханья, бессоницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар.
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей».

Понятно, что нет смысла пояснять стихи – поэтесса сказала все, что хотела. Но мне хочется проанализировать все это не столько для потенциальных читателей, сыграв роль популяризатора классики, сколько для себя самой. Потому что автор мне близок по духу. Возможно, поняв Ахматову, я пойму что-то важное в себе.

«Отыми и ребенка, и друга, и таинственный песенный дар», - в ситуации, когда стране угрожает опасность уничтожения, она готова пожертвовать даже призванием, отказаться от вдохновения. Это жертва из жертв для художника.

Все ее творчество – индивидуальный диалог с Богом. Попытка Его услышать. Отдать Ему все. Лирическая героиня безжалостна к себе. Она сурово снимает со своей души один за другим защитные покровы и обнажает самую суть.

Вот показательные строки:

«В то время я гостила на земле,
Мне дали имя при крещенье – Анна,
Сладчайшее для губ людских и слуха».

Спокойная, отстраненная самоирония. Ахматова – наблюдатель. Она и романтик, и реалист. Никогда в своих фантазиях она не позволяет себе уноситься от реальности настолько, чтобы стать смешной, нелепой, карикатурной, экзальтированной. Дает себе мысленную команду: «Стоп». Пытается взглянуть на себя со стороны – и улыбнуться.

Сарказм пронизывает все сюжетные линии ее поэтики – она может иронизировать и над мистикой, религией, хотя часть ее натуры откликается на все это:

«И вот таким себе я представляла
Посмертное блуждание души».

У ее Бога есть чувство юмора. Иной ей стал бы скучен. При этом Он трезво мыслит. Лирические героини адекватны - потому что именно к такому Богу прислушиваются.

Литература об Ахматовой пронизана рассуждениями о том, что она не признавала деления женщин на святых и блудниц, и в ее героинях есть и то, и другое. Мне не очень нравятся эти выражения. Она просто не человек крайностей. Живая душа, наделенная редким для поэта даром – чувством меры и умением абстрагироваться от эмоций. Она - не только женщина, купающаяся в своих чувствах, Ахматова – мыслитель, созерцатель, философ. Это меня она и привлекает.

Любовь – нечто гораздо более интересное, чем обмен высокопарными комплиментами, это некий интеллектуальный поединок, философский спор. Стиль у нее – монологический, исповедальный. В ней есть и бунтарь, и смиренный человек. И они дополняют друг друга. Сущность лирической героини Ахматовой самодостаточна, она в самой себе находит новые смыслы, другие измерения, выдуманные миры.

Эти строки Гумилева точно отражают ее образ:

«И ты ушла в простом и древнем платье,
Похожая на древнее Распятье».

Ахматова внешне напоминала и светских дам, и пуританок. С возрастом в ней стало больше проступать второе. И она органична в чеканной строгой печальной поступи женщины, которую описывает, как бы глядя на нее со стороны.

Она трагик с чувством юмора. В ее стихах я слышу реквием – несмолкающую мощную мрачную ноту. Как будто гудящий колокол.

Обыденность ее меньше интересует, вот, например, показательные строки:

«Ведь где-то есть простая жизнь и свет,
Прозрачный, теплый и веселый…
Там с девушкой через забор сосед
Под вечер говорит, и слышат только пчелы
Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно
И чтим обряды наших горьких встреч
Когда с налету ветер безрассудный
Чуть начатую обрывает речь, -

Но ни на что не променяем пышный
Гранитный город славы и беды,
Широких рек сияющие льды,
Бессолнечные, мрачные сады
И голос Музы еле слышный».

Это концентрат ее творческого мира. Но Ахматова - человек, который способен радоваться и тому, что его окружает. Отдыхать от своей требовательной музы, приковывающей ее к письменному столу:

«Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала».

Отчужденность от всего абсолютно, миг слабости, когда она не находит опору ни в чем – ни в фантазиях, ни в реальности:

«Так, земле и небесам чужая
Я живу и больше не пою,
Словно ты у ада и у рая
Отнял душу вольную мою».

Вот еще одна молитва в ахматовском стиле – это напоминает полное отрешение от своей воли, как будто обращаются к старцу и готовы выполнять его приказания, видя в нем посредника между небом и землей:

«Земной отрадой сердца не томи,
Не пристращайся ни к жене, ни к дому,
У своего ребенка хлеб возьми,
Чтобы отдать его чужому.
И будь слугой смиреннейшим того,
Кто был твоим кромешным супостатом,
И назови лесного зверя братом
И не проси у Бога ничего».

Возможно, это усталость от своего «я», желание полного исчезновения, растворения в воздухе:

«Но я предупреждаю вас,
Что я живу в последний раз.
Ни ласточкой, ни кленом,
Ни тростником и ни звездой,
Ни родниковою водой,
Ни колокольным звоном –
Не буду я людей смущать –
И сны чужие навещать
Неутоленным стоном».

Стихотворение, созвучное по смыслу и энергетике:

«Здесь все меня переживет,
Все, даже ветхие скворешни,
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелет.

И кажется такой нетрудной,
Белея в чаще изумрудной,
Я не скажу, куда…

Там средь стволов еще светлее,
И все похоже на аллею
У царскосельского пруда».

Монотонный внутренний голос поэта, напоминающий заупокойные молитвы, прощающийся с миром. И не мечтающий о том, чтобы продолжить свое существование в ином измерении. Если Ахматова и верит в Бога, она будто просит Его: избавь меня от самой себя навсегда.

Ее жесткость органична. В ней нет ничего наигранного. Просто Ахматова не боится правды. Она не захлебывается в истерических надрывных эмоциях, а произносит свой приговор окружающим и себе самой как некий потусторонний судья:

«Я пью за разоренный дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоем,
И за тебя я пью, -
За ложь меня предавших губ,
За мертвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что Бог не спас».

Анна Горенко взяла себе псевдоним – Ахматова. Он вызывает ассоциации с Востоком. Эта культура была ей близка. Возможно, она ощущала себя так, будто в прошлой жизни жила там:

«Эти рысьи глаза твои, Азия,
Что-то высмотрели во мне,
Что-то выдразнили подспудное
И рожденное тишиной,
И томительное, и трудное,
Как полдневный термезский зной
Словно вся прапамять в сознание
Раскаленной лавой текла,
Словно я свои же рыдания
Из чужих ладоней пила».

Гражданская позиция опять же органично вытекает из особенностей ее натуры. Она понимает, что пафос и громкие слова могут только вызвать раздражение, и деликатно отходит в сторону, как бы пытаясь найти точное созвучие непоправимому несчастью:

«Ленинградскую беду
Руками не разведу,
Слезами не смою,
В землю не зарою
За версту не обойду
Ленинградскую беду.
Я не песенкой наемной,
Я не похвалой нескромной,
Я не взглядом, не намеком,
Я земным поклоном
В поле зеленом
Помяну».

Одно из лучших стихотворений Ахматовой посвящено Борису Пастернаку. Они чувствовали друг друга. Вот что думал Пастернак:

«Анне Андреевне Ахматовой,
Началу тонкости и окончательности,
Тому, что меня всегда ободряло
И радовало,
Тому, что мне сродно и близко
И что выше и больше меня».

Когда он умер, она создала шедевр, близкий его мягкой доверительной интонации:

«Умолк вчера неповторимый голос,
И нас покинул собеседник рощ.
Он превратился в жизнь дающий колос
Или в тончайший, им воспетый дождь,
И все цветы, что только есть на свете,
Навстречу этой смерти расцвели,
Но сразу стало тихо на планете,
Носящей имя скромное… Земли».

Одно из самых моих любимых стихотворений Ахматовой – музыкальных, со сверхчеловеческой мощью, написанное от лица человека, которому тесно в рамках обыденности, и он тянется к широчайшим просторам, вселенским масштабам:

«Мы встретились с тобой в невероятный год
Когда уже иссякли мира силы,
Все было в трауре, все никло от невзгод
И были свежи лишь могилы.
Без фонарей как смоль был черен невский вал,
Глухая ночь вокруг стеной стояла…
Так вот когда тебя мой голос вызывал!
Что делала – сама еще не понимала».

Завистливость, мелочность, глупая ревность, детские обиды – Ахматова не считала это великим поводом для вдохновения, у нее душа даже не зрелого человека в обычном понимании, а мудреца, будто прожившего тысячи лет, голос которого не умолкнет.

Как и Шекспира. Бернарда Шоу. Эмили Бронте. Рахманинова. Вот авторы, созвучные ей.

Этой простой и ясной цитатой мне хотелось бы завершить:

«Я не любила с давних лет,
Чтобы меня жалели
А с каплей жалости твоей
Иду, как с солнцем в теле
Вот отчего вокруг заря.
Иду я, чудеса творя,
Вот отчего!»

С самого детства, точнее, с шести лет, когда я впервые увидел Ахматову, ее образ накрепко соединился в моем воображении с Ленинградом...

Уже само появление Ахматовой в моей мальчишеской жизни было необычайно значительно и впечатляюще. Может быть, отчасти причиной тому послужило и поведение старших и постоянное упоминание ее имени в разговорах о Ленинграде. Когда вместе с мамой я переехал в дом, где поселились писатели , вокруг нас появилось столько людей, связанных с событиями литературной жизни, с поэзией и непосредственно с Анной Андреевной, что в моем ребячьем сознании она сразу заняла особое, даже несколько таинственное, вроде инопланетянское место.

Наша квартира помещалась в первом этаже, у самой земли, так что летом я отправлялся во двор не иначе как через окно; комнатки были маленькие, и потому диван, стоявший в главной комнате и занимавший большую ее часть, являлся в то же время и самым парадным местом. Здесь усаживали особо почетных гостей, а в дни детских праздников даже устраивали сцену. По-хозяйски, один на всем диване я имел право царствовать только в дни болезни, да и то при условии очень высокой температуры. Но каждый раз, когда из Ленинграда приезжала эта непохожая на московских маминых подруг дама, которую все называли по имени и отчеству, она сразу получала диван. Она забиралась с ногами и так возлежала на нем, когда хотела и сколько хотела. Опершись на подушку, она могла и пить кофе, и читать, и принимать гостей. Она не только приезжала из Ленинграда, но и сама вся, по моим понятиям, была ленинградская. Ее прическа с длинной аккуратной челкой, какие-то особенно просторные длинные платья, позволявшие легко располагаться на диване, огромный платок, медленные движения, тихий голос - все было совершенно ленинградское.

Еще до войны мама взяла меня с собой на гастроли в Ленинград, и тогда впервые я увидел его наяву. ...Специально для младшего поколения была устроена экскурсия и в Царское Село , и Ахматова целый день водила нас по самым таинственным уголкам парка. Следующий и последний раз я был с ней в этих местах после войны. Никаких особенно выгодных для рассказа событий в тот день не было, и только само согласие Ахматовой отправиться в Царское Село делало нашу поездку совершенно исключительной. После войны она как бы навсегда рассталась с местами своей молодости. В стихах 1944 года есть такая строка:

На прошлом я черный поставила крест. Так что ее намерение побывать в Царском Селе десятью годами позже окончания войны было для меня совершенно неожиданно и скорее тревожно, чем празднично. Я и теперь не берусь гадать, что заставило Анну Андреевну после многих лет именно в этот день осени пройти через весь Дворцовый парк, но ни минуты не сомневаюсь, что повод был важным и значительным. Когда мы приехали, ни одной машины у входа не оказалось, да и посетителей, обычно дожидающихся экскурсии, я не заметил. Я уже собирался ставить машину, когда Анна Андреевна вдруг предложила мне ехать дальше. Мы медленно обогнули всю ограду и оказались у полуразрушенных задних ворот. Тогда реставрация еще только начиналась, и большинство строений носило отпечаток войны. Тут Анна Андреевна попросила остановиться. Мы вылезли из старенького "Москвича", из той самой первой и любимой моей машины, которая называлась "Аннушка" или "Анечка", за что в свое время я расплатился ужасными днями стыда и угрызений совести, но это было позже и об этом рассказ особый. Мы долго бродили по неубранным аллеям и заросшим дорожкам, останавливаясь в каких-то, на первый взгляд, ничем не замечательных местах. Редко и очень ровно в осеннем воздухе звучал совершенно спокойный, но невероятно захватывающий внимание, неподражаемо спокойный голос Ахматовой. Помню, что в тот день голова ее была покрыта большим черным платком. И всё вместе - неяркий тихий день, каких бывает большинство в нашей долгой осени, полуразрушенные перила мостов с разбитыми декоративными вазами, недвижная черная вода в заросших берегах, пустые покосившиеся, словно покинутые своими изваяниями мраморные пьедесталы на перекрестках и темная фигура пожилой женщины в платке, - все это составляло мир какой- то хрестоматийно русской картины, тем более поразительной, что она все- таки оставалась живой и была еще пронизана пахучим сыроватым воздухом, гулкими криками птиц, неторопливым журчанием переливающейся через запруды воды. Я помню все это так подробно, потому что мне показалось, что тогда там мог бы быть сделан особенно выразительный и точный портрет Ахматовой послевоенного времени.

Мы медленно шли по дорожкам. Отдельные фразы и замечания Анны Андреевны нельзя было сложить в последовательный рассказ, хотя она, видимо, просто в силу деликатности старалась что-то пояснить мне во время прогулки. Но, как и в другие сложные минуты жизни, Ахматова тогда была особенно сдержанной в словах и суховато-жесткой в проявлении каких бы то ни было чувств. Она не останавливалась в печальных позах, не припоминала, морща лоб, что было тут, а что там. Она шла, как человек, оказавшийся на пепелище выгоревшего дотла дома, где среди исковерканных огнем обломков с трудом угадываются останки знакомых с детства предметов.

В жаркие дни он любил прятаться здесь, - с едва уловимым оттенком нежности сказала Анна Андреевна, когда мы проходили буйно поросший зеленью уголок острова. Я пригляделся: в глубине, за кривыми тонкими стволами, торчал ржавый скелет железной скамьи, поставленной еще в лицейские времена.

Здесь лежала его треуголка

И растрепанный том Парни. К островку перекинут только один мостик. Я взглянул на него и вдруг ясно всем существом своим ощутил близость, вернее, реальность пушкинского бытия. Точное указание места как-то выдвинуло и словно материализовало его фигуру. И в самом деле, он мог пройти сюда только этим путем, по этим потертым чугунным плитам, и сидеть только здесь - другого, более укромного уголка на острове нет. А эта почти современная по форме железная скамья, запрятанная на самом берегу в кустах, будто нарочно была избрана Пушкиным, чтобы пережить все и остаться на своем месте даже тогда, когда стоящий в нескольких шагах каменный павильон содрогнулся от взрыва...

Анна Андреевна обогнула изуродованное строение и, взойдя на широкую растрескавшуюся ступеньку, провела рукой по краю кирпичной раны.

Тут был какой-то секрет, - сказала она, - ведь места совсем мало, а инструменты звучали, как возле органа. Здесь все любили играть... Видимо, в павильоне музыкальные вечера бывали и при Пушкине, но теперь Анна Андреевна уже говорила о своей юности. Меня поразило не столько то, что интонация, с которой она сказала об убежище поэта, ничуть не изменилась, когда речь зашла о музыке и ее собственных впечатлениях, сколько то удивительно мудрое, несколько пренебрежительное отношение к варварству, которое она сохранила на протяжении всего дня. Ее светлые внимательные глаза подолгу в упор смотрели на изображенные, наверняка знакомые ей в каждом изгибе лепные украшения, на обломки статуй, на выгоревшие черные окна тех комнат, где ей не раз приходилось бывать, но в этих глазах не было ни удивления, ни злобы, ни слез. Мне даже почудилось, что сказанное в стихах о Ленинграде было для нее и клятвой, данной перед лицом всех неисчислимых потерь.

Но мнится мне: в сорок четвертом,

И не в июня ль первый день,

Как на шелку возникла стертом

Твоя страдальческая тень.

Еще на всем печать лежала

Великих бед, недавних гроз,

И я свой город увидала

Сквозь радугу последних слез. Я оторопел перед мужеством и духовной силой этой больной, старой женщины. Память и достоинство - вот и все, что она могла противопоставить всей этой чудовищной реальности. Может показаться странным, что, вспоминая о поэте, воспевшем тончайшие движения женской души, я то и дело говорю о мужестве, о силе, о ясности взгляда, но - да простят мне настоящие биографы Ахматовой - без этой стороны ее человеческой натуры не могли бы явиться и многие строки ее сочинений, не мог бы возникнуть и тот покоряющий своей сложнейшей гармонией образ "человека на все времена", который и сейчас притягивает множество довольно далеких от поэзии людей. Оборвись жизнь Ахматовой раньше, чему было предостаточно возможностей, не проживи она, вопреки туберкулезу, голоду, тифу, инфарктам, назло всем превратностям судьбы такую полную, а главное, ничем не прикрытую, ни от чего не защищенную человеческую жизнь, люди никогда бы не узнали, что скрывается за ее поэтической маской, чем обеспечиваются строки ее прекрасных стихов.

Человеческие изменения, происходившие с Ахматовой, довольно ясно отражены даже в самом простом подборе ее фотографий. Она менялась вместе со временем, но оставалась собой, ее голос никогда невозможно было перепутать с другими. Жизнь безжалостно разрушала ее человеческие убежища, оставляя один на один со всем тем, что происходило вокруг, выплавляя из ее души, из ее судьбы все новые и новые строки золотых стихов. Времени было угодно, чтобы она не только пережила войны, выпавшие на долю ее поколения, но еще и оказалась ленинградкой в самой страшной из них.

А не ставший моей могилой,

Ты, гранитный, кромешный, милый,

Побледнел, помертвел, затих.

Разлучение наше мнимо:

Я с тобою неразлучима,

Тень моя на стенах твоих,

Отраженье мое в каналах,

Звук шагов в Эрмитажных залах... Постепенно, год за годом, обнажалась поэтическая и человеческая суть Ахматовой, та внутренняя целостность и сила, которые позволяли ей до последнего дня оставаться верной своему призванию. Многие справедливо замечали, что в конце жизни Ахматова была похожа на портреты времен Возрождения. Судя по рисунку Леонардо да Винчи, где он изобразил себя стариком, она действительно вполне могла бы быть его сестрой, но в то же время и переодетым дожем Венеции и генуэзским купцом. Однако самое интересное в этом наблюдении то, что она действительно и по духу, и по осанке, и по широте своих взглядов, и по разнообразию земных интересов была человеком формации Возрождения со всеми вытекающими из этой принадлежности выгодами, противоречиями, потерями и лишениями. Иными словами, ее уделом был не тихий музейный зал с уже обожествленными экспонатами, а, скорее, сама та раздираемая противоречиями, пронизанная жестоким противоборством жизнь, в круговороте которой поэт оказывался трибуном и борцом, художник - мыслителем, а мореплаватель - ученым.

Глубочайшая связь стихов Ахматовой с ее личностью, судьбой, со всем, что ее окружало, породило удивительный резонанс. Теперь, когда ее нет, но большинство сочинений стало известно публике, оказалось, что и без пояснения специалистов, а просто из стихотворений, статей, кусочков прозы Анны Андреевны люди легко и верно составляют ее портрет. Для меня несомненно, что эта близость, понятность любых, даже на первый взгляд весьма личных стихов Ахматовой объясняется прежде всего тем, что она до конца разделила и пронесла на своих плечах судьбу современников.

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был. Очень трудно указать, выявить ту сложную связь, которая пронизывает любые настоящие стихи и впрямую накоротко соединяет их с личностью, с самой будничной жизнью поэта. Но она есть и, по моему глубокому убеждению, не обрывается никогда, оставаясь подлинной даже в самых прозаических обстоятельствах. Помню, я должен был что-то сделать для Анны Андреевны - не то сбегать куда-то, не то отыскать нужную ей книгу - и потому, вернувшись домой, уже с порога спросил, где Анна Андреевна. - В больнице, - был ответ. Я опешил. - Врач со "скорой" предполагает разрыв сердца. - Когда это случилось? - Утром во время завтрака. - Как же, когда я сам завтракал с ней?! К вечеру все подтвердилось. Это был обширнейший инфаркт. Жизнь Ахматовой повисла на волоске... Даже говорить с ней было запрещено, и врач допытывался у домашних, как это произошло: не упала ли больная и не ударилась ли как-то при этом, долгой или внезапно короткой была боль, теряла ли она сознание - и все тому подобное. Но ничего "тому подобного", типичного для такого сердечного удара, не было.

Мы сидели за столом и завтракали. Надобно сказать, что под руководством Ардова завтрак в нашем доме превращался в бесконечное, нередко плавно переходящее в обед застолье. Все, приходившие с утра и в первой половине дня - будь то школьные приятели братьев, студенты с моего курса, артисты, пришедшие к Виктору Ефимовичу по делам, мамины ученики или гости Анны Андреевны, - все прежде всего приглашались за общий стол и, выпив за компанию чаю или "кофию", как говорила Ахматова, невольно попадали в круг новостей и разговоров самых неожиданных. А чашки и какая-то нехитрая еда, между делом сменяющаяся на столе, были не более чем поводом для собрания, вроде как в горьковских пьесах, где то и дело по воле автора нужные действующие лица сходятся за чаепитием. В этом круговороте постоянными фигурами были только Ахматова и Ардов. Он спиной к окну в кресле, она - рядом, в углу дивана. Оба седые, красиво старые люди, они много лет провожали нас, напутствуя и дружески кивая со своих мест, в институты, на репетиции, в поездки, на свидания, а в общем-то, в жизнь. В то утро все шло обычным порядком, только я выпадал первым и, поскольку нужно было уходить, старался по-настоящему съесть бутерброд и успеть выпить чаю. Дождавшись окончания очередной новости, которую принес кто-то из сидящих за столом, Анна Андреевна не спеша поднялась. - Я на минуту вас покину, - сказала она. Взяла, как обычно, лежащую на диване сумочку, с которой никогда не расставалась, и направилась к двери.

Анна Андреевна, я уже должен сейчас уходить, вы просили... - начал было я. Ахматова повернулась, опираясь на полуоткрытую дверь.

Бога ради, не думайте об этом, Алеша. Мы все решим вечером, - сказала она примирительно и, не торопясь, спокойно вышла из комнаты. Я ушел. Через некоторое время, заварив очередную порцию свежего чая, мама заглянула в каморку Анны Андреевны. Ахматова лежала неподвижно, сумка была аккуратно поставлена на стул, туда, где стояла обычно, и только смертельная бледность лица заставила маму зайти в комнату. Врач не верил этому рассказу. Тогда он еще не знал Анну Андреевну, вернее, эта грузная старуха еще не соединялась в его воображении с тем поэтом, который несколькими годами раньше написал, обращаясь к страдающим в осаде людям:

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет. Мужество не покидало Анну Андреевну никогда, и полагаю, что это вполне естественно, поскольку мужество - качество, отличающее людей высшего порядка и по иронии судьбы стоящее на противоположном конце от тех мышечно-звериных признаков, которыми природа наделяет сильный пол. Человеческое мужество представляет собой силу, почти всегда направленную внутрь себя, в то время как звериное - чаще напоказ, в сторону окружающих, главным образом более слабых.

Анна Андреевна позволяла себе иронизировать по поводу собственных знаменитейших стихов. И это ничуть не противоречило ее внешней царственности, не нарушало ее внутренней поэтической гармонии. Напротив, только дополняло и обогащало ее образ, сообщая ему то четвертое измерение, по которому Мандельштам отличал поэзию от рифмованных строк. Помню, как однажды, когда "завтраканье" уже перевалило за полдень, в комнате появилась скромная, совсем еще юная поклонница Ахматовой. Оторопев от развязности и сумбурности разговора, который шел в присутствии ее кумиpa, она после долгого молчания почтительно и скромно попросила Анну Андреевну надписать ей книгу, которую, как святыню, держала в руках. Глубокая искренность и невероятное волнение, прозвучавшие в голосе этой девушки, точно пристыдили сидящих за столом: все как-то почтительно подтянулись, будто разом вспомнили чин, звание, возраст и значение Ахматовой, а еще вернее сказать, приняли на себя те роли, которые должны бы играть в присутствии Ахматовой, по разумению этой поклонницы. Анна Андреевна извинилась и, забрав свою сумочку, пригласила гостью в каморку... Они удалились, разговор за столом быстро восстановился, но все-таки теперь шел в несколько приглушенных тонах, поскольку никому не хотелось подводить Анну Андреевну в глазах непорочной представительницы читающей публики. Через некоторое время Ахматова в сопровождении раскрасневшейся и еще более взволнованной поклонницы вернулась в столовую и, предложив ей чашку чая, заняла свое место. Девушка молча глотала кипяток, и даже спокойные слова Анны Андреевны никак не снимали ее напряжения. Всякий не совсем бессердечный человек, попав в круг такой сцены, невольно покажется себе чуточку развязным - уж слишком явственно все существо этой случайной посетительницы отражало истинное значение Ахматовой. Поэтому, когда не проронив ни слова, девушка, ко всеобщему облегчению, благополучно проглотила последнюю каплю чая и, молча поклонившись, ушла, никто из оставшихся за столом как-то не решался первым возобновить разговор. Образовалась пауза, в которой все как бы впервые, наново устраивались, рассаживались вокруг Анны Андреевны. А она, ни на кого не глядя, точно не замечая этого замешательства, занималась своей чашкой. Вдруг, так и не отрываясь от чая, а только высоко, чисто по-ахматовски, подняв брови, она подчеркнуто драматично продекламировала, медленно роняя слова:

Сжала руки под темной вуалью...

"Отчего ты сегодня бледна?" - и подняла лукаво смеющиеся глаза. Вся напряженная, тяжелая холодность минуты треснула, как лед, и живая веселая вода вырвалась на простор. С того дня всех поклонниц Анны Андреевны мы делили по ее стихам и соответственно им легко и весело соблюдали ритуал свидания поэта и читателя.

Но самое безжалостное, публичное издевательство над стихами Анны Андреевны устраивалось в виде представления. Гости, которых Ахматова развлекала таким образом, особенно преданные почитатели, каменели и озирались, точно оказавшись вдруг в дурном сне. Теперь я могу засвидетельствовать, что вся режиссура и подготовка этого домашнего развлечения принадлежат самой Анне Андреевне. Хотя, конечно, тут есть и своя предыстория.

Когда, вернувшись в Москву, на эстраде вновь появился Вертинский , кажется, не было человека, который избежал бы увлечения этим артистом.

Благодаря множеству общих друзей Вертинский скоро появился и в доме Ардова. А на лето наши семьи поселились в дачном поселке Валентиновка , где издавна отдыхали многие актеры театра, певцы, писатели и художники. Таким образом я получил возможность не только часто бывать на концертах Александра Николаевича, но и наблюдать его дома. Необычайно доброжелательный, остроумный и какой-то открыто талантливый человек, Вертинский легко заражал окружающих своей фантазией и постоянно поддерживал малейшие проблески творческих начинаний, так что ни одно домашнее торжество не обходилось без выдумки и всяческих веселых сюрпризов. И вот для одного из таких дачных собраний силами молодежи Давид Григорьевич Гутман подготовил Вертинскому ответное представление, в котором я должен был изобразить самого Александра Николаевича.

Александр Николаевич смеялся больше всех и после подготовленного номера заставил меня спеть еще несколько куплетов из разных песен. Надо сказать, что секрет успеха заключался не столько в самом исполнении, сколько в невероятном знании материала. Кроме слов всего репертуара Вертинского, бывая на концертах, я выучил и все его жесты, притом не только вообще присущие ему, а точно к каждому куплету. С тех пор номер и остался для разных домашних и студенческих развлечений. Постепенно я настолько приспособился к пластике и характеру интонации, что легко подменял текст, заменяя слова песен нужными к случаю сочинениями. Особенно несуразно и смешно звучали в манере салонного романса стихи Маяковского. Анна Андреевна не раз заставляла меня повторять эти пародии и таким образом прекрасно знала весь мой репертуар. И вот однажды при большом собрании гостей после чтения стихов, воспоминаний и всяческих рассказов вечер постепенно перешел в веселое застолье. Стали перебирать сценические накладки, изображали актеров, читали пародии и так постепенно добрались до Вертинского. Ничего не подозревая, я изобразил несколько куплетов, в том числе и на стихи Маяковского, и уже собирался уступить площадку следующему исполнителю, как вдруг Анна Андреевна сказала:

Алеша, а вы не помните то, что Александр Николаевич поет на мои стихи? Я, конечно, помнил переложенные на музыку строки Ахматовой

"Темнеет дорога приморского сада...", но Вертинский в те годы не включал этот романс в программу концертов, и его можно было слышать только в граммофонной записи. На этом основании я и стал отговариваться от опасного номера.

Но это неважно, - улыбнулась Анна Андреевна,- тогда какие- нибудь другие, как вы берете из Маяковского... Пожалуйста, это очень интересно. Так я во второй раз оказался лицом к лицу с автором. Только теперь напротив меня вместо Вертинского сидела Ахматова, а вокруг, как и тогда, - несколько притихшие настороженные гости. Отступать было некуда, мой верный аккомпаниатор уже наигрывал знакомые мелодии. Здесь следует заметить, что даже переложение Маяковского выглядит не столь противоестественно и разоблачающе, как в случае с Ахматовой, потому что у него речь идет все-таки от лица мужчины, в то время как сугубо женские признания и чувства Ахматовой в соединении с жестом и чисто мужской позицией Вертинского превращаются почти в клоунаду.

Я сразу почувствовал это и потому решительно не знал, что же делать. Тогда, как бы помогая, Анна Андреевна начала подсказывать на выбор разные стихи. И тут мне стало совсем не по себе - это были строки ее лучших, известнейших сочинений... Но она явно не хотела отступать. В такие минуты глаза Ахматовой, вопреки царственно-спокойной позе, загорались лукаво-озорным упрямством и, казалось, она готова принять любые условия игры. Подсказывая, как опытный заговорщик, каждое слово, она наконец заставила меня спеть первые строки. Я осмелел, и романс стал понемногу обретать свою веселую форму. Так в тот раз Анна Андреевна публично организовала и поставила этот свой пародийный номер, которым потом нередко "угощала" новых и новых гостей. Думаю, многие из них и сегодня не простили мне того, что я делал со стихами Ахматовой, поскольку не знали ни происхождения этой пародии, ни той лукавой мудрости и внутренней свободы, с которыми Ахматова относилась к любым, в том числе и своим собственным творениям. Все это можно бы оставить в сундуке сугубо домашних воспоминаний и не связывать с представлениями о поэзии Ахматовой, но в таких, несколько варварских развлечениях, а главное, в том, как относятся к ним сами герои, мне всегда чудится и некоторое проявление скрытой силы, ясности авторского взгляда на мир и на свое место в нем. Будучи совершенно явным исключением среди всех окружающих, Анна Андреевна никогда сама не огораживала свои владения, не исключала ни себя, ни свои стихи из окружающей ее жизни.

Она всегда охотно читала свои новые сочинения друзьям, людям разных поколений и спрашивала их мнение и слушала их противоречивые суждения, а главное, до последних дней действительно была способна слышать то, что они говорили.

Всегда оставаясь собой, Анна Андреевна тем не менее удивительно быстро и деликатно овладевала симпатией самых разных людей, потому что не только взаправду интересовалась их судьбой и понимала их устремления, но и сама входила в круг их жизни, как добрый и вполне современный человек. Только этим я могу объяснить ту удивительную непринужденность и свободу проявлений, то удовольствие, которое испытывали мои сверстники - люди совсем иного времени, положения и воспитания, - когда читали ей стихи, показывали рисунки, спорили об искусстве или просто рассказывали смешные истории.

Убеленные сединами солидные посетители, которые навещали Ахматову в Будке, не на шутку смущались, найдя за ветхим забором вместо тихой обители у куста знаменитой бузины настежь распахнутый дом. Во дворе валялись велосипеды, стояли мотоциклы и бродили по-домашнему одетые молодые люди. Одни разводили костер, другие таскали воду, а третьи шумно сражались в кости, расположившись на ступенях веранды. В соответствии с испугом гостя и серьезностью его визита эта публика, конечно, сразу несколько стихала, приобретая необходимую долю приличия, но кипевшая вокруг дома жизнь отнюдь не прекращалась и не теряла первоначального направления. Анна Андреевна очень чинно уводила посетителя в свою комнату, говорила с ним о делах, угощала чаем или "кофием", а потом, если находила это нужным, приглашала гостя на веранду к общему столу. - Эти молодые люди очень помогают нам,- сказала Анна Андреевна одному весьма важному человеку перед тем, как представить нас по именам. Гость вежливо улыбнулся, но в глазах его вновь возникло то замешательство, которое появилось, когда он шагнул за калитку, и от этого я вдруг как-то со стороны взглянул на нашу компанию. Наверное, с точки зрения этого почтенного ученого, мы выглядели странновато. За столом, если не считать хрупкой Анечки Пуниной и милой старушки, которая хлопотала с посудой, сидела пестрая компания здоровенных парней, любой из которых вполне мог бы не то что обслужить, но ограбить две такие дачи вместе с зимним запасом дров. Примерно такие соображения довольно явственно и отразились на лице почтенного гостя. Боюсь говорить за Анну Андреевну, но в ту минуту мне показалось, что она рассчитывала на этот эффект и теперь была вполне довольна. А кончилось все наилучшим образом. Без малейшего усилия Анна Андреевна взяла на себя роль переводчика, и, хотя переводить ей приходилось не только с языка на язык, но еще и через два поколения, каждое из которых обладало своими симпатиями, она легко находила то, что оставалось живым, понятным и увлекательным для обеих сторон.

Ученый оказался замечательным и очень общительным человеком. Натянутость скоро исчезла, всем стало интересно и весело. Еще и еще раз неистово трещал мотоцикл, прыгавший по сосновым корням на дороге от дачи к магазину. Анна Андреевна всячески поднимала акции каждого из нас, так что к вечеру получилось, что за столом собрались люди, каждый из которых в своей области чуть ли не такого же значения, как и сам профессор.

Вообще на таких "балах" и нечаянных встречах мы представали перед гостями Анны Андреевны более умными, образованными, талантливыми, интересными, чем были на самом деле. Шутя и не шутя Ахматова всегда вроде бы между прочим завышала не только наши достижения и способности, но при удобном случае и чины. И это было бы просто мило и смешно, если бы теперь не оказалось, что многое из того, что сделано подле нее, вернее, в кругу ее внимания, и в самом деле лучше, значительнее, интереснее, чем то, что появлялось в замысле, в черновике или в эскизе. Кто знает, может быть, люди именно потому так легко, надолго и охотно прикипали к ее жизни, что становились значительнее, талантливее, сильнее самих себя. Думаю, у каждого, кто бывал с Ахматовой, найдутся какие-то примеры, иллюстрирующие этот эффект возвышения, но они будут столь же различны, сколько не похожи характеры и судьбы окружавших ее людей.

Понятно, поскольку настоящее удается и обретает форму художественного произведения очень редко, а еще реже признается таковым современниками. А потому видеть, оценивать себя и свои творения со стороны, не цепляясь за прошлое, за обстоятельства и законы, в которых эти творения родились, - удел очень немногих и тоже только обладающих мужеством людей.
Анна Андреевна позволяла себе иронизировать по поводу собственных знаменитейших стихов. И это ничуть не противоречило ее внешней царственности, не нарушало ее внутренней поэтической гар-монии. Напротив, только дополняло и обогащало ее образ, сообщая ему то четвертое измерение, по ко-торому Мандельштам отличал поэзию от рифмованных строк.
Помню, как однажды, когда «завтраканье» уже перевалило за полдень, в комнате появилась скромная, совсем еще юная поклонница Ахматовой. Оторопев от развязности и сумбурности разговора, который шел в присутствии ее кумира, она после долгого молчания почтительно и скромно попросила Анну Андреевну надписать ей книгу, которую, как святыню, держала в руках. Глубокая искренность и невероятное волнение, прозвучавшие в голосе этой девушки точно пристыдили сидящих за столом; все как то почтительно подтянулись, будто разом вспомнили чин, звание, возраст и значение Ахматовой, а еще вернее сказать, приняли на себя те роли, которые должны бы играть в присутствии Ахматовой, по разумению этой поклонницы.
Анна Андреевна извинилась и, забрав свою сумочку, пригласила гостью в каморку… Они удали-лись, разговор за столом быстро восстановился, но все таки теперь шел в несколько приглушенных то-нах, поскольку никому не хотелось подводить Анну Андреевну в глазах непорочной представительни-цы читающей публики. Через некоторое время Ахматова в сопровождении раскрасневшейся и еще бо-лее взволнованной поклонницы вернулась в столовую и, предложив ей чашку чая, заняла свое место. Девушка молча глотала кипяток, и даже спокойные слова Анны Андреевны никак не снимали ее напря-жения.
Всякий не совсем бессердечный человек, попав в круг такой сцены, невольно покажется себе чу-точку развязным - уж слишком явственно все существо этой случайной посетительницы отражало ис-тинное значение Ахматовой. Поэтому, когда, не проронив ни слова, девушка, ко всеобщему облегче-нию, благополучно проглотила последнюю каплю чая и, молча поклонившись, ушла, никто из остав-шихся за столом как то не решался первым возобновить разговор. Образовалась пауза, в которой все как бы впервые, наново устраивались, рассаживались вокруг Анны Андреевны. А она, ни на кого не глядя, точно не замечая этого замешательства, занималась своей чашкой. Вдруг, так и не отрываясь от чая, а только высоко, чисто по ахматовски подняв брови, она подчеркнуто драматично продекламиро-вала, медленно роняя слова:

«Сжала руки под темной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?» -

И подняла лукаво смеющиеся глаза. Вся напряженная, тяжелая холодность минуты треснула, как лед, и живая веселая вода вырвалась на простор. С того дня всех поклонниц Анны Андреевны мы дели-ли по ее стихам и соответственно им легко и весело соблюдали ритуал свидания поэта и читателя.
Но самое безжалостное, публичное издевательство над стихами Анны Андреевны устраивалось в виде представления. Гости, которых Ахматова развлекала таким образом, особенно преданные почита-тели, каменели и озирались, точно оказавшись вдруг в дурном сне. Теперь я могу засвидетельствовать, что вся режиссура и подготовка этого домашнего развлечения принадлежат самой Анне Андреевне. Хо-тя, конечно, тут есть и своя предыстория.
Когда, вернувшись в Москву, на эстраде вновь появился Вертинский, кажется, не было человека, который избежал бы увлечения этим артистом. Его грустноватые иронические песни и безупречно от-точенная манера исполнения были настолько непохожи на все, чем в те годы славились наши концерт-ные программы, что публика принимала каждый номер как маленький неповторимый спектакль. И если для старшего поколения он был еще сколько то знаком по первым выступлениям в маске Пьеро, то для нас, молодых, его явление казалось абсолютным откровением. Не понимая доброй половины француз-ских слов и названий, фигурировавших в тексте его сочинений, мы распевали Вертинского, стараясь придать своим физиономиям бесстрастно утомленный вид все переживших господ.
Благодаря множеству общих друзей Вертинский скоро появился и в доме Ардова. А на лето наши семьи поселились в дачном поселке Валентиновка, где издавна отдыхали многие актеры театра, певцы, писатели и художники. Таким образом я получил возможность не только часто бывать на концертах Александра Николаевича, но и наблюдать его дома. Необычайно доброжелательный, остроумный и какой то открыто талантливый человек, Вертинский легко заражал окружающих своей фантазией и постоянно поддерживал малейшие проблески творческих начинаний, так что ни одно домашнее торжество не обходилось без выдумки и всяческих веселых сюрпризов.
И вот для одного из таких дачных собраний силами молодежи Давид Григорьевич Гутман подго-товил Вертинскому ответное представление, в котором я должен был изобразить самого Александра Николаевича. То была одна из незабываемых и особенно страшных моих премьер: публикой являлись актеры и друзья Вертинских, а прямо напротив в кресле восседал он сам.
Откуда то из театра специально был привезен фрак. Часа за три до начала при общем веселье уст-роителей вечера я стал гримироваться, пытаясь придать своему лицу черты Вертинского. Консультанты по гриму безжалостно требовали преображения, так что в конце концов для точности формы вся голова и брови оказались заклеенными лаком, карикатурный нос - вылепленным из гуммоза, а руки и лицо - отбеленными пудрой. Так я и появился вечером. Александр Николаевич смеялся больше всех и после подготовленного номера заставил меня спеть еще несколько куплетов из разных песен. Надо сказать, что секрет успеха заключался не столько в самом исполнении, сколько в невероятном знании материа-ла. Кроме слов всего репертуара Вертинского, бывая на концертах, я выучил и все его жесты, притом не только вообще присущие ему, а точно к каждому куплету.
С тех пор номер и остался для разных домашних и студенческих развлечений. Постепенно я на-столько приспособился к пластике и характеру интонации, что легко подменял текст, заменяя слова пе-сен нужными к случаю сочинениями. Особенно несуразно и смешно звучали в манере салонного ро-манса стихи Маяковского. Анна Андреевна не раз заставляла меня повторять эти пародии и таким обра-зом прекрасно знала весь мой репертуар.
И вот однажды при большом собрании гостей после чтения стихов, воспоминаний и всяческих рассказов вечер постепенно перешел в веселое застолье. Стали перебирать сценические накладки, изо-бражали актеров, читали пародии и так постепенно добрались до Вертинского. Ничего не подозревая, я изобразил несколько куплетов, в том числе и на стихи Маяковского, и уже собирался уступить площад-ку следующему исполнителю, как вдруг Анна Андреевна сказала:
- Алеша, а вы не помните то, что Александр Николаевич поет на мои стихи?
Я, конечно, помнил переложенные на музыку строки Ахматовой «Темнеет дорога приморского сада…», но Вертинский в те годы не включал этот романс в программу концертов, и его можно было слышать только в граммофонной записи. На этом основании я и стал отговариваться от опасного номе-ра.
- Но это не важно, - улыбнулась Анна Андреевна, - тогда какие нибудь другие, как вы берете из Маяковского… Пожалуйста, это очень интересно.
Так я во второй раз оказался лицом к лицу с автором. Только теперь напротив меня вместо Вер-тинского сидела Ахматова, а вокруг, как и тогда, - несколько притихшие настороженные гости. От-ступать было некуда, мой верный аккомпаниатор уже наигрывал знакомые мелодии. Здесь следует за-метить, что даже переложение Маяковского выглядит не столь противоестественно и разоблачающе, как в случае с Ахматовой, потому что у него речь идет все таки от лица мужчины, в то время как сугубо женские признания и чувства Ахматовой в соединении с жестом и чисто мужской позицией Вертинско-го превращаются почти в клоунаду.
Я сразу почувствовал это и потому решительно не знал, что же делать. Тогда, как бы помогая, Ан-на Андреевна начала подсказывать на выбор разные стихи. И тут мне стало совсем не по себе - это были строки ее лучших, известнейших сочинений…
Но она явно не хотела отступать. В такие минуты глаза Ахматовой, вопреки царствен-но спокойной позе, загорались лукаво озорным упрямством и, казалось, она готова принять любые ус-ловия игры.
Подсказывая, как опытный заговорщик, каждое слово, она наконец заставила меня спеть первые строки. Я осмелел, и романс понемногу стал обретать свою веселую форму.
Так в тот раз Анна Андреевна публично организовала и поставила этот свой пародийный номер, которым потом нередко «угощала» новых и новых гостей. Думаю, многие из них и сегодня не простили мне того, что я делал со стихами Ахматовой, поскольку не знали ни происхождения этой пародии, ни той лукавой мудрости и внутренней свободы, с которыми Ахматова относилась к любым, в том числе и своим собственным творениям.
Все это можно бы оставить в сундуке сугубо домашних воспоминаний и не связывать с представлениями о поэзии Ахматовой, но в таких, несколько варварских развлечениях, а главное, в том, как относятся к ним сами герои, мне всегда чудится и некоторое проявление скрытой силы, ясности авторского взгляда на мир и на свое место в нем. Будучи совершенно явным исключением среди всех окружающих, Анна Андреевна никогда сама не огораживала свои владения, не исключала ни себя, ни свои стихи из окружающей ее жизни.
Она всегда охотно читала свои новые сочинения друзьям, людям разных поколений и спрашивала их мнение и слушала их противоречивые суждения, а главное, до последних дней действительно была способна слышать то, что они говорили.
Около значительного, со всемирной известностью, да еще трудной судьбой человека окружающим иногда выпадают самые неожиданные роли, и весь вопрос в том, сколь тягостна или, наоборот, естест-венно проста и увлекательна оказывается эта новая должность для того, кто ее получил. Конечно, пер-вое время из любопытства или какой то собственной выгоды всякий новичок легко смирится и с нелов-ким положением, но на таких связях никак не может держаться ежедневная долгая жизнь, и потому я думаю, что люди, которые были возле Анны Андреевны на протяжении последних лет, так же как и члены нашей семьи, нисколько не прикидывались в присутствии Ахматовой и никак не были обремене-ны грузом ее славы или величия.
Всегда оставаясь собой, Анна Андреевна тем не менее удивительно быстро и деликатно овладева-ла симпатией самых разных людей, потому что не только взаправду интересовалась их судьбой и пони-мала их устремления, но и сама входила в круг их жизни, как добрый и вполне современный человек. Только этим я могу объяснить ту удивительную непринужденность и свободу проявлений, то удоволь-ствие, которое испытывали мои сверстники - люди совсем иного времени, положения и воспитания, - когда читали ей стихи, показывали рисунки, спорили об искусстве или просто рассказывали смешные истории.
Убеленные сединами солидные посетители, которые навещали Ахматову в «Будке» (так она сама называла свою дачу под Ленинградом), не на шутку смущались, найдя за ветхим забором вместо тихой обители у куста знаменитой бузины настежь распахнутый дом. Во дворе валялись велосипеды, стояли мотоциклы и бродили по домашнему одетые молодые люди. Одни разводили костер, другие таскали воду, а третьи шумно сражались в кости, расположившись на ступенях веранды. В соответствии с испу-гом гостя и серьезностью его визита эта публика, конечно, сразу несколько стихала, преобретая необхо-димую долю приличия, но кипевшая вокруг дома жизнь отнюдь не прекращалась и не теряла первона-чального направления. Анна Андреевна очень чинно уводила посетителя в свою комнату, говорила с ним о делах, угощала чаем или «кофием», а потом, если находила это нужным, приглашала гостя на ве-ранду к общему столу.
- Эти молодые люди очень помогают нам, - сказала Анна Андреевна одному весьма важному человеку перед тем, как представить нас по именам.
Гость вежливо улыбнулся, но в глазах его вновь возникло то замешательство, которое появилось, когда он шагнул за калитку, и от этого я вдруг как то со стороны взглянул на нашу компанию. Навер-ное, с точки зрения этого почтенного ученого, мы выглядели странновато. За столом, если не считать хрупкой Анечки Пуниной и милой старушки, которая хлопотала с посудой, сидела пестрая компания здоровенных парней, любой из которых вполне мог бы не то что обслужить, но ограбить две такие дачи вместе с зимним запасом дров.
Примерно такие соображения довольно явственно и отразились на лице почтенного гостя. Боюсь говорить за Анну Андреевну, но в ту минуту мне показалось, что она рассчитывала на этот эффект и теперь была вполне довольна.
А кончилось все наилучшим образом. Без малейшего усилия Анна Андреевна взяла на себя роль переводчика и, хотя переводить ей приходилось не только с языка на язык, но еще и через два поколе-ния, каждое из которых обладало своими симпатиями, она легко находила то, что оставалось живым, понятным и увлекательным для обеих сторон.
Ученый оказался замечательным и очень общительным человеком. Натянутость скоро исчезла, всем стало интересно и весело. Еще и еще раз неистово трещал мотоцикл, прыгавший по сосновым кор-ням на дороге от дачи к магазину. Анна Андреевна всячески поднимала акции каждого из нас, так что к вечеру получилось, что за столом собрались люди, каждый из которых в своей области чуть ли не тако-го же значения, как и сам профессор.
Вообще на таких «балах» и нечаянных встречах мы представали перед гостями Анны Андреевны более умными, образованными, талантливыми, интересными, чем были на самом деле. Шутя и не шутя Ахматова всегда вроде бы между прочим завышала не только наши достижения и способности, но при удобном случае и чины. И это было бы просто мило и смешно, если бы теперь не оказалось, что многое из того, что сделано подленее, вернее, в кругу ее внимания, и в самом деле лучше, значительнее, интереснее, чем то, что появлялось в замысле, в черновике или в эскизе.
Кто знает, может быть, люди именно потому так легко, надолго и охотно прикипали к ее жизни, что становились значительнее, талантливее, сильнее самих себя. Думаю, у каждого, кто бывал с Ахма-товой, найдутся какие то примеры, иллюстрирующие этот эффект возвышения, но они будут столь же различны, сколь непохожи характеры и судьбы окружавших ее людей.
Много раз в жизни я начинал учиться рисовать. Сперва это казалось мне естественным и необхо-димым, поскольку множество взрослых из числа друзей моих родителей были люди, связанные с этим делом по роду своих театральных обязанностей, а кроме того, мастерские, где делали реквизит, шили костюмы, строили декорации или расписывали задники, были неотъемлемой частью моей ребячьей дворовой жизни. Потом я оказался в кругу художников «Крокодила», плакатистов, иллюстраторов, в общем, людей, которые постоянно по любому поводу легко и просто выражали свои мысли или шутили при помощи бумаги и карандаша. Это веселое детское умение мазать красками и пользоваться каран-дашом нежданно негаданно обернулось работой и определило мою должность в профессиональном те-атре Бугульмы, где во время войны пятнадцатилетним мальчишкой я оформлял спектакли, писал афиши и еще подрабатывал, рисуя заголовки всяческих стенных газет в госпиталях и столовых. Так я уже вполне сознательно начал было снова заниматься художеством, но, попав в студию на актерское отде-ление, сразу забросил это дело.
Однако позже, оказавшись на воинской службе в Центральном театре Советской Армии, я опять намеревался попытать счастья в живописи и стал в свободное время заниматься маслом, бегая на уроки к замечательному художнику и педагогу Роберту Рафаиловичу Фальку.
Анна Андреевна, знавшая Фалька и мои намерения, несколько раз интересовалась, как идут дела, и внимательно разглядывала «заданные на дом» натюрморты, наброски, этюды. Молодые актеры, со-стоявшие тогда в команде театра, кроме занятий обычной воинской подготовкой еще работали на сцене и в цехах. Времена были тяжелые, свободных дней оставалось все меньше и меньше, так что мои живо-писные упражнения стали постепенно совсем затухать. И я уже было вовсе потерял интерес к живопи-си, да и веру в серьезность и своевременность этого дела, как вдруг в один из отпускных дней, когда я, наконец вдоволь отоспавшись, слонялся по дому с твердым намерением уже никогда не браться за кис-ти и краски, а придумать что нибудь более подходящее к напряженной послевоенной жизни, Анна Анд-реевна спросила меня, как идут занятия у Фалька. Пользуясь случаем, я стал рассказывать ей о своих сомнениях и трудностях, видимо, более стараясь уверить и утвердить себя, чем описать истинное поло-жение дела. Терпеливо и по обыкновению крайне внимательно выслушав мой сильно сдобренный эмо-циями монолог, Анна Андреевна долго молчала, а потом без тени иронии вдруг сказала:
- Жаль. Я хотела предложить вам попробовать сделать мой портрет…
Я остолбенел от неожиданности и головокружительной крутизны поворота всех моих намерений, рассуждений, жалоб… Легко представить себе, какое действие произвела на меня эта фраза, если учесть, что, написав к тому времени от силы пять или шесть портретов друзей и родственников, я знал о том, как давно Фальк мечтает пополнить свою галерею портретом Ахматовой, я видел, как старик Фа-ворский делал карандашные наброски ее головы, наконец, я собственными руками прибивал в спальне Анны Андреевны строго окантованный рисунок Модильяни, а в памяти были знаменитые работы Ан-ненкова, Тышлера, Петрова Водкина…
Кроме Анны Андреевны и меня, в квартире никого не было. Она сидела на своем обычном месте, в углу дивана, я стоял посреди комнаты, там, где меня застали ее слова.
- Мне кажется, - продолжала после мертвой паузы Ахматова, - вам удаются лица.
Это было в 1952 году. С той поры я больше никогда не писал портреты. Но время, когда я выпол-нял этот заказ, те дни и часы, когда по утрам в тихой прибранной комнате напротив меня сидела Ахма-това, были до краев наполнены творчеством и остались в душе как самая высокая награда за все мои старания и стремления проникнуть в тайны изобразительных искусств.

Я приехал в послевоенный Ленинград работать по приглашению знаменитого режиссера Иосифа Хейфица. Первая настоящая роль в художественном фильме, первая встреча с корифеями советского кино, первые дни самостоятельной актерской жизни - все было ново и захватывающе увлекательно. Все силы, все мысли, все чувства накрепко привязаны к работе, и, кажется, происходи эти съемки даже на Луне, и то ничто не могло бы оказаться интереснее и важнее.
Однако мало помалу, сперва просто как плывущая за окном троллейбуса панорама, потом как места, где снимались натурные сцены или жили мои новые друзья, город начал обретать конкретность, а каменные контуры его строений все прочнее сплетались с событиями и фигурами истории.
Вместе с семьей Пуниных я живу в доме у Ахматовой на улице Красной Конницы. Длинный тем-ный коридор и комнаты по фасаду, как во множестве петербургских домов. Шкафы и стеллажи до по-толка, но книгам все таки вечно не хватает места, и они приживаются всюду, где только могут помес-титься - на письменных столах, тумбочках, подоконниках. Жизнь всех обитателей квартиры всецело подчинена искусству, литературе, театру, истории живописи, и все это неизбежно притягивает в дом, в атмосферу его повседневной жизни тени великих художников, писателей, актеров. Порой они почти оживают, выходя из оброненной Ахматовой фразы, из пожелтевших фотографий и гравюр, или сами говорят со страниц книг, и каждое такое явление стократ усиливается городом. Его каменная громада подхватывает малейшее знание и, словно эхом, многократно отзывается на него реально существую-щими памятниками, местами подлинных и фантастических событий.
Набережные каналов, мосты, переходы галерей, плиты мостовых - эти безмолвные, но насквозь пропитанные духом времени свидетельства былого наполняют книжное представление множеством не-оспоримых конкретных деталей. Пушкинский уголок парка, вещи, которых касалась рука Петра Вели-кого, и просто земля, где перед казнью стояли декабристы, пробуждают скрытые за строками протоко-лов живые черты, характеры людей, а главное, чувство реальности их бытия. И это особенное, чувст-венное знание порой дает несоизмеримо больше воображению, чем самый разумный и точный пересказ. Натолкнувшись на какую то созвучную только тебе крохотную подробность, на случайное совпадение глубоко затаенных впечатлений, невольно начинаешь ощущать и те связи, которые сплетают воедино события истории, человеческие судьбы и творческие создания. Но главное, благодаря чему картины и фигуры прошлого так отчетливо и живо выходили из тьмы забвения, захватывая какую то часть и моей собственной жизни, - главная тайна проникновения все таки заключалась в самой Ахматовой.
За много лет я так привык спрашивать у Анны Андреевны, что значит то и как было это, я так час-то, следуя за ее неторопливым рассказом, оказывался в кругу старого Петербурга, в домах, в собраниях или просто на улицах среди припорошенных снегом экипажей, что в конце концов привык видеть ее всюду. Прямо от кухонного стола, за которым мы сидели по ночам в ожидании закипающего чайника, ее жизнь простиралась куда то в бесконечность, через блокаду и годы нэпа, через разруху и невиданный расцвет искусства, туда, за невообразимый для меня революционный разлом России, мимо Царского Села с кирасирами и балами при свечах, мимо первой мировой войны и дальше, ко временам декабри-стов, к совсем еще юному Пушкину с книгой Парни в руках.
Теперь, когда Анны Андреевны нет, когда ее жизнь и судьба ушли той же дорогой на страницы истории, где ничего нельзя ни изменить, ни исправить, ко множеству манящих образов, к духовному богатству Ленинграда, к великой тайне возлюбленного поэтами города прибавилась и ее тень. И покуда будет стоять этот город, покуда останутся люди, читающие на русском языке, эта тень будет вести по своим следам, возникая то в аллеях Летнего сада, то возле узорных ворот «фонтанного дома», то на лесной дорожке Комарова, где за чахлыми елками долго виднеется приземистый силуэт «Будки»…

«Здесь всё меня переживёт,
Всё, даже ветхие скворешни
И этот воздух, воздух вешний,
Морской свершивший перелёт».

Вариант № 6609834

При выполнении заданий с кратким ответом впишите в поле для ответа цифру, которая соответствует номеру правильного ответа, или число, слово, последовательность букв (слов) или цифр. Ответ следует записывать без пробелов и каких-либо дополнительных символов. Ответами к заданиям 1—26 являются цифра (число) или слово (несколько слов), последовательность цифр (чисел).

Если вариант задан учителем, вы можете вписать или загрузить в систему ответы к заданиям с развернутым ответом. Учитель увидит результаты выполнения заданий с кратким ответом и сможет оценить загруженные ответы к заданиям с развернутым ответом. Выставленные учителем баллы отобразятся в вашей статистике. Объём сочинения — не менее 150 слов.

Ука-жи-те но-ме-ра пред-ло-же-ний, в ко-то-рых верно пе-ре-да-на ГЛАВ-НАЯ ин-фор-ма-ция, со-дер-жа-ща-я-ся в тек-сте. За-пи-ши-те но-ме-ра этих пред-ло-же-ний.

1) В XIX веке лон-дон-цы бо-ро-лись с на-до-ев-шей пылью, за-пре-щая то-пить печи и ка-ми-ны ка-мен-ным углём, од-на-ко до конца спра-вить-ся с про-бле-мой им не уда-лось.

2) В XIX веке пыли на ули-цах Лон-до-на было много, и это было свя-за-но с тем, что дома лон-дон-цев отап-ли-ва-лись ка-мен-ным углём.

3) Ан-глий-ский физик XIX века Дж. Г. Стокс понял, какую серьёзную угро-зу пред-став-ля-ет пыль для че-ло-ве-че-ства, когда за-ни-мал-ся во-про-сом очист-ки лон-дон-ско-го воз-ду-ха от пыли, до-са-ждав-шей го-ро-жа-нам.

4) На-ли-чие пыли в Лон-до-не не осо-бен-но бес-по-ко-и-ло го-ро-жан, над этой про-бле-мой впер-вые за-ду-мал-ся физик Дж. Г. Стокс, за-ло-жив-ший позже ос-но-вы га-зо-очист-ки.

5) О том, что пыль в недалёком бу-ду-щем может пре-вра-тить-ся в мас-штаб-ную про-бле-му для че-ло-ве-ка, впер-вые за-ду-мал-ся ан-глий-ский физик Дж. Г. Стокс, когда в XIX веке за-ни-мал-ся про-бле-мой очист-ки воз-ду-ха в Лон-до-не, где ко-ли-че-ство пыли было не-ма-лым.

Ответ:

Какое из при-ведённых ниже слов (со-че-та-ний слов) долж-но сто-ять на месте про-пус-ка во вто-ром (2) пред-ло-же-нии тек-ста? Вы-пи-ши-те это слово (со-че-та-ние слов).

По-это-му

Из-за этого

Кроме того,

Ответ:

Про-чи-тай-те фраг-мент сло-вар-ной ста-тьи, в ко-то-рой при-во-дят-ся зна-че-ния слова МЕРА. Опре-де-ли-те, в каком зна-че-нии это слово упо-треб-ле-но в пер-вом (1) пред-ло-же-нии тек-ста. Вы-пи-ши-те цифру, со-от-вет-ству-ю-щую этому зна-че-нию в при-ведённом фраг-мен-те сло-вар-ной ста-тьи.

МЕРА , -ы, ж.

1) Еди-ни-ца из-ме-ре-ния. М. веса.

2) Пре-дел, в ко-то-ром осу-ществ-ля-ет-ся, про-яв-ля-ет-ся что-н. Знать меру .

3) Сред-ство для осу-ществ-ле-ния чего-н., ме-ро-при-я-тие. Меры предо-сто-рож-но-сти.

4) Рус-ская на-род-ная еди-ни-ца ёмко-сти из-ме-ре-ния сы-пу-чих про-дук-тов, а также сосуд для из-ме-ре-ния их. М. овса.

Ответ:

В одном из при-ведённых ниже слов до-пу-ще-на ошиб-ка в по-ста-нов-ке уда-ре-ния: НЕ-ВЕР-НО вы-де-ле-на буква, обо-зна-ча-ю-щая удар-ный глас-ный звук. Вы-пи-ши-те это слово.

про-жИв-ший

на-вра-лА

сли-вО-вый

до-нЕль-зя

Ответ:

В одном из при-ведённых ниже пред-ло-же-ний НЕ-ВЕР-НО упо-треб-ле-но вы-де-лен-ное слово. Ис-правь-те ошиб-ку и за-пи-ши-те это слово пра-виль-но.

Учёный был ЗА-ЧИ-НА-ТЕ-ЛЕМ фи-зи-ки твёрдого тела и фи-зи-ки низ-ких тем-пе-ра-тур в Кем-бри-дже.

Перед нами был не-ко-гда ДОБ-РОТ-НЫЙ офи-цер-ский дом с пар-ком и фон-та-на-ми, с видом на Неву.

Нет, у неё не со-всем зелёные глаза, у неё такие… зе-ле-но-ва-то-карие, БО-ЛО-ТИ-СТО-ГО цвета.

Юрка вы-греб всю име-ю-щу-ю-ся в его кар-ма-нах скуд-ную НА-ЛИЧ-НОСТЬ, но этого было мало для со-вер-ше-ния же-лан-ной сдел-ки.

Приз ЗРИ-ТЕЛЬ-СКИХ сим-па-тий до-стал-ся самой мо-ло-дой участ-ни-це твор-че-ско-го кон-кур-са.

Ответ:

В одном из вы-де-лен-ных ниже слов до-пу-ще-на ошиб-ка в об-ра-зо-ва-нии формы слова. Ис-правь-те ошиб-ку и за-пи-ши-те слово пра-виль-но.

столы для КУ-ХОНЬ

в ТЫ-СЯ-ЧА ВОСЬ-МИ-СО-ТОМ году

много МА-КА-РОН

БОЛЕЕ КРА-СИ-ВЕЙ-ШИЙ пей-заж

Ответ:

Уста-но-ви-те со-от-вет-ствие между грам-ма-ти-че-ски-ми ошиб-ка-ми и пред-ло-же-ни-я-ми, в ко-то-рых они до-пу-ще-ны: к каж-дой по-зи-ции пер-во-го столб-ца под-бе-ри-те со-от-вет-ству-ю-щую по-зи-цию из вто-ро-го столб-ца.

Ответ:

Опре-де-ли-те слово, в ко-то-ром про-пу-ще-на без-удар-ная че-ре-ду-ю-ща-я-ся глас-ная корня. Вы-пи-ши-те это слово, вста-вив про-пу-щен-ную букву.

ст..ли-зо-вать

проск..чить

отв..рить (овощи)

прим..чание

л..ги-че-ский

Ответ:

Опре-де-ли-те ряд, в ко-то-ром в обоих сло-вах про-пу-ще-на одна и та же буква. Вы-пи-ши-те эти слова, вста-вив про-пу-щен-ную букву.

о..делка, (не-мно-го) по..кра-сить (забор)

и..пытал, не..деш-ний

пр..крыл, пр..стро-ил

пр..образ, р..ссы-пал

от..скать, спорт..гра

Ответ:

застр..вать

пе-рек-ле..вать

заш..вать

обидч..вый

Ответ:

Вы-пи-ши-те слово, в ко-то-ром на месте про-пус-ка пи-шет-ся буква Е.

услыш..нный

бор..шься

на-терп..шься

замет..вший

неча..нный

Ответ:

Опре-де-ли-те пред-ло-же-ние, в ко-то-ром НЕ со сло-вом пи-шет-ся СЛИТ-НО. Рас-крой-те скоб-ки и вы-пи-ши-те это слово.

Стоял уже да-ле-ко (НЕ)ЖАР-КИЙ, но сол-неч-ный сен-тябрь-ский день, мы с еге-рем от-пра-ви-лись на бо-ло-та по-на-блю-дать за пти-ца-ми.

В (НЕ)ЗА-ШТО-РЕН-НЫЕ даже тюлем окна лился хо-лод-ный лун-ный свет.

Когда Ели-за-ве-та, муза пи-са-те-ля, уеха-ла от него, чер-пать вдох-но-ве-ние ему стало (НЕ)ОТ-КУ-ДА.

Ценя в людях ис-крен-ность и (НЕ)ПРИ-ЕМ-ЛЯ более всего фальшь, этот дво-ря-нин пред-по-чи-тал дру-жить с кре-стья-на-ми, не-же-ли с лю-дь-ми сво-е-го

со-сло-вия.

Ольга, узнав о при-ез-де Саши, вы-бе-жа-ла с (НЕ)ПО-КРЫ-ТОЙ ничем го-ло-вой на за-сне-жен-ный двор.

Ответ:

Опре-де-ли-те пред-ло-же-ние, в ко-то-ром оба вы-де-лен-ных слова пи-шут-ся СЛИТ-НО. Рас-крой-те скоб-ки и вы-пи-ши-те эти два слова.

(ПО)ТОМУ спо-кой-ствию, что ца-ри-ло (ПО)ВСЮДУ, нам ка-за-лось, что дождя боль-ше не будет.

Парус обык-но-вен-но под-во-ра-чи-ва-ли внизу и при-спус-ка-ли толь-ко (ВО)ВРЕМЯ силь-ной бури, ЧТО(БЫ) умень-шить пло-щадь па-рус-но-сти.

(В)ТЕ-ЧЕ-НИЕ дня мы (В)ВОЛЮ на-лю-бо-ва-лись ут-ка-ми и по-то-му воз-вра-ща-лись домой в бодром рас-по-ло-же-нии духа.

Сло-жив сумку (В)ДВОЕ, Ар-се-ний быст-ро за-прыг-нул в лодку, она от его веса на-кло-ни-лась (В)БОК, но скоро вы-пра-ви-лась.

(ПО)НА-ЧА-ЛУ Егор-ке было очень страш-но, но он сумел со-брать волю в кулак, ТАК(ЧТО) никто не за-ме-тил его ко-рот-ко-го смя-те-ния.

Ответ:

Ука-жи-те все цифры, на месте ко-то-рых пи-шет-ся НН.

Анна Ах-ма-то-ва поз-во-ля-ла себе иро-ни-зи-ро-вать по по-во-ду своих зна-ме-ни-тей-ших сти-хов, и это ни-чуть не про-ти-во-ре-чи-ло её цар-стве(1)ости, не на-ру-ша-ло её внут-ре(2)ей по-э-ти-че-ской гар-мо-нии, а толь-ко обо-га-ща-ло её образ, со-об-ща-ло ему то «четвёртое из-ме-ре-ние», по ко-то-ро-му Ман-дель-штам от-ли-чал подли(3)ую по-э-зию от риф-мо-ва(4)ых строк.

Ответ:

Рас-ставь-те знаки пре-пи-на-ния . Ука-жи-те два пред-ло-же-ния, в ко-то-рых нужно по-ста-вить ОДНУ за-пя-тую. За-пи-ши-те но-ме-ра этих пред-ло-же-ний.

1) Книга Н. За-бо-лоц-ко-го «Столб-цы» стала за-мет-ной вехой не толь-ко в твор-че-стве са-мо-го поэта но и в по-э-зии того вре-ме-ни в целом.

2) Пер-со-на-жи в про-из-ве-де-нии бы-ва-ют глав-ны-ми или вто-ро-сте-пен-ны-ми сквоз-ны-ми или эпи-зо-ди-че-ски-ми а по своим ха-рак-те-рам де-лят-ся на по-ло-жи-тель-ных и от-ри-ца-тель-ных.

3) Лес-ные тро-пин-ки пры-га-ли по твёрдым кор-ням дубов и лип и моя не-ко-ва-ная ло-шадь на-ча-ла спо-ты-кать-ся.

4) Ни один эк-за-мен по ли-те-ра-ту-ре ни одно со-чи-не-ние не долж-ны об-хо-дить-ся без ис-поль-зо-ва-ния спе-ци-аль-но-го языка ли-те-ра-ту-ро-ве-де-ния его тер-ми-нов и по-ня-тий.

5) Сад у тётки сла-вил-ся со-ло-вья-ми да цве-та-ми да яб-ло-ка-ми.

Ответ:

Пет-ров-ская ре-фор-ма ре-ши-ла на-ци-о-наль-ные за-да-чи (1) со-здав го-су-дар-ствен-ность (2) обес-пе-чив-шую Рос-сии (3) двух-сот-лет-нее су-ще-ство-ва-ние в ряду глав-ных ев-ро-пей-ских дер-жав (4) и по-стро-ив одну из самых ярких куль-тур в ис-то-рии че-ло-ве-че-ской ци-ви-ли-за-ции.

Ответ:

Рас-ставь-те все не-до-ста-ю-щие знаки пре-пи-на-ния: ука-жи-те цифру(-ы), на месте ко-то-рой(-ых) в пред-ло-же-нии долж-на(-ы) сто-ять за-пя-тая(-ые).

Каким-то за-га-доч-ным об-ра-зом твор-че-ство Че-хо-ва (1) по сло-вам К. Чу-ков-ско-го (2) было для со-вре-мен-ни-ков пи-са-те-ля мо-раль-ной про-по-ве-дью, и этой про-по-ве-ди они под-чи-ня-лись так охот-но и ра-дост-но, как не под-чи-ня-лись бы (3) по-жа-луй (4) самым гром-ким нра-во-учи-тель-ным ло-зун-гам.

Ответ:

Рас-ставь-те все знаки пре-пи-на-ния: ука-жи-те цифру(-ы), на месте ко-то-рой(-ых) в пред-ло-же-нии долж-на(-ы) сто-ять за-пя-тая(-ые).

Боль-шой ху-до-же-ствен-ный та-лант Шо-ло-хо-ва (1) увя-да-ние (2) ко-то-ро-го (3) ока-за-лось не-из-беж-ным под воз-дей-стви-ем со-вет-ских идео-ло-ги-че-ских догм (4) в пол-ной мере сумел про-явить-ся в ро-ма-не «Тихий Дон».

Ответ:

Рас-ставь-те все знаки пре-пи-на-ния: ука-жи-те цифру(-ы), на месте ко-то-рой(-ых) в пред-ло-же-нии долж-на(-ы) сто-ять за-пя-тая(-ые).

Когда он го-во-рил о ме-ди-ци-не (1) это про-из-во-ди-ло какое-то новое и осо-бен-ное впе-чат-ле-ние (2) и после таких раз-го-во-ров мне ка-за-лось (3) что (4) если бы он за-хо-тел (5) то мог бы стать на-сто-я-щим учёным.

Ответ:

Какие из вы-ска-зы-ва-ний со-от-вет-ству-ют со-дер-жа-нию тек-ста? Ука-жи-те но-ме-ра от-ве-тов.

1) Закон Ар-хи-ме-да по-явил-ся бла-го-да-ря тому, что Ар-хи-мед, при-ни-мая ванну, по-чув-ство-вал, что в воде он ста-но-вит-ся легче.

2) Суть за-ко-на Ар-хи-ме-да за-клю-ча-ет-ся в том, что тело, по-гружённое в жид-кость, те-ря-ет в своём весе столь-ко, сколь-ко весит вы-тес-нен-ная телом жид-кость.

3) Каж-дый, кто спо-со-бен уви-деть крас-ки при-ро-ды, её цвета, ста-но-вит-ся ху-дож-ни-ком.

4) Люди, ко-то-рых ничто не удив-ля-ет, не знают за-ко-на Нью-то-на.

5) Че-ло-век дол-жен ду-мать над сло-ва-ми, учить-ся вы-би-рать самые точ-ные и пра-виль-ные слова, чтобы обо-га-щать свою речь.

(по Л.И. Лиходееву*)

*

Ответ:

Какие из пе-ре-чис-лен-ных утвер-жде-ний яв-ля-ют-ся вер-ны-ми ? Ука-жи-те но-ме-ра от-ве-тов.

Цифры ука-жи-те в по-ряд-ке воз-рас-та-ния.

1) В пред-ло-же-ни-ях 1–6 ве-ду-щий тип речи – опи-са-ние.

2) В пред-ло-же-ни-ях 7–10 пред-став-ле-но рас-суж-де-ние.

3) В пред-ло-же-ни-ях 11–17 пред-став-ле-но опи-са-ние.

4) Пред-ло-же-ние 16 про-ти-во-по-став-ле-но по смыс-лу со-дер-жа-нию пред-ло-же-ния 15.

5) Пред-ло-же-ние 33 ука-зы-ва-ет на при-чи-ну того, о чём го-во-рит-ся в пред-ло-же-ни-ях 31–32.

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Ответ:

Из пред-ло-же-ния 24–25 вы-пи-ши-те си-но-ни-мы (си-но-ни-ми-че-скую пару).

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Ответ:

Среди пред-ло-же-ний 44–54 най-ди-те такое, ко-то-рое свя-за-но с преды-ду-щим с по-мо-щью со-чи-ни-тель-но-го союза и форм слова. На-пи-ши-те номер этого пред-ло-же-ния.

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Ответ:

Про-чи-тай-те фраг-мент ре-цен-зии, со-став-лен-ной на ос-но-ве тек-ста, ко-то-рый Вы ана-ли-зи-ро-ва-ли, вы-пол-няя за-да-ния 20–23.

В этом фраг-мен-те рас-смат-ри-ва-ют-ся язы-ко-вые осо-бен-но-сти тек-ста. Не-ко-то-рые тер-ми-ны, ис-поль-зо-ван-ные в ре-цен-зии, про-пу-ще-ны. Вставь-те на места про-пус-ков (А, Б, В, Г) цифры, со-от-вет-ству-ю-щие но-ме-рам тер-ми-нов из спис-ка. За-пи-ши-те в таб-ли-цу под каж-дой бук-вой со-от-вет-ству-ю-щую цифру.

По-сле-до-ва-тель-ность цифр за-пи-ши-те без про-бе-лов, за-пя-тых и дру-гих до-пол-ни-тель-ных сим-во-лов.

«Пред-став-лен-ный текст – это гимн ав-то-ра че-ло-ве-че-ско-му уме-нию удив-лять-ся. Автор спле-та-ет в еди-ное целое сказ-ку, ос-но-ван-ную на спо-соб-но-сти удив-лять-ся, и науку, ко-то-рая, ка-за-лось бы, да-ле-ка от

фан-та-зий и на-ив-ных до-га-док. Он стре-мит-ся про-бу-дить в чи-та-те-ле ин-те-рес к по-зна-нию и каж-до-днев-ным от-кры-ти-ям. Из-бе-гая тя-же-ло-вес-ной на-зи-да-тель-но-сти, Л.И. Ли-хо-де-ев об-ра-ща-ет-ся к сво-е-му чи-та-те-лю как

к другу, рав-но-му со-бе-сед-ни-ку, и это от-ра-жа-ет-ся на ху-до-же-ствен-ном свое-об-ра-зии тек-ста.

На син-так-си-че-ском уров-не стоит от-ме-тить весь-ма часто ис-поль-зу-е-мое ав-то-ром сред-ство – (А)_____________ (пред-ло-же-ния 17, 24, 50). Ат-мо-сфе-ру не-при-нуждённой бе-се-ды под-дер-жи-ва-ет и такой приём, как (Б)_______

(пред-ло-же-ния 9–10). На про-тя-же-нии всего тек-ста Л.И. Ли-хо-де-ев при-ме-ня-ет такое лек-си-че-ское сред-ство, как (В)__________ ("когда он" в пред-ло-же-ни-ях 5, 6). А по-нять мысль ав-то-ра по-мо-га-ет такой приём, как (Г)_______ (пред-ло-же-ния 37–39)».

Спи-сок тер-ми-нов:

1) фра-зео-ло-гиз-мы

2) ан-ти-те-за

3) пар-цел-ля-ция

4) эпи-фо-ра

5) ряды од-но-род-ных чле-нов пред-ло-же-ния

6) ри-то-ри-че-ские об-ра-ще-ния

7) лек-си-че-ский по-втор

8) ли-то-та

9) иро-ния

За-пи-ши-те в ответ цифры, рас-по-ло-жив их в по-ряд-ке, со-от-вет-ству-ю-щем бук-вам:

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Ра-бо-та, на-пи-сан-ная без опоры на про-чи-тан-ный текст (не по дан-но-му тек-сту), не оце-ни-ва-ет-ся. Если со-чи-не-ние пред-став-ля-ет собой пе-ре-ска-зан-ный или пол-но-стью пе-ре-пи-сан-ный ис-ход-ный текст без каких бы то ни было ком-мен-та-ри-ев, то такая ра-бо-та оце-ни-ва-ет-ся 0 бал-лов.

Со-чи-не-ние пи-ши-те ак-ку-рат-но, раз-бор-чи-вым по-чер-ком.

1)Однажды Архимед сел в ванну и вдруг почувствовал, будто стал легче. (2)Он и раньше садился в ванну, и многие до него делали то же самое. (3)Но до этого исторического случая никому и в голову не приходило, что тело, погружённое в жидкость, теряет в своём весе столько, сколько весит вытесненная телом жидкость. (4)Архимед удивился. (5)Когда он удивился – он задумался. (6)А когда он задумался – он открыл великую тайну природы.

(7)Может быть, всё это происходило и не так. (8)Но факт остаётся фактом: закон Архимеда существует, и те, кто получает «двойки» за незнание его, могут это подтвердить.

(9)Мне кажется, что все открытия происходят оттого, что люди неравнодушны. (10)Что они умеют удивляться.

(11)Скажем, сидел себе Ньютон в саду. (12)Смотрит – упало яблоко. (13)Ну, упало и упало. (14)Подыми и съешь. (15)Никого не удивляло это никогда. (16)А Ньютон удивился: «Почему это оно упало?» (17)Удивился, задумался и открыл закон всемирного тяготения.

(18)Конечно, всё это гораздо сложнее. (19)Всё это требовало огромного труда, огромных знаний. (20)Я рассказываю об этом так несложно потому, что это, наверно, тебе известно. (21)И потом я хочу сказать, что, если ты не умеешь удивляться, если ты равнодушен, скучно тебе будет жить на свете.

(22)Если бы люди не умели удивляться, я прямо не знаю, что с ними было бы. (23)Они ничего бы не придумали и ничего бы не открыли. (24)Они не умели бы выращивать хлеб, летать в космос. (25)И, кроме того, они не умели бы создавать музыку, сочинять стихи, рисовать картины.

(26)Вот идёт в лесу человек. (27)Слышит: поют птицы. (28)Ну, поют и поют, эка невидаль! (29)А иной удивится: очень необыкновенно и сладко поют. (30)И задумается...

(31)А другой человек удивится краскам и цветам природы. (32)И начнёт сам пробовать сочетать эти краски. (33)Получается картина.

(34)Третий, слушая человеческую речь, вникая в разговоры людей, вдруг удивится, как увлекательно и точно или, наоборот, нудно и неверно люди излагают свои мысли. (35)И сам начинает думать над словами, пробовать их в разных сочетаниях, строить из них предложения, примерять к действительности, искать самые точные и нужные слова.

(36)Конечно, есть люди, которых ничто не удивляет. (37)Они смотрят на мир как-то однобоко: чего бы покушать в этом мире или чего бы присвоить? (38)У них явные расхождения с Ньютоном. (39)Они бы это яблоко просто сжевали без всякого всемирного тяготения. (40)Они берут волшебный ковёр-самолёт и прибивают его на стенку, чтоб не летал. (41)Они цветами корову накормят, птицу и перья ощиплют, а что касается слов, так они ни разу не обратят внимания на то, о чём болтают.

(42)Очень скучные люди. (43)Прямо жалко их и даже как-то стыдно за них.

(44)А ты попробуй удивиться. (45)Всё в этом мире непросто. (46)Всё находится во взаимосвязи. (47)Поэтому существуют прекрасные вещи и прекрасные сказки. (48)Поэтому существуют мечты и реальность.

(49)Поэтому существуют дружба и борьба. (50)И настоящая музыка, и настоящая живопись, и настоящие стихи.

(51)И поэтому люди бывают счастливы.

(52)Жизнь удивительна. (53)И люди тоже удивительны. (54)И каждый, если бы захотел, мог бы увидеть и узнать в тысячу раз больше, чем знает и видит.

(по Л.И. Лиходееву*)

* Леонид Израилевич Лиходеев (1921–1994) – русский писатель, автор очерков, фельетонов, романа-эпопеи «Семейный календарь, или Жизнь от конца до начала».

Решения заданий с развернутым ответом не проверяются автоматически.
На следующей странице вам будет предложено проверить их самостоятельно.

Завершить тестирование, свериться с ответами, увидеть решения.

Ука-жи-те все цифры, на месте ко-то-рых пи-шет-ся НН.

Цифры ука-жи-те в по-ряд-ке воз-рас-та-ния.

Анна Ах-ма-то-ва поз-во-ля-ла себе иро-ни-зи-ро-вать по по-во-ду своих зна-ме-ни-тей-ших сти-хов, и это ни-чуть не про-ти-во-ре-чи-ло её цар-стве(1)ости, не на-ру-ша-ло её внут-ре(2)ей по-э-ти-че-ской гар-мо-нии, а толь-ко обо-га-ща-ло её образ, со-об-ща-ло ему то «четвёртое из-ме-ре-ние», по ко-то-ро-му Ман-дель-штам от-ли-чал подли(3)ую по-э-зию от риф-мо-ва(4)ых строк.

По-яс-не-ние (см. также Правило ниже).

При-ведём вер-ное на-пи-са-ние.

Ответ: 1234.

Ответ: 1234

Актуальность: Текущий учебный год

Правило: Задание 15. Написание Н и НН в словах разных частей речи

ПРА-ВО-ПИ-СА-НИЕ -Н-/-НН- В РАЗ-ЛИЧ-НЫХ ЧА-СТЯХ РЕЧИ.

Тра-ди-ци-он-но яв-ля-ет-ся самой слож-ной темой для уча-щих-ся, так как обос-но-ван-ное на-пи-са-ние Н или НН воз-мож-но лишь при зна-нии мор-фо-ло-ги-че-ских и сло-во-об-ра-зо-ва-тель-ных за-ко-нов. Ма-те-ри-ал "Справ-ки" обоб-ща-ет и си-сте-ма-ти-зи-ру-ет все пра-ви-ла темы Н и НН из школь-ных учеб-ни-ков и даёт до-пол-ни-тель-ную ин-фор-ма-цию из спра-воч-ни-ков В.В. Ло-па-ти-на и Д.Э Ро-зен-та-ля в том объ-е-ме, что не-об-хо-дим для вы-пол-не-ния за-да-ний ЕГЭ.

14.1 Н и НН в оты-мен-ных при-ла-га-тель-ных (об-ра-зо-ван-ных от имён су-ще-стви-тель-ных).

14.1.1 Две НН в суф-фик-сах

В суф-фик-сах при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся НН, если:

1) при-ла-га-тель-ное об-ра-зо-ва-но от су-ще-стви-тель-но-го с ос-но-вой на Н при по-мо-щи суф-фик-са Н: тумаН+ Н → ту-маН-Ный; кар-маН+Н → кар-маН-Ный, кар-тоН+Н → кар-тоН-Ный

ста-рин-ный (от ста-ри-На+Н), кар-тин-ный (от кар-ти-На+Н), глу-бин-ный (от глу-би-На+Н), ди-ко-вин-ный (от ди-ко-ви-На+Н), не-дю-жин-ный (от дю-жи-На+Н), ис-тин-ный (от ис-ти-На+Н), бар-щин-ный (от бар-щи-На+Н), об-щин-ный (от об-щи-На+Н), длин-ный (от длиНа+Н)

Об-ра-ти-те вни-ма-ние : слово «стран-ный» с точки зре-ния со-вре-мен-но-го языка не имеет в своём со-ста-ве суф-фик-са Н и не яв-ля-ет-ся род-ствен-ным к слову «стра-на». Но ис-то-ри-че-ски объ-яс-нить НН можно: че-ло-ве-ка из чужой стра-ны счи-та-ли ина-ко-мыс-ля-щим, чужим, по-сто-рон-ним.

Эти-мо-ло-ги-че-ски объ-яс-нить можно и на-пи-са-ние слова «под-лин-ный» : под-лин-ной в Древ-ней Руси на-зы-ва-лась та прав-да, ко-то-рую под-су-ди-мый го-во-рил «под длин-ни-ка-ми» - осо-бы-ми длин-ны-ми пал-ка-ми или кну-та-ми.

2) при-ла-га-тель-ное об-ра-зо-ва-но от имени су-ще-стви-тель-но-го путём до-бав-ле-ни-ем суф-фик-са -ЕНН-, -ОНН: клюк-вЕН-Ный (клюк-ва), ре-во-лю-ци-ОН-Ный (ре-во-лю-ция), тор-же-ствЕН-Ный (тор-же-ство).

Ис-клю-че-ние: вет-рЕ-Ный (но: без-вет-рЕН-Ный).

Об-ра-ти-те вни-ма-ние:

Встре-ча-ют-ся слова-имена при-ла-га-тель-ные, в ко-то-рых Н яв-ля-ет-ся ча-стью корня. Эти слова надо за-пом-нить.Они не об-ра-зо-вы-ва-лись от имён су-ще-стви-тель-ных:

баг-ря-ный, зелёный, пря-ный, пья-ный, сви-ной, рдя-ный, ру-мя-ный, юный.

14.1.2. В суф-фик-сах при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся Н

В суф-фик-сах при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся Н , если:

1) при-ла-га-тель-ное имеет суф-фикс -ИН- (го-лу-бИ-Ный, мы-шИ-Ный, со-ло-вьИ-Ный, тиг-рИ-Ный ). Слов с этим суф-фик-сом за-ча-стую имеет зна-че-ние «чей»: го-лу-бя, мыши, со-ло-вья, тигра.

2) при-ла-га-тель-ное имеет суф-фик-сы -АН-, -ЯН- (пес-чА-ный, ко-жА-Ный, ов-сЯ-Ный, зем-лЯ-Ной ). Слова с этим суф-фик-сом часто имеет зна-че-ние «сде-лан из чего»: из песка, из кожи, из овса, из земли.

Ис-клю-че-ния: стек-лЯН-Ный, оло-вЯН-Ный, де-ре-вЯН-Ный.

14.2. Н и НН в суф-фик-сах слов, об-ра-зо-ван-ных от гла-го-лов. Пол-ные формы.

Как из-вест-но, от гла-го-лов могут быть об-ра-зо-ва-ны и при-ча-стия, и имена при-ла-га-тель-ные (=от-гла-голь-ные при-ла-га-тель-ные). Пра-ви-ла на-пи-са-ния Н и НН в этих сло-вах раз-лич-ны.

14.2.1 НН в суф-фик-сах пол-ных при-ча-стий и от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных

В суф-фик-сах пол-ных при-ча-стий и от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся НН, если со-блю-да-ет-ся ХОТЯ БЫ ОДНО из усло-вий:

1) слово об-ра-зо-ва-но от гла-го-ла со-вер-шен-но-го вида , С ПРИ-СТАВ-КОЙ ИЛИ БЕЗ, на-при-мер:

от гла-го-лов ку-пить, вы-ку-пить (что сде-лать?, со-вер-шен-ный вид): куп-лЕН-Ный, вы-куп-лЕН-Ный ;

от гла-го-лов бро-сить, за-бро-сить (что сде-лать?, со-вер-шен-ный вид): бро-шЕН-Ный-за-бро-шЕН-Ный .

При-став-ка НЕ не ме-ня-ет вид при-ча-стия и не вли-я-ет на на-пи-са-ние суф-фик-са. Любая дру-гая при-став-ка придаёт слову со-вер-шен-ный вид

2) в слове есть суф-фик-сы -ОВА-, -ЕВА- даже в сло-вах не-со-вер-шен-но-го вида (ма-ри-нО-ВАН-Ный, ас-фаль-ти-рО-ВАН-Ный, ав-то-ма-ти-зи-рО-ВАН-Ный ).

3) при слове, об-ра-зо-ван-ном от гла-го-ла, есть за-ви-си-мое слово, то есть оно об-ра-зу-ет при-част-ный обо-рот, на-при-мер: мо-ро-жЕН-Ное в хо-ло-диль-ни-ке, ва-рЕН-Ные в бу-льо-не ).

ПРИ-МЕ-ЧА-НИЕ : В слу-ча-ях, когда пол-ное при-ча-стие пе-ре-хо-дит в кон-крет-ном пред-ло-же-нии в имя при-ла-га-тель-ное, на-пи-са-ние не ме-ня-ет-ся. На-при-мер: Взвол-но-ваН-Ный этим со-об-ще-ни-ем, отец го-во-рил гром-ко и не сдер-жи-вал эмо-ций. Вы-де-лен-ное слово - при-ча-стие в при-част-ном обо-ро-те, взвол-но-ван-ный чем? этим со-об-ще-ни-ем . Ме-ня-ем пред-ло-же-ние: Его лицо было взвол-но-ваН-Ным , и уже нет при-ча-стия, нет обо-ро-та, ибо лицо нель-зя «взвол-но-вать», и это - имя при-ла-га-тель-ное. В таких слу-ча-ях го-во-рят о пе-ре-хо-де при-ча-стий в при-ла-га-тель-ные, но на на-пи-са-ние НН дан-ный факт никак не вли-я-ет.

Ещё при-ме-ры: Де-вуш-ка была очень ор-га-ни-зо-ваН-Ной и вос-пи-таН-Ной . Здесь оба слова - имена при-ла-га-тель-ные. Де-вуш-ку не «об-ра-зо-вы-ва-ли», да и вос-пи-тан-ная она все-гда, это по-сто-ян-ные при-зна-ки. Из-ме-ним пред-ло-же-ния: Мы спе-ши-ли на встре-чу, ор-га-ни-зо-ваН-Ную партнёрами. Мама, вос-пи-таН-Ная в стро-го-сти, и нас вос-пи-ты-ва-ла так же стро-го . А те-перь вы-де-лен-ные слова - при-ча-стия.

В таких слу-ча-ях в по-яс-не-нии к за-да-нию мы пишем: при-ла-га-тель-ное, об-ра-зо-ван-ное от при-ча-стия или при-ла-га-тель-ное, пе-ре-шед-шее из при-ча-стия.

Ис-клю-че-ния: не-ждан-ный, не-га-дан-ный, не-ви-дан-ный, не-слы-хан-ный, не-ча-ян-ный, мед-лен-ный, от-ча-ян-ный, свя-щен-ный, же-лан-ный. .

Об-ра-ти-те вни-ма-ние на то, что из ряда ис-клю-че-ний ушли слова счи-та-Ные (ми-ну-ты), де-ла-Ное (рав-но-ду-шие) . Эти слова пи-шут-ся по об-ще-му пра-ви-лу.

До-бав-ля-ем сюда ещё слова:

ко-ва-ный, клёваный, жёваный ева/ова вхо-дят в со-став корня, это не суф-фик-сы, чтобы пи-сать НН. Но при по-яв-ле-нии при-ста-вок пи-шут-ся по об-ще-му пра-ви-лу: изжёваН-Ный, под-ко-ваН-Ный, исклёваН-Ный.

ра-не-ный пи-шет-ся одна Н. Срав-ни-те: ра-нЕН-Ный в бою (две Н, по-то-му что по-яви-лось за-ви-си-мое слово); из-ра-нЕН-Ный , вид со-вер-шен-ный, есть при-став-ка).

смышлёный опре-де-лить вид слова слож-но.

14.2. 2 Одна Н в от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных

В суф-фик-сах от-гла-голь-ных при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся Н, если:

слово об-ра-зо-ва-но от гла-го-ла не-со-вер-шен-но-го вида , то есть от-ве-ча-ет на во-прос что с пред-ме-том де-ла-ли? и при слове в пред-ло-же-нии нет за-ви-си-мых слов .

ту-шЕ-Ное (его ту-ши-ли) мясо,

стри-жЕ-Ные (их стриг-ли) во-ло-сы,

ва-рЕ-Ный (его ва-ри-ли) кар-то-фель,

ло-ма-Ная (её ло-ма-ли) линия,

морЁНый (его мо-ри-ли) дуб (тёмный в ре-зуль-та-те спе-ци-аль-ной об-ра-бот-ки),

НО: как толь-ко у этих слов- при-ла-га-тель-ных по-яв-ля-ет-ся за-ви-си-мое слово, они тут же пе-ре-хо-дят в раз-ряд при-ча-стий и пи-шут-ся с двумя Н.

ту-шЕН-Ное в ду-хов-ке (его ту-ши-ли) мясо,

стри-жЕН-Ные не-дав-но (их стриг-ли) во-ло-сы,

ва-рЕН-Ный на пару (его ва-ри-ли) кар-то-фель.

РАЗ-ЛИ-ЧАЙ-ТЕ: у при-ча-стий (спра-ва) и у при-ла-га-тель-ных (слева) раз-ные зна-че-ния! Боль-ши-ми бук-ва-ми вы-де-ле-ны удар-ные глас-ные.

на-звА-ный брат, на-звА-ная сест-ра - че-ло-век, не со-сто-я-щий в био-ло-ги-че-ском род-стве с дан-ным че-ло-ве-ком, но со-гла-сив-ший-ся на брат-ские (сест-рин-ские) от-но-ше-ния доб-ро-воль-но.- нА-зван-ный мною адрес;

посажЁный отец (ис-пол-ня-ю-щий роль ро-ди-те-ля же-ни-ха или не-ве-сты при сва-деб-ном об-ря-де). - по-сА-жен-ный за стол;

при-дА-ное (иму-ще-ство, да-ва-е-мое не-ве-сте её семьёй для жизни в за-му-же-стве) - прИ-дан-ный ши-кар-ный вид;

сУже-ный (так на-зы-ва-ют же-ни-ха, от слова судь-ба) - сУжен-ная юбка, от слова сУзить, сде-лать узкой)

ПрощЁное вос-кре-се-нье (ре-ли-ги-оз-ный празд-ник)- прощЁнный мною;

пИ-са-ная кра-са-ви-ца (эпи-тет, фра-зео-ло-гизм)- пИ-сан-ная мас-лом кар-ти-на.

14.2.3. На-пи-са-ние Н и НН в слож-ных при-ла-га-тель-ных

В со-ста-ве слож-но-го слова на-пи-са-ние от-гла-голь-но-го при-ла-га-тель-но-го не ме-ня-ет-ся :

а) пер-вая часть об-ра-зо-ва-на от гла-го-лов не-со-вер-шен-но-го вида, зна-чит, пишем Н : глад-ко-кра-шЕ-Ный (кра-сить), го-ря-че-ка-та-Ный, до-мо-тка-Ный, пест-ро-тка-Ный, зла-то-тка-Ный (ткать); цель-но-кро-Е-Ный кро-ить), зла-то-ко-ва-Ный (ко-вать), ма-ло-ез-жЕ-Ный (ез-дить), ма-ло-хо-жЕ-Ный (хо-дить), ма-ло-но-шЕ-Ный (но-сить), ма-ло-солЁНый (со-лить), мел-ко-дроблЁНый (дро-бить), све-же-гашЁНый (га-сить), све-же-мо-ро-жЕ-Ный (мо-ро-зить) и дру-гие.

б) вто-рая часть слож-но-го слова об-ра-зо-ва-на от при-ста-воч-но-го гла-го-ла со-вер-шен-но-го вида, зна-чит, пишем НН : глад-коо кра-шЕН-Ный (о кра-сить), свежеза мо-ро-жЕН-Ный (за мо-ро-зить) и др.).

Во вто-рой части слож-ных об-ра-зо-ва-ний пи-шет-ся Н, хотя есть при-став-ка ПЕРЕ-: гла-же-Ные-пе-ре-гла-же-Ные, ла-та-Ные-пе-ре-ла-та-Ные, но-ше-Ный-пе-ре-но-ше-Ный, сти-ра-Ное-пе-ре-сти-ра-Ное, стре-ля-Ный-пе-ре-стре-ля-Ный, што-па-Ное-пе-ре-што-па-Ное.

Таким об-ра-зом, вы-пол-нять за-да-ния можно по ал-го-рит-му:

14.3. Н и НН в крат-ких при-ла-га-тель-ных и крат-ких при-ча-сти-ях

И при-ча-стия, и при-ла-га-тель-ные имеют не толь-ко пол-ные, но и крат-кие формы.

Пра-ви-ло: В крат-ких при-ча-сти-ях все-гда пи-шет-ся одна Н.

Пра-ви-ло: В крат-ких при-ла-га-тель-ных пи-шет-ся столь-ко же Н, сколь-ко в пол-ной форме.

Но, чтобы при-ме-нить пра-ви-ла, нужно раз-ли-чать при-ла-га-тель-ные и при-ча-стия.

РАЗ-ЛИ-ЧАЙ-ТЕ крат-кие при-ла-га-тель-ные и при-ча-стия:

1) по во-про-су : крат-кие при-ла-га-тель-ные - каков? ка-ко-ва? ка-ко-вы? ка-ко-во? ка-ко-вы?, крат-кие при-ча-стие - что сде-лан? что сде-ла-на? что сде-ла-но? что сде-ла-ны?

2) по зна-че-нию (крат-кое при-ча-стие имеет от-но-ше-ние к дей-ствию, можно за-ме-нить гла-го-лом; крат-кое при-ла-га-тель-ное даёт ха-рак-те-ри-сти-ку опре-де-ля-е-мо-му слову, о дей-ствии не со-об-ща-ет);

3) по на-ли-чию за-ви-си-мо-го слова (крат-кие при-ла-га-тель-ные не имеют и не могут иметь, крат-кие при-ча-стия имеют).

14.4. Одна или две Н могут пи-сать-ся и в на-ре-чи-ях.

В на-ре-чи-ях на -О/-Е пи-шет-ся столь-ко же Н, сколь-ко их в ис-ход-ном слове , на-при-мер: спо-кой-но с одной Н, так как в при-ла-га-тель-ном спо-кой-Ный суф-ф-фикс Н; мед-лен-но с НН, так как в при-ла-га-тель-ном мед-лЕН-Ный НН; увлечённо с НН, так как в при-ча-стии увлечЁННый НН.

При ка-жу-щей-ся не-слож-но-сти этого пра-ви-ла су-ще-ству-ет про-бле-ма раз-гра-ни-че-ния на-ре-чий, крат-ких при-ча-стий и крат-ких при-ла-га-тель-ных. К при-ме-ру, в слове со-сре-до-то-че(Н, НН)о не-воз-мож-но вы-брать то или иное на-пи-са-ние БЕЗ зна-ния того, чем это слово яв-ля-ет-ся в пред-ло-же-нии или сло-во-со-че-та-нии.

РАЗ-ЛИ-ЧАЙ-ТЕ крат-кие при-ла-га-тель-ные, крат-кие при-ча-стия и на-ре-чия.

1) по во-про-су : крат-кие при-ла-га-тель-ные - каков? ка-ко-ва? ка-ко-вы? ка-ко-во? ка-ко-вы?, крат-кие при-ча-стие - что сде-лан? что сде-ла-на? что сде-ла-но? что сде-ла-ны? на-ре-чия: как?

2) по зна-че-нию (крат-кое при-ча-стие имеет от-но-ше-ние к дей-ствию, можно за-ме-нить гла-го-лом; крат-кое при-ла-га-тель-ное даёт ха-рак-те-ри-сти-ку опре-де-ля-е-мо-му слову, о дей-ствии не со-об-ща-ет); на-ре-чие обо-зна-ча-ет при-знак дей-ствия, как оно про-ис-хо-дит)

3) по роли в пред-ло-же-нии: (крат-кие при-ла-га-тель-ные и крат-кие при-ча-стия за-ча-стую яв-ля-ют-ся ска-зу-е-мы-ми, на-ре-чие же

от-но-сит-ся к гла-го-лу и яв-ля-ет-ся об-сто-я-тель-ством)

14.5. Н и НН в име-нах су-ще-стви-тель-ных

1.В су-ще-стви-тель-ных (как и в крат-ких при-ла-га-тель-ных и на-ре-чи-ях) пи-шет-ся столь-ко же Н, сколь-ко в при-ла-га-тель-ных (при-ча-сти-ях), от ко-то-рых они об-ра-зо-ва-ны:

От имён при-ла-га-тель-ных об-ра-зо-ва-ны и слова

род-ственн/ик от род-ствен-ный, сто-ронн/ик от сто-рон-ний, еди-но-мыш-ленн/ик от еди-но-мыш-лен-ный, (зло-умыш-ленн/ик, со-умыш-ленн/ик),став-ленн/ик от став-лен-ный, утоп-ленн/ик от утоп-лен-ный, чис-ленн/ик от чис-лен-ный, со-оте-че-ственн/ик от со-оте-че-ствен-ный) и мно-гие дру-гие.

2. Су-ще-стви-тель-ные могут также об-ра-зо-вы-вать-ся от гла-го-лов и дру-гих имён су-ще-стви-тель-ных.

При-ме-ча-ние к таб-ли-це : *Слова, ко-то-рые пи-шут-ся с Н и при этом не об-ра-зо-ва-ны от при-ла-га-тель-ных (при-ча-стий) в рус-ском языке еди-нич-ны.Их нужно вы-учить на-и-зусть.

Пи-шет-ся НН и в сло-вах пу-те-шеств/енник (от пу-те-ше-ство-вать), пред-шеств/енник (пред-ше-ство-вать)