Жизнеопсание инока епифания. Святитель Епифаний Кипрский — житие Житие преподобного Сергия в XVIII в

Ну, окоянной, на обещании в Соловецком монастыре в попы ставили, и ты не стал, и в монастыре не жил, и пустыню оставил, терпи же ныне, окаянной, всякую беду и горесть, и досаду темничную!

Из "Жития инока Епифания"

Это произведение при видимом внешнем сходстве существенно отличается от "Жития протопопа Аввакума", и причину этого отличия следует искать прежде всего в "характере" автора. Аввакум пишет поучительное житие "святого", "житие свое ", "да не забвению предано будет дело Божие ", смело отождествляя "дело Божие" и собственную жизнь.

Епифаний пишет "о Христе Иисусе" (179) "житие мое бедное и грешное , и страдание мое темничное горкое Христа Иисуса ради сладкаго " (188).

Аввакум уверен в своей правоте и, так сказать, копметентности: "и аще что реченно просто, и вы, Господа ради, чтущии и слышащии, не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русской природной язык , виршами философскими не обык речи красить, понеже не словес красных Бог слушает, но дел наших хощет (каковые и начинает описывать Аввакум.-Л.Л. ); того ради я и не брегу о красноречии и не уничижаю своего языка русскаго, но простите же меня, грешнаго (за то, что не уничижает русского языка?-Л.Л. ), а вас всех, рабов Христовых, Бог простит и благословит".

Епифаний трепещет, не смея ослушаться "святаго… благословения отца святого" (179), то есть Аввакума, и вместе с тем остро чувствуя свое недостоинство: "не позазърите скудоумию моему и простоте , понеже грамотики и философии не учился, и не желаю сего , и не ищу, но сего ищу, как бы ми Христа милостива сотворити себе и людем, и Богородицу, и святых Его. А что скажу вам просто, и вы Бога ради исправъте со Христом, а мене, грешнаго, простите и благословите, и помолитеся о мне …" (179).

Аввакум по присвоенному им себе праву "пророка" и "апостола" наставляет "верных" и проклинает "отступников"; Епифаний, мучительно сомневаясь в правильности сделанного им выбора, исповедуется и кается. Уже после нескольких первых фраз, кратко сообщающих о рождении и обстоятельствах прихода Епифания в Соловецкий монастырь, автор "сбивается" с биоса на патериковый рассказ, в центре которого -- отнюдь не автобиограф, а Христос, Богородица, св. Никола, преподобный Евфросин и др., спасающие грешного инока от бесов и бесовских наваждений. Повествование, как то свойственно патерикам, движется от чуда к чуду: от греховного ропота -- к исповеданию и покаянию, вслед за которым -- снова бесовские козни, ропот, и опять -- вразумляющее и укрепляющее грешника чудо, приводящее ко спасительному исповеданию и покаянию.

Епифаний, в отличие от Аввакума, изображает себя не как проводника Божьей воли, а как объект незаслуженной им, грешником, Божьей любви. Духом любви и смирения проникнута вся эта незатейливая исповедь. Отвергнув всякое самолюбие, Епифаний чистосердечно (и подчас в гипертрофированной форме) изображает свою, как ему видится, глубокую греховность, по контрасту с которой ошеломляющим чудом представляется являемое грешнику Божье милосердие.

"…Владычице моя Богородице! -- "вопит" Епифаний, "зря на небо", увидев, что только что построенная им келья сгорела. -- Почто презрела еси бедное мое моление и прошение отринула, и приказу моего не послушала , келейцы моея и своея не сохранила!?.. Се ныне мне, бедному и грешному, где работати и славу воздавати Христу, Сыну твоему, свету нашему и Богу, и тебе-свету?! Где мне милости просити у Христа и у тебе, и бремя греховное отрясати, яже от юности моея накопишася ?!.. И иная подобная сим… Аз же, грешный, воздохня от печали, внидох в келию огорелую. О, чюдо неизреченное Христово и Пресчистыя Богородицы ! В келии -- чисто и бело! Все убережено, сохранено! Огнь в келию не смел внити… И обрати ми ся печаль в радость , и воздех руце мои, и падох пред образом на землю лицем, и помоляся поклонами и молитвами…" (184).

В другой раз, утомленный бесовскими кознями, Епифаний опять возроптал:

"Со слезами начах глаголати и с великою печалию…:О, Пресвятая Владычица… почто мя презираеши и не брежеши мене , беднаго и грешнаго?! Я веть на Христа-света и на тебя-света надеся, мир оставил… и идох в пустыню работати Христу и тебе… Видиши ли, Владычице моя… вмале веть разбойник-от злодей (бес, схвативший было Епифания.-Л.Л. ) меня не погубил, а ты не брежеши мене ! Богородице-свет моя, не покинь мене, беднаго раба твоего, обороняй мене от злодеев-тех!" (185)

И тут же греховный казалось бы ропот пустынножителя услышан: "…Богородица от образа прииде, яко чистая девица, и наклоняся лицем ко мне, а в руках у себя беса мучит, кой меня мучил… И даде мне Богородица беса уже мертваго в мои руки…" (185)

Больше трех месяцев боролся Епифаний с муравьями, что поселились в его келье и "начаша… тайныя уды ясти зело горько и больно до слез" (186). Много Епифаний "мурашей-тех передавил, а иных огнем пережег, а иных варом переварил, а иных в землю закопал, а иных в воду множество много кошницею переносил и перетопил в воде" (187), в чем он искренне кается перед читателями и просит их молитв. Но ничего не помогало, пока однажды, уже отчаявшись, не "возопил ко образу… Пречистая Богородицы…: избави мя от напасти сея бесовския! И ударихся трою о землю и больше со слезами" (187) И тут же муравьи перестали досаждать пустынножителю и "по малу-малу вси ищезоша" из кельи.

"Колико-то себе труда-тово суетново сотворил, муки-той принял бездельной! -- восклицает в раскаянии Епифаний. --Хотел было, окаянной, своею суетною немощною человеческою силою и промыслом келию себе очистити от проказы бесовския … А сего и на разум тогда не попало, что было вопети о сем ко Христу и Богородице и святым Его !.." (187)

В отличие от Аввакума, чей самонадеянный ропот на Господа и всякое послабление в "подвиге" всегда и немедленно наказуемы, на смиренное роптание-призыв Епифания неизменно приходит помощь: боль слабеет; язык отрастает или прирастает на место; искалеченная рука заживает и способна на "художество"; загноившиеся глаза исцелевают и т.д.

"Концепция Бога" у Епифания, как видим, существенно отличается от Аввакумовой: Бог Аввакума -- грозный, ревнивый и самолюбивый судья-палач, немедленно и жестоко наказывающий за всякую малейшую провинность и подающий утешение только тем, кто беспрекословно исполняет Его волю; Бог Епифания -- Любовь, щедро изливающий Свое милосердие на недостойных грешников по мере их прошения о милости.

"Концепция святости и подвига" у Епифания также весьма разнится с Авакумовой: кроме того, что Епифаний вовсе не считает себя святым, он святость понимает вполне православно -- как "стяжание мира внутри себя", то есть преображение в первую очередь самого себя в соответствии с тем, как он задуман был Господом в превечном Совете; потому, видимо, столь подробен и откровенен Епифаний в описании своей духовной жизни, утверждаемой и подкрепляемой чудесным участием Христа, Богородицы и святых Божиих.

Аввакум же представляет святость (в том числе и собственную) как то, что дается человеку по произволению ревнивого Бога как основание и орудие для борьбы с неправоверными; потому Аввакум увлечен в своем "Житии" описаниями этой "внешней брани", в которой Господь, освящающий подвижника, выступает как главная "шелепуга" "Христова воина". И менно такая "концепция святости" делает Аввакума непреклонным в своей несомненной для него правоте и "святости".

Епифаний же -- все время в мучительных сомнениях: правильно ли он, грешный, оставил свою "прекрасную пустыню" (186), где Христос и Богородица показали ему столько "чюдных богознамений" (197); правильно ли, что захотел "царя отвратити от… злыя ереси никонианския", потому что все действия, предпринятые к тому Епифанием, привели к прямо противоположному результату:

"Ныне царь пуще и старово погибает, христиан зле мучит за истинную… веру; а я ныне в темнице, яко во гробе, сижу, жив землею погребен… А не ведаю, есть ли то на пользу и спасение бедной и грешной души моей, и приятно ли то, и угодно ли то Богу-свету нашему сия вся моя страдания?!.." (197)

Измучившись неразрешимыми сомнениями, Епифаний обращается к Господу, единственно знающему Истину: "…Яви ми… потребен ли Ти сей мой путь, и есть ли на спасение ми, бедному и грешному рабу Твоему, вся сия страдания моя бедная?!" (197) И Бог-Любвь как всегда не оставляет своего подвижника без ответа-утешения: в "малом сне" Епифаний видит образ Спасов, рекущий ему: "Твой сей путь, не скорби" (198). Но, как признается-исповедуется Епифаний, не смотря даже на это великое "утешение, возвеселившее душу… и отгнавшее тму малодушия", он по слабости человеческой продолжает сомневаться и сожалеть подчас об оставленном им уединенном житии, словно подсознательно подозревает, что Господь по милости Своей утешил узника, не сказав ему правды.

"Да простите мя, господия моя, егда темничное то сидение в нечесом оскорбит мя и досадит, и опечалит горко, и аз, окоянный, не мога тоя скорби терпети, стану о монастыре и о пустыне прилежно тужити, а себя укоряти сице: Ну, окоянной, на обещании в Соловецком монастыре в попы ставили, и ты не стал, и в монастыре не жил, и пустыню оставил, терпи же ныне, окаянной, всякую беду и горесть, и досаду темничную! И последи сего ми не проходит так -- попущением Божиим беси ми ругаются и досажают тогда. И вы мя, господия и братия моя, во всяком малодушии, в слове и в деле, и в помышлении, простите и благословите, и молитеся о мне грешнем…" (198)

Епифаний, как и Аввакум, -- "мистик" по способу познания; причем, так же как и Аввакум, "мистик"-"сенсорик", то есть такой "мистик", который переживает откровение чувственно-эмоционально, на уровне пяти телесных чувств и неотрефлесированных эмоций, вызываемых физическими в первую очередь ощущениями. Епифаний живописует, как бес в его руках "перегнулся как мясище некое бесовское"; как "сила Божия… мучит беса"; как другой бес "в велице ужасе … хощет вон бежати ис келии, да не может, нозе бо его прилепишася к мосту келейному; и мучится, тянет, нозе свои от земли оторвати хощет, да не может"; как у самого Епифания "руце… от мясища бесовского мокры " стали; как Богородица "в руках у себя мучит беса", а потом подает его Епифанию в руки же "уже мертваго" (185); как обнимает он и "целует с любовию Христовою" (191) давно почившего, а теперь явленного ему "в тонком сне" "любимого друга" Евфросина; как бес "ухватил за горло и нача давить " Епифания; как после второй казни "Пречистая руками своими болную руку осязает , и преста рука болети, и от сердца отъиде тоска, и радость найде… и мнитмися, кабы Богородица к руке и персты приложила… аз же, грешный, хотех рукою моею удержати руку Богородичну и не мог удержати, уйде бо" (194); как во время второй казни "нашел", по молитве, на Епифания сон и он не слыхал, "как палач язык вырезал, толко вмале ощутив , яко во сне, что палачь отрезал язык" (195) и т.д.

Но если "мистик"-"сенсорик" Аввакум эгоцентричен, а потому нецерковен, хотя и глубоко религиозен, то "мистик"-"сенсорик" Епифаний, как видится, теоцентричен и, значит, включен в Традицию, то есть церковен. Именно поэтому "Житие" Аввакума воспринимается как разрушающая агиобиографический канон "автосвятобиография", а жизнеописание Епифания, изложение его "бедного и грешного жития и страдания горького темничного" -- как традиционная исповедь и покаяние.

3.2.3 "Повесть о Ульянии Осoрьиной" (ум. 1604 г.)

Повесть эта "Месяца генваря въ 2 день успение святыя праведныя Улиянеи, муромскиа чудотворицы" написана ее сыном, муромским дворянином Дружиной (Калистратом) Осорьиным в 20–30 гг. XVII в., когда местное почитание Ульянии Осорьиной (Юлиании Лазаревской) утвердилось в Муроме. Не исключено, что написание жития "муромския чудотворицы" было инициировано местным священством и поручено ее сыну.

"Повесть о Ульянии" (в некоторых списках надписана как "житие"), являя собой часть "семейной хроники", "вписанную" в агиобиографический образец, представляет новый для восточнославянской книжной традиции тип святости: Ульяния -- не монахиня, не княжеского рода подвижница, не "Христа ради юродивая", а "рядовая" боярская дочь и жена, достигающая спасения души добросовестным "исправлением домовного строения", исполнением своих семейных обязанностей (дочери, внучки, племянницы, невестки, жены, матери, хозяйки дома), делами милосердия ("сироты и вдовы немощныя… обшиваше и всех нужных и болных всяцем добром назираше", 156), уважительным отношением ко всем, независимо от их социального и материального статуса. Вся жизнь Ульянии изображена в "Повести" прежде всего как общественно полезная деятельность в миру ("добрых дел прилежаше") – плодотворная ("ни единого от просящих не отпусти тща"), рационально организованная ("вся смыслено и разумно разсуждая"), непременная ("непреткновенно совершаше"), самоотверженная ("ни в чем не ослушася, ни вопреки глаголя… никого не оклеветаша") а потому богоугодная, так что бесы откровенно "плача, вопияше" от бессилия сотворить "спону" ее благому делу "чюжих кормить".

Представляя новый тип святости, Дружина Осорьин акцентирует в житии Ульянии то, что не соответствовало ставшему этикетным представлению о святом. Так, он особо отмечает, что благотворительностью Улияния начала заниматься исключительно из внутреннего побуждения, без воздействия церковного учения , получив первые примеры и навыки христианской добродетели даже не из "книжного почитания", а от "благоверных и нищелюбивых" родителей и от "бабы ея, матери ея мати, вдовы Анастасии" (154), у которой она воспитывалась после смерти родителей до 12 лет: "И не лучися ей в девичестем возрасте в церковь приходити, ни слышати словес Божиих почитаемых, ни учителя учаща на спасение николиже; но смыслом благим наставляема нраву добродетелному " (156).

Выйдя шестнадцати лет замуж и приняв на себя все хозяйство зажиточного дома, Ульяния опять не имела возможности регулярно ходить в церковь, но "в та времена, – объясняет Дружина, – по вся нощи без сна пребываше, в молбах и в рукоделии, в прядиве и в пяличном деле. И то продав, нищим цену даяше и на церковное строение... Вдовами и сиротами, аки истовая мать, печашеся, своима рукама омывая, и кормя, и напаяя" (156).

Ведя столь подвижническую жизнь, Ульяния в своем доме подвергается бесовскому искушению: "многи бесы, прешедшие же на ню со оружием, хотящее ю убити, рекуще: Аще не престанешь от таковаго начинания, абие погубим тя!" (157) Но на защиту добродетельной домохозяки встает сам св. Никола Чудотворец, он "явился ей, держа книгу велику, и разгна бесы, яко дым бо исчезоша. И воздвиг десницу свою и благослови ю" (157), сказав, что сам Христос велел ему "соблюдать" Ульянию "от бесов и злых человек".

Таким образом Дружина развивает и утверждает ничуть не противоречащую христианскому вероучению, но не разработанную еще в то время в восточнославянской агиобиографической книжности мысль, что спастись может каждый, "оставаясь в звании своем", а не только в монастыре, затворе или приняв подвиг юродства.

Ульяния так и не приняла монашеского пострига: сначала она "моли мужа отпустити ю в монастырь, и не отпусти", однако согласился с женой "плотнаго совокупления не имети" (158). При этом Ульяния, желая уподобить свое житие монашескому, не только отказывается от "плотскаго совокупления" с мужем, но предается аскезе, на какую были способны только великие подвижники: устроив мужу "обычную постелю", сама она "возлегаше на пещи без постели, точию дрова острыми странами к телу подстилаше и ключи железны под ребра своя подлагаше, и на тех мало сна приимаше, дондеже рабы ея усыпаху, и потом вставаше на молитву во всю нощь и до света. И потом в церковь вхожаше к заутрени и к литоргии, и потом ручному делу прилежаше, и дом свой богоугодно строяше…" (158); после смерти мужа Ульяния, теперь свободная в свое выборе, не пошла, однако, в монастырь, но, оставшись хозяйкой дома, еще усилила свои аскетические подвиги: "без теплыя одежды в зиму хождаше, в сапогы же босыма ногама обувашеся, точию под нозе свои ореховы скорлупы и черпие острые вместо стелек подкладаше и тело томяше" (159).

Замечательно, что ее мирской образ жизни не только не осуждается, но поддерживается и благословляется свыше: когда Ульяния из-за сильных морозов ("яко земли разседатися от мраза") какое-то время не ходила в церковь, то глас от Богородичной иконы возвещает священнику этой церкви: "Шед, рцы милостивой Ульянеи, что в церковь не ходит на молитву? И домовная ея молитва богоприятна, но не яко церковная". И прибавляет: "Вы же почитайте ю, уже бо она не меньши 60 лет и Дух Святый на ней почивает !" (160) Явившийся ей во второй раз Николай Чудотворец, прогнав от Ульянии бесов, тоже не велит (и даже не советует) ей принять монашеский постриг, стать "невестой Христовой", но благословляет на ту жизнь, какой она доселе служила Богу.

И даже в глубокой старости, раздав нуждающимся все, что было у нее, когда "дойде же в последнюю нищету, яко ни единому зерну остатися в дому ея" (161), то есть даже тогда, когда она уже не могла помогать щедрой милостыней, Ульяния не приняла монашеского образа, осталась в миру, "старостию и нищетою одержима, не хождаше к церкви, но в дому моляшеся; и о том немалу печаль имяше" (161). Отпустив на волю своих рабов, чтобы они не перемерли с голоду, она, подобно Киево-Печерскому Прохору-лобеднику, стала собирать "лебеду и кору древяную, и в том хлеб творити… и молитвою ея бысть хлеб сладок. От того же нищим даяше, и никого нища тща отпусти" (161). И когда удивленные богатые соседи спрашивали у нищих: "Что ради в Ульянин дом ходите? Она бо и сама гладом измирает", те отвечали: "Многи села обходихом и чист хлеб вземлем, а тако в сладость не ядохом, яко сладок хлеб вдовы сея" (161)…

Дружина обращает внимание читателя на казалось бы бытовые второстепенные мелочи, но в широком контексте "Повести" эти мелочи оказываются значимы. Например, то, что Ульяния "в прядивном и пяличном деле прилежание великое имяше" (156) -- обыденное для любой женщины той эпохи занятие -- позволяет ей тайком от всех обшивать нищих и немощных, а продавая излишек своего рукоделия, -- помогать нуждающимся деньгами и жертвовать на церковь. То, что Ульяния "не требоваше воды ей на омовение рук подающего, ни сапог разрешающаго, но все сама собою творяше" (157) свидетельствует об искренней, а не показной только скромности хозяйки большого богатого дома, о ее глубоком смирении. То, что она никого из рабов "простым именем назваше", а за всякое их неразумие "на ся вину возлагаше" (157) позволяет ей, когда "враг наусти раба их и уби сына их старейшего", "смыслено и разумно разсуждая", простить раба и скорбеть не столько о смерти, сколько о душе убитого. И т.д.

Подробно описываются последние дни и часы жизни Ульянии. Дружина не упускает ни одной детали, показывая, что преставление мирской женщины, всю свою жизнь посвятившей служению нуждающимся, ничем не отличается от преставления святой. Ульяния знает о своей скорой кончине, готовится к ней, "в день лежа моляшеся, а в нощи, восставая, моляшеся Богу" (161); перед самой смертью собирает вокруг себя "дети и рабы свои", учит их "о любви, и о молитве, и о милостыни, и о прочих добродетелях" (162), сожалея, что не сподобилась "ангельскаго образа иноческаго… грех ради и нищеты, понеже недостойна бых -- грешница сый и убогая" (162). Потом "повеле уготовити кадило, и фимиям вложи и целова вся сущая ту и всем мир и прощение даст, возлеже и прекрестися трижды, обвив чотки около руки своея, последнее слово рече: Слава Богу всех ради. В руце Твои, Господи, предаю дух мой. Аминь. И предаст душу свою в руце Божии, Егоже измлада возлюби" (162). По преставлении вокруг головы усопшей все присутствующие видели "круг злат, якоже на иконах около глав святых пишется" (162). А в клети, куда тело Ульянии, обрядив, положили до утра, всю нощь сиял свет, горела свеча и исходило благоухание. Через 11 лет после погребения Ульянии в селе Лазареве, над гробом подвижницы начались чудеса, которые также подробно описываются в "Повести".

Так Дружина на примере своей матери рисует доступный мирянину путь спасения, не требующий от подвижника ничего, кроме искреннего желания благоугодить в первую очередь нуждающимся, а, значит и Богу (ср.: Мф. 25. 34 - 40). В атмосфере глубокого духовного кризиса, характеризующего "бунташный век", когда, вопреки Традиции, внешнее благочестие стало отождествляться с христианскими добродетелями, это повествование о хозяйке дома, стяжавшей спасение добротой, милостью и молитвой, можно воспринимать как скрытый протест против складывающихся стереотипов, далеких от христианского учения. В "Повести", возможно, сознательно, не затрагивается ни один из обрядовых вопросов, столь волновавших современное Дружине общество, но акцентируется искренность героини, творящей добро, потому что "вселися в ню страх Божий" (156), а не для того, чтобы стяжать венец святости. Священнику, огласившему в церкви чудо от Богородичной иконы, Ульяния отвечает: "Соблазнился еси, егда о себе глаголеши. Кто есмь аз, грешница, да буду достойна сего (что на ней почивает Дух Святый.-Л.Л. ) нарицания" (160). Дружина нигде не говорит, что Ульяния желала послужить Богу, но отмечает, что "всю надежду на Бога и на Пречистую Богородицу возлагаше и великого чюдотворца Николу на помощь призываше, от негоже помощь приимаше" (157), так что "вси дивиляхуся разуму ея и благоверию"; "безпрестани в руках имея четки, глаголя Иисусову молитву… егда бо и почиваше, уста ея движастася и утроба ея подвизастася на славословие Божие" (160), "не смутися, ни поропта, и не согреши ни во устах своих и не даст безумия Богу, и не изнеможе нищетою" (161).

Следует признать, что Дружина Осорьин создавал житие своей матери, руководствуясь лучшими агиобиографическими образцами. Не смотря на то, что "онтологический портрет" "муромской чудотворицы" ему не совсем удался, Дружина смог создать неизвестный ранее восточнославянской книжности, весьма притягательный, понятный и близкий читателю образ праведной хозяйки дома; и образ этот, согласно педагогическим принципам Типикона, "путеводительствует к истине" спасения "начинающих" (в нашей терминологии -- "теоцентриков"-"эмпириков"-"сенсориков"); причем, "начинающих" среди женщин, которые доселе могли выбирать лишь между "золотой (или не очень) клеткой" о тчего или мужнина терема и монастырем. Поэтому неправильно исключать "Повесть об Ульянии Осорьиной" из традиционной христианской агиобиографии. Вместе с тем новый тип святости -- святости, достигаемой в миру, в быту, в будничных заботах и суете жизни, -- позволяет поставить это произведение у истоков светской романной традиции, представители которой будут искать смысл и цель именно мирского бытия, праведный путь и образ именно светской жизни…

В этой связи представляются весьма интересными "жизнеописания", изображающие своего рода "антиидеал" человеческого бытия. "Подражание" в них балансирует на грани серьезной имитации "образца" и лукавой пародии на него.

3.2.4 "Повесть о Фроле Скобееве" (к. XVII–нач. XVIII в.), сопоставимая с "сюжетным" патериковым рассказом (например, о Моисее Угрине, о Гигории-чудотворце и под., где героям приходится противостоять внешним обстоятельствам, достигая желаемой цели) живописует, как "дворянин небогатой" "и сам, как собака, голоден", благодаря хитрости и пронырливости, обманом женится на богатой невесте и становился зажиточным и уважаемым: сам царский стольник Нардин-Нащокин – отец обманутой девушки – "учинил при жизни своей Фрола Скобеева наследником во всем своем движимом и недвижимом имении. И стал жить Фрол Скобеев в великом богатстве", "очень роскочно". А в одном из списков повести к тому прибавлено, что и сам царь обещает ему: "А моею милостью против протчих своей братьи оставлен не будет".

Все это жизнеописание плута можно уподобить, как заметил А. С. Демин, своего рода подробной инструкции, ка к сделать "такую причину", чтобы быстро разбогатеть. Автора интересовал прежде всего наиболее ловкий, скорый и по возможности наименее трудоемкий путь к обретению богатства, недаром он замечает, что "весьма Скобееву удивлялис, что он сделал такую причину так смело". Повествование напоминает поэтапное и в общем-то малохудожественное описание решения задачи: сначала, как и положено, излагается условие: "В Новгородском уезде имелся дворенин Фрол Скобеев. В том же Ноугородском уезде имелись вотчины столника Нардина-Нащокина, имелась дочь Аннушка, которая жила в тех новгородских вотчинах". Как видим, собственно вотчины не отделялись в авторском сознании от Аннушки. Не разделялись они и в сознании Фрола, возымевшем желание заполучить те вотчины, женившись на Аннушке.

Пораскинув мозгами, ушлый дворянин разделил решение вставшей перед ним задачи на три этапа: во-первых, "возыметь любовь с тою Аннушкою"; во-вторых, "Аннушку достать себе в жену"; в-третьих, жить с нею и ее богатством "постоянно", то есть обеспеченно. Автор повести не столько художественно описывает происходящие далее события, сколько аналитически разлагает жизнь героя на ряд последовательных действий, приведших того к достижению чаемой цели. Все эти действия, выраженные в словесной форме, составляют, по наблюдению Демина, своего рода смысловой каркас повести, к которому крепятся описания сопутствующих тому обстоятельств: "проведал", "взял себе намерение", "умыслил", "усмотрел" и – "желаемое исполнил"; снова "проведал", "стал в великом сумнении, не ведает, что делать", но тем не менее опять "взял себе намерение", напрягся, да и "пришло в память" ему, в связи с чем он ловко "усмотрел" и – "вот женился"; и опять "не ведает, что делать", но "умыслил", "усмотрел" и – "справил тое вотчину за себя"! Алгоритм – один. И именно с его помощью автор подсказывает читателям достаточно циничные принципы достижения успеха в авантюре. Первый из них – проникнуть в нужный круг общения, что Фрол и сделал: "ево многие знатные персоны знали".

Второй принцип: изучить распорядок и привычки нужных людей, какой они "имели в то время обычай", чтобы знать, где и при каких обстоятельствах можно втереться к ним в доверие. Именно таким образом познакомился Фрол сначала с приказчиком Нардина-Нащокина, потом через него – с мамкой Аннушки, потом – с самой Аннушкой, наконец – с ее отцом.

Третий принцип: знать психологию людей, с которыми имеешь дело, и использовать типичные реакции на те или иные обстоятельства, к примеру: принявшая подарки мамка будет чувствовать себя обязанной дарителю; любовница будет "жалеть" своего любовника; невольный соучастник, если шантажировать его, поможет "замять" дело; отец не сможет долго гневаться на любимую дочь, – чем вполне и пользовался Фрол Скобеев.

Четвертый принцип: знать, "как кого обмануть", для чего свои мысли и замыслы "не объявлять", а дела вершить тайно. При этом обманывать допустимо абсолютно любым способом – "как можно": "под видом других" (потому Фрол-то "убрався в девичей убор", то "в лакейское платье"), "подпоить кучера весма жестока пьяна", "притворить себя, яко жестоко болна", как это сделала Аннушка, и т.д. "Обман, – как верно заметил А. С. Демин, – главный и совершенно не осуждаемый принцип поведения буквально всех героев повести" . Не обманывают в ней только стольник Нардин-Нащокин, поскольку "летами древен" и "зрением от древности уже помрачен", да еще кучер по той причине, что был "весма жестоко пьян".

Пятый принцип: обходительность и тонкость обращения с нужными людьми. В этом Фрол преуспел вполне, всегда несколько преувеличивая титулование и опережая (а тем самым – слегка провоцируя) события, дающие реальные основания употребить то или иное называние. Так, к примеру, Скобеев называет стольника "батюшкой" задолго до того, как Нардин-Нащокин простил свою дочь и признал его своим зятем...

Наконец, шестой принцип – готовность рисковать, "не взирая ни на какой себе страх": "либо буду полковник или покойник".

Повесть, по наблюдениям А. С. Демина, "типизировала не только действия "плута", но и обстоятельства, в которых ему везет" , – то есть атмосферу всеобщей деловой суеты, потому что только в атмосфере деловитости энергичный человек представляет собой некую ценность и может подчинить себе волю других, менее энергичных людей. Таким образом, "автор повести эстетизировал методологию достижения богатства " , представляя ее вместе с тем как вполне достойный и даже завидный способ жизни. Агиобиография, таким образом, преобразилась в "отрицающий" ее плутовской роман.

"Повесть о Фроле Скобееве" в какой-то мере отражает и другую особенность культуры XVII века, в которой происходит сначала отделение, а потом и "выпадение" человека из рода – "породы" или худородности, а вместе с тем, по наблюдению Лихачева, изменяется представление о судьбе. Причем изменения эти тоже весьма характеристичны для описываемой культурной эпохи. Если в "теоцентрике" жизнь одного человека неотделима от жизни Церкви как Тела Христова, чьим членом он является; если в "социоцентрике" формируется представление о неотделимости судьбы каждого человека от национальной судьбы (судьбы его земли, вотчины, рода), то в "эгоцентрике" развивается "идея личной судьбы... индивидуально присущей тому или иному человеку, судьбы не прирожденной, но как бы навеянной со стороны, в характере которой повинен сам ее носитель " , что также станет одной из излюбленных романных тем нового времени.

3.2.5 Наиболее отчетливо это новое представление о судьбе проявляется в "Повести о Горе-Злочастии" , также "подражающей" патериковому рассказу. Главный герой "Повести" – Молодец (показательно уже само отсутствие имени у главного действующего лица) предстает как человек "вообще", сам по себе человек, – потомок Адама и Евы, с сотворения которых вовсе не случайно начинается повесть. Нарушив заповедь Отца своего, они были изгнаны "из святаго раю эдемского" (350), потому-то, по мысли анонимного автора, порожденное им вне рая человеческое племя

вначале пошло непокорливо:

ко отцову учению зазорчиво,

к своей матери непокорливо

и к советному другу обманчиво...

…на безумие обратилися

и учели жить в суете и неправде… (350)

Исходя из этой предыстории "Повесть" рассказывает о судьбе безвестного Молодца, нарушившего родительское учение и заветы старины, за что он и попал в конце концов во власть Горя-Злочастия, избавиться от которого смог, только встав на "спасенный путь" – постригшись в монастырь.

Образ Горя-Злочастия, нарисованный "Повестью", представляет одновременно и внешнюю враждебную человеку силу ("бывали люди у меня, Горя, / и мудря тебя и досужае, -- / и я их, Горе, перемудрило: / учинися им злочастие великое…", 355), и состояние его душевной извращенности ("…хотел ты жить, как тебе любо есть! / А хто родителей своих на добро учения не слушает, / того выучю я, Горе злочастное… / и учнет он недругу покарятися", 357). Оно – своего рода двойник Молодца. Как только герой выходит из сферы ценностей, очерченных благочестивой стариной ("отцова учения" и "людей добрых"), как только он "по Божию попущениию, а по действию дьяволю" вздумывает похвалиться своим "великим разумом" ("а всегда гнило слово похвалное: / похвала живет человеку пагуба!", 355), то сразу оказывается лицом к лицу со своей самостью, с которой он не справляется, как с джином, выпущенным из бутылки: от Молодца "род и племя отчитаются, / вси друзи прочь отпираются" (352), "отечество его потерялося" (354), так что приходится ему, надев "гунку кабацкую", жить "на чюжой стороне незнаемой" (356).

Гениальное развитие той же ситуации даст в "Преступлении и наказании" Ф. М. Достоевский, где в роли Молодца – Родион Раскольников, заложивший "отцовскую память" – часы старухе-процентщице, а Горе-Злочастие – его преступление, порожденное типичной для "эгоцентрика" теорией о "право имеющих" и "твари дрожащей".

Весьма характеристично то, что Молодец уходит в монастырь не потому, что ищет спасения души, а для того, чтобы избавиться от Горя-Злочастия, которое "не на час к нему, злочастное, привязалося":

Спамятует Молодец спасенный путь --

и оттоле молодец в монастыр пошел постригатися,

а Горе у святых ворот оставается,

к Молотцу впредь не привяжетца!

А сему житию конец мы ведаем. (359)

Последняя фраза звучит почти угрожающе. Во всяком случае, смысл ее амбивалентен. Таким образом, монашеский постриг представлен в этом жизнеописании не как норма выхода из подобной ситуации и тем более не как идеал жизни, но как своего рода неизбежное суровое наказание для тех, кто не сумел "вписать" свою мирскую жизнь в "отцово учение".

Продолжая аналогию, заметим, что в романе Ф. М. Достоевского монастырю Молодца типологически соответствует каторга Раскольникова, где единственной дозволенной для чтения книгой было Евангелие…

Свя-ти-тель Епи-фа-ний, епи-скоп Кипр-ский, жил в IV ве-ке в Фини-кии, по про-ис-хож-де-нию был ев-рей, в мо-ло-до-сти по-лу-чил хо-ро-шее об-ра-зо-ва-ние. Он об-ра-тил-ся к хри-сти-ан-ской ве-ре по-сле то-го, как уви-дел од-но-го мо-на-ха, по име-ни Лу-ки-ан, от-дав-ше-го ни-ще-му свою одеж-ду. По-ра-жен-ный ми-ло-сер-ди-ем мо-на-ха, Епи-фа-ний про-сил на-ста-вить его в хри-сти-ан-стве. Он при-нял Кре-ще-ние и уда-лил-ся в мо-на-стырь, устро-ен-ный его на-став-ни-ком Лу-ки-а-ном. В мо-на-сты-ре он под-ви-зал-ся под ру-ко-вод-ством опыт-но-го стар-ца Ила-ри-о-на за-ни-мал-ся пе-ре-пиской гре-че-ских книг, пре-успе-вая в ино-че-ской жиз-ни. Свя-той Епи-фа-ний за свои по-дви-ги спо-до-бил-ся да-ра чу-до-тво-ре-ний, но, чтобы из-бе-жать люд-ской сла-вы, он уда-лил-ся из оби-те-ли в пу-сты-ню Спа-нид-ри-он. Там его за-хва-ти-ли раз-бой-ни-ки и три ме-ся-ца дер-жа-ли в пле-ну. Сво-им сло-вом о по-ка-я-нии свя-той при-вел од-но-го из шай-ки раз-бой-ни-ков к свя-той ве-ре в Ис-тин-но-го Бо-га. Ко-гда свя-то-го по-движ-ни-ка от-пу-сти-ли, с ним ушел и раз-бой-ник. Свя-той Епи-фа-ний при-вел его в свой мо-на-стырь и кре-стил с име-нем Иоанн. С тех пор он стал вер-ным уче-ни-ком свя-то-го Епи-фа-ния и тща-тель-но за-пи-сы-вал жизнь и чу-до-тво-ре-ния сво-е-го на-став-ни-ка. Мол-ва о пра-вед-ной жиз-ни свя-то-го Епи-фа-ния рас-про-стра-ня-лась да-ле-ко за пре-де-лы оби-те-ли. Свя-той вто-рич-но уда-лил-ся в пу-сты-ню вме-сте с Иоан-ном. Но и в пу-сты-ню к нему ста-ли при-хо-дить уче-ни-ки. Так воз-ник-ла но-вая оби-тель. Через неко-то-рое вре-мя свя-той Епи-фа-ний и Иоанн пред-при-ня-ли пу-те-ше-ствие в Иеру-са-лим для по-кло-не-ния его свя-ты-ням и от-ту-да воз-вра-ти-лись в мо-на-стырь Спа-нид-ри-он. Жи-те-ли го-ро-да Ли-кии по-сла-ли к свя-то-му Епи-фа-нию ино-ка По-ли-вия пе-ре-дать их прось-бу за-нять епи-скоп-ский пре-стол вме-сто умер-ше-го ар-хи-пас-ты-ря. Од-на-ко про-зор-ли-вый по-движ-ник, узнав об этом на-ме-ре-нии, тай-но уда-лил-ся в Па-фий-скую пу-сты-ню к ве-ли-ко-му по-движ-ни-ку Ила-ри-о-ну (па-мять 21 ок-тяб-ря), под ру-ко-вод-ством ко-то-ро-го он под-ви-зал-ся в мо-ло-дые го-ды. Свя-тые два ме-ся-ца про-ве-ли в сов-мест-ных мо-лит-вах, а за-тем Ила-ри-он по-слал свя-то-го Епи-фа-ния в Са-ла-мин. Там епи-ско-пы со-бра-лись для из-бра-ния но-во-го ар-хи-ерея вме-сто недав-но скон-чав-ше-го-ся. Ста-рей-ше-му из них, епи-ско-пу Пап-пию, Гос-подь от-крыл, что епи-ско-пом сле-ду-ет из-брать при-шед-ше-го в го-род ино-ка Епи-фа-ния. Ко-гда Епи-фа-ния на-шли, свя-той Пап-пий ввел его в цер-ковь, где по по-слу-ша-нию во-ле участ-ни-ков со-бо-ра Епи-фа-ний дол-жен был дать свое со-гла-сие. Так со-сто-я-лось воз-ве-де-ние на епи-скоп-скую ка-фед-ру Са-ла-ми-на свя-то-го Епи-фа-ния око-ло 367 го-да.

Свя-ти-тель Епи-фа-ний про-сла-вил-ся на ар-хи-ерей-ской ка-фед-ре ве-ли-кой рев-но-стью о ве-ре, лю-бо-вью и ми-ло-сер-ди-ем к бед-ным, про-сто-той нра-ва. Он мно-го пре-тер-пел от кле-ве-ты и за-ви-сти неко-то-рых из сво-их кли-ри-ков. За чи-сто-ту сво-ей жиз-ни свя-ти-тель Епи-фа-ний по-лу-чил да-ро-ва-ние ви-деть во вре-мя Бо-же-ствен-ной ли-тур-гии на-и-тие Свя-то-го Ду-ха на Свя-тые Да-ры. Од-на-жды свя-ти-тель, со-вер-шая Та-ин-ство, был ли-шен это-го ви-де-ния. То-гда он по-до-звал од-но-го из кли-ри-ков и ти-хо ска-зал ему: "Вый-ди, сын мой, ибо ты се-го-дня недо-сто-ин при-сут-ство-вать при со-вер-ше-нии Та-ин-ства".

На этом со-бы-тии пре-рва-лись за-пи-си его уче-ни-ка Иоан-на, так как он за-бо-лел и скон-чал-ся. Даль-ней-шее опи-са-ние жиз-ни свя-ти-те-ля Епи-фа-ния про-дол-жил вто-рой его уче-ник По-лу-вий (впо-след-ствии епи-скоп Ри-но-кир-ский).

В кон-це жиз-ни свя-ти-те-ля Епи-фа-ния по про-ис-кам им-пе-ра-три-цы Ев-док-сии и Алек-сан-дрий-ско-го пат-ри-ар-ха Фе-о-фи-ла вы-зва-ли в Кон-стан-ти-но-поль на со-бор, ко-то-рый был со-зван для су-да над ве-ли-ким свя-ти-те-лем . Но свя-ти-тель Епи-фа-ний, не же-лая быть участ-ни-ком без-за-кон-но-го со-бо-ра, по-ки-нул Кон-стан-ти-но-поль. Во вре-мя пла-ва-ния на ко-раб-ле свя-ти-тель по-чув-ство-вал при-бли-же-ние сво-ей смер-ти, он пре-по-дал сво-им уче-ни-кам по-след-нее на-став-ле-ние - со-блю-дать за-по-ве-ди Бо-жии и хра-нить ум от нечи-стых по-мыс-лов - и через двое су-ток скон-чал-ся. Жи-те-ли го-ро-да Са-ла-ми-на с ры-да-ни-я-ми встре-ти-ли те-ло сво-е-го ар-хи-пас-ты-ря и 12 мая 403 го-да с че-стью по-греб-ли в но-вой церк-ви, воз-ве-ден-ной Свя-ти-те-лем.

Седь-мой Все-лен-ский Со-бор на-име-но-вал свя-ти-те-ля Епи-фа-ния от-цом и учи-те-лем Церк-ви. В тво-ре-ни-ях свя-ти-те-ля Епи-фа-ния "Па-на-рий" и "Ан-ко-рат" со-дер-жит-ся опро-вер-же-ние ари-ан-ской и дру-гих ере-сей. В дру-гих со-чи-не-ни-ях встре-ча-ет-ся мно-го дра-го-цен-ных цер-ков-но-ис-то-ри-че-ских пре-да-ний и ука-за-ний на гре-че-ские пе-ре-во-ды Биб-лии.

См. так-же: " " в из-ло-же-нии свт. Ди-мит-рия Ро-стов-ско-го.

Житие Епифания. Легенды о Никоне

Среди писателей-старообрядцев первого поколения обращает на себя внимание своим незаурядным талантом инок Епифаний - один из трех «соузников» протопопа Аввакума в пустозерской ссылке.

«Родился я в деревне, - рассказывает Епифаний в своей автобиографии, - и как скончался отец мой и мати моя, и аз грешный иде во град некий зело велии и многолюден». Семь лет прожив в этом «граде», Епифаний в 1644 г. принял монашество в Соловецком монастыре. В 1656 г., когда «воздвижеся гонение на православную христианскую веру», Епифаний ушел на реку Суну, где жил тогда инок Кирилл, основатель сунарецкой «пустыни». Здесь Епифаний, «поучая» и «попов с причетники» и «всех людей», вскоре приобрел славу «учителя». От Кирилла Епифаний перешел к Корнилию, знаменитому впоследствии во всем Поморье расколоучителю, и прожил с ним два года, сначала на реке Водле, а потом на Кятк-озере.

В 1666 г. Епифаний явился в Москву для обличения царя и обращения его «ко истинней вере Христове святой старой». 17 июля 1667 г. он был представлен на суд патриархов, подвергнут казни - ему подрезали язык - и вместе с Аввакумом и попом Лазарем отправлен в Пустозерск в ссылку. Здесь - в 1670 г. ему снова подрезали язык и отрубили четыре пальца на правой руке. 14 апреля 1682 г. он вместе с Аввакумом, Лазарем и диаконом Феодором был сожжен на костре.

В историю старообрядческой литературы XVII в. инок Епифаний вошел как автор собственного «Жития», написанного им незадолго до смерти, в пустозерской ссылке (вероятно, в 1675 или 1676 г.), по «повелению» Аввакума, который настаивал на том, чтобы Епифаний в назидание всем «чтущим и послушающим» непременно рассказал о себе «хотя немношко».

«Житие» Епифания - оно писалось в два приема - состоит из двух частей: в первой части автор рассказывает о своей жизни на севере, в «пустыне» на реке Суне; во второй - преимущественно о своей пустозерской ссылке и о всем том, что он там пережил, «страдая» за «правую» веру.

Написанное, несомненно, в подражание «Житию» Аввакума, «Житие» Епифания в одном отношении, однако, существенно отличается от своего образца. Епифаний редко и неохотно излагает внешнюю, фактическую сторону своей биографии; он ее и помнит плохо и явно не дорожит ею, - в отличие от Аввакума, который и любил и умел подробно рассказывать разные события из своей жизни и прекрасно помнил их. В центре внимания Епифания его внутренний душевный мир, его настроения, сомнения, страхи, радости и печали. Повышенный интерес к своему внутреннему я, стремление описывать не столько факты, сколько свои переживания, вызванные этими фактами, склонность к самоанализу - своеобразная особенность «Жития» Епифания, придающая ему характер скорее лирической исповеди, чем автобиографии.

«Житие» свое Епифаний писал обрубками пальцев, в «темнице», в земляном срубе, «исполу-мертв, жив, погребен землею, яко во гробе», ожидая исхода души своей «с часу на час». Это сказалось на его «Житии». В нем немало места уделено подробному описанию разных «сонных видений», таинственных гласов, чудес. В объективной реальности этих своих галлюцинаций, рожденных его болезненно возбужденным воображением, Епифаний не сомневался; усматривая в них знак особого благоволения божьего к себе, он, как свидетельствует об этом Аввакум в своем «Житии», рассказывал о них и устно своим пустозерским «соузникам». Многое, о чем повествует Епифаний, производит впечатление какого-то сна наяву; реальная действительность так тесно сплетается у него с иллюзорной, что подчас трудно различить границу между ними. Дело в том, что Епифаний - это другая характерная особенность его стиля или психологического склада - свои бредовые галлюцинации облекает обычно в такие натуралистически-конкретные формы описания, что фантастическое в его изображении приобретает все черты объективно реального факта.

Первую часть своего «Жития» Епифаний почти целиком посвятил рассказу о своей борьбе с бесами в сунарецкой «пустыне». В изображении Епифания бесы - типичные запечные «шишиги» народных сказок. Не успел Епифаний поселиться в келье, которую он сам себе построил в дремучем лесу, как в ней поселились и бесы. Хитрые и «пронырливые», они всеми доступными им средствами старались досадить Епифанию, учинить ему какую-нибудь пакость. Два раза они поджигали у него келью, однажды чуть не удавили, согнув так, что он не смог даже пошевелиться. К счастью,

у Епифания всегда находился под рукой «образ вольяшной (литой) медяной пречистыя богородицы», который ему подарили в Соловецком монастыре, когда он собирался итти на Суну. Образ этот несколько сдерживал бесов. Зная, что у Епифания в келье на стенке всегда висит этот образ, они совсем его погубить не решались, но зато в течение долгого времени то испугают ночью, с шумом вскочив в келью, то спать помешают, сдавив «крепко и туго», то примутся, играя, качать его «яко младенца»; однажды они надолго отравили ему существование и довели даже до слез: населили келью муравьями, которые пребольно, по бесовскому наущению стали кусать ему «тайные уды», - «а иново ничего не едят, ни рук, ни ног, ни иново чево, токмо тайныя уды»; долго мучился Епифаний с муравьями, и варом их варил, и келью землею осыпал, и «сошницею» носил их на речку топить, - ничего не помогало, до тех пор пока в это дело не вмешалась богородица и не избавила его от страданий. С народными сказами о разных «шишигах» первая часть «Жития» Епифания сближается не только своими представлениями о бесах, но и натуралистически-конкретной формой описания всех столкновений с ними. Замечателен в этом отношении тот эпизод первой части «Жития» Епифания, где он рассказывает, как удалось ему однажды жестоко наказать бесов за все их проделки. Лег Епифаний как-то отдохнуть «после правила» и вдруг видит: вошли к нему в келью два беса, - «один наг, а другой в кафтане», - взяли доску, на которой он лежал, и принялись ее раскачивать. Рассердился Епифаний, встал, схватил беса нагого «поперек» так, что он даже перегнулся весь, и стал бить его о лавку, о «коничек», призывая на помощь богородицу. «А другой бес прямо дверей стоит в велице ужасе и хощет вон бежати ис келии, да не может, нозе бо его прилепишася к мосту келейному, и мучится, тянет нозе свои, от земли оторвати хощет, да не может, и сего ради бежати нелзе ему». Бил Епифаний беса, бил и не заметил, как он из рук его вывернулся и исчез; «зело устал, биюще беса, - рассказывает Епифаний, - а руце мои от мясища бесовского мокры».

Первая часть «Жития» Епифания писалась по воспоминаниям, которые уже успели перепутаться в памяти автора с реминисценциями из народных сказок, а может быть и книг, когда-то прочитанных им. Часть вторая «Жития» была написана под неостывшим еще впечатлением от казней, по свежим следам событий; в ней меньше вымысла, больше правды. Заметно отличается вторая часть «Жития» от первой и формой изложения: рассказ ведется в более сдержанных тонах, без отступлений в сторону, без той словоохотливости, которая порою оказывается в первой части и придает ей сказочно эпическую медлительность. Начиная с повествования о событиях из сунарецкого прошлого Епифания, вторая часть к концу перерастает в исповедь, в монолог, полный скорбной лирики: автор говорит о своем «страдании темничном», тоске, сомнениях; сетует, жалуется на судьбу, порою даже ропщет на бога... Центральное место во второй части «Жития» Епифания занимает рассказ о пустозерской казни 1670 г. и о всем том, что пришлось Епифанию пережить после того, как снова ему, по государеву указу, резали язык и отрубали пальцы на правой руке. Рассказ этот, полный драматизма и большой искренности, во многих отношениях типичен для Епифания как писателя. В нем с особенной наглядностью сказываются характерные черты его своеобразного стиля, лиризм, натуралистическая конкретность описаний в сочетании с безудержной фантастикой разных «сонных видений» и чудес.

Когда совершилась казнь, всех осужденных привели назад в темницу; Епифаний упал здесь на землю, весь в поту, и стал просить у бога смерти.

Но не услышал его бог. «И аз востав со земли и на лавку лег ниц, - вспоминает Епифаний, - и руку мою сеченую повесил на землю, помышляя в себе сице: «пускай кровь-та выдет из мене вся, так я и умру». И много крови вышло и в темнице стало мокро, и стражи сена на кровь наслали, и пять дней точил кровь ис тела моего, да бы ми от того смерть пришла. А точа кровь, вопел много ко господу на высоту небесную, глаголя: «Господи, господи, возми душу мою от мене, не могу терпети болезней горких, помилуй мене бедного и грешного раба твоего, возми душу мою от тела моего». И вижу, что не дает ми бог смерти... Ох, ох, горе, горе дней тех! Аз же грешный, в темнице един валялся по земли на брюхе, и на спине, и на боках, и всяко превращался от великия болезни, и от горкия тоски, всяко вопел ко господу, да возмет душу мою, тако же и богородице, и всем святым молихся, да помолятся о мне ко господу, дабы взял душу мою от мене господь». Долго так тосковал Епифаний, валяясь на земле и прося у бога смерти, вполз потом на лавку и лег на спине, а руку сеченую положил на сердце. Вдруг слышит: осязает руку его больную богородица своими руками, точно играет ею, и показалось Епифанию, что она к руке его и пальцы отрубленные приложила, и перестала рука болеть и отлегла от сердца тоска. Хотел Епифаний удержать руку богородицы, но не смог: богородица не позволила. Стал было тогда Епифаний псалмы и молитвы читать, но вспомнил, что нет у него языка и опечалился. «Господи, свет мой, куды язык мой ты дел? - вскричал Епифаний со слезами, зря на крест и образ Христов. Ныне сердце мое не веселится, но плачет, и язык мой не радуется, и нету его во устах моих». И стал Епифаний просить бога, чтобы вернул он ему язык. И услышал бог молитву Епифания. Очутился он вдруг среди поля, большого и светлого, и нет этому полю конца; «и вижу, - рассказывает Епифаний, - о левую страну мене на воздухе лежат два мои языка - московский и пустозерский, мало повыше мене; московский не само красен, но бледноват, а пустозерский зело краснешенек. Аз же грешный простер руку мою левую и взем рукою моею со воздуха пустозерский мой красный язык, и положил его на правую мою руку, и зрю на него прилежно: он же на руке моей ворошится живешенек; аз же дивяся много красоте его и живости его, и начах его обеими руками моими превращати, чюдяся ему, и исправя его в руках моих - резаным местом к резаному же месту, к кореню язычному, идеже преже бе, и положил его руками во уста мои». Только положил Епифаний язык в уста, как он прильнул к корню, стал расти и скоро дошел до зубов, полный и большой, «потребный на всякую службу»: и к еде и к молитве, и к чтению книг. Возвеселился Епифаний и восхвалил бога.

Все эти чудеса, однако, не спасли Епифания, по его собственному признанию, от малодушия и сомнений. Сидел он однажды в темнице своей и напала на него «печаль велика» и возмутила мысли. И начал он говорить сам себе: «Что се творится надо мною бедным? Монастырь оставил, в пустыне не жил, ...пошел к Москве, хотел царя отвратити от погибели его, злые ереси никониянские хотел от него отлучить и спасти его, - а ныне царь пуще и старово погибает, христиан зле всяко мучит за истинную святую старую христову веру, - а я ныне в темнице, яко во гробе, сижу, жив землею погребен, всякую нужду терплю темничную; дым горкой глотаю, глаза дымом и копотию, и всякою грязию выело, а клопы жива хотят съесть и червям не хотят оставить. А не ведаю, есть ли то на ползу и спасение бедной и грешной души моей, и приятно ли то, и угодно ли то богу, свету нашему, сия вся моя страдания...» Долго Епифаний размышлял о том, потребен ли богу «путь» его; наконец, устал и прилег на землю,

«на рогозину». И видит: тюремное оконце его раздвинулось и засиял в нем свет великий; потом свет этот стал сгущаться и превратился в лицо человеческое - «очи, и нос, и брада, подобно образу нерукотворному Спасову», и услышал Епифаний голос: «Твой сей путь, не скорби». И образ снова рассеялся в свет и стал невидим. Открыл Епифаний глаза, приподнялся, посмотрел на оконце темничное, - а оконце стоит по-старому. «И тот образ гласом своим отгнал от мене тму малодушия, - вспоминает Епифаний, - от того времени стал терпети с радостию всякую нужу темничную, благодаря бога, чая и ожидая будущия грядущия радости, обещанные богом терпящим его ради всякую скорбь и болезнь в веце сем».

Язык «Жития» Епифания не вполне однороден: охотно прибегая к просторечию в описательных частях своего рассказа, Епифаний в тех случаях, когда он от описания переходил к лирике своих интимных переживаний, - предпочитал язык славянский; все «высокое» в понимании Епифания нуждалось видимо, и в соответствующем словесном оформлении.

Не отрицая зависимости «Жития» Епифания в формальном отношении от «Жития» Аввакума, необходимо все же подчеркнуть, что Епифаний сумел внести в русскую литературу XVII в. и нечто свое, новое. Новым был интерес к миру своих интимных переживаний, новой была попытка разобраться в своих побуждениях и настроениях, нередко противоречивых, проникнуть во «вся внутреняя своя».

Не один из вопросов так не волновал в конце XVII в. и в первой четверти XVIII в. старообрядческий мир, как вопрос об антихристе. Вопрос этот не раз обсуждался и на старообрядческих «соборах» и в раскольничьей литературе. В том, что наступил конец мира и близок час пришествия «сына погибели» - антихриста, - старообрядцы не сомневались. Спорили лишь о том, когда и где явится антихрист, явился он уже или не явился, а если явился - то кто он. Самый факт возникновения подобного рода споров в старообрядческой среде свидетельствует о том, что она в борьбе своей с господствующей церковью пыталась использовать то же оружие, какое так успешно применяли против папства в XVI в. немецкие протестанты, в XVI-XVII вв. - украинские и белорусские «братства».

Здесь имела место и известная преемственность идей: в основу старообрядческой доктрины об антихристе легла так называемая «Кириллова книга», изданная в 1644 г. в Москве. «Кириллова книга» в основной своей части - буквальный перевод на славяно-русский язык трактата украинского полемиста Стефана Зизания - «Казане святого Кирилла патриарха Иерусалимского о антихристе и знаках его», - изданного в Вильне в 1596 г.

Мысль о скором конце мира и пришествии антихриста не могла не встретить самого сочувственного отклика в старообрядческой среде: она не только полностью объясняла старообрядцам все происходящее, но и оправдывала авторитетом св. писания их неприятие действительности, борьбу с господствующей церковью, с никонианами, «слугами» и «предтечами» антихриста. Вопрос о кончине мира и об антихристе в старообрядческой литературе был поставлен задолго до 13 мая 1667 г. - до окончательного оформления старообрядчества, как движения противостоящего господствующей церкви. Первой по времени попыткой подробного теоретического обоснования учения об антихристе, в применении к обстоятельствам

переживаемого момента, старообрядцы, были обязаны архимандриту Покровского в Москве монастыря Спиридону Потемкину. Это был человек с большими связями при дворе, родственник боярина Ф. М. Ртищева, образованный, знавший языки польский, латинский и греческий, строгий ревнитель «старины». Реформам патриарха Никона Спиридон Потемкин не сочувствовал. Осенью 1658 г. он составил обширную «Книгу» в девяти главах, почти целиком посвященную вопросу о «последнем времени» и пришествии антихриста. «Книга» эта пользовалась большим уважением среди старообрядцев, как одно из наиболее полных и обстоятельных «изложений» интересовавшего их вопроса об антихристе. В основу своих рассуждений об антихристе Спиридон положил толкование апокалиптических чисел 1000 и 666 «Кирилловой книги» и подобных ей сочинений; по этому толкованию человечеству, после воскресения Христова, суждено пережить три великих «отступления» от веры; третье «отступление» будет последним, вслед за ним явится антихрист и наступит кончина мира. Есть признаки, по мнению Потемкина, что последнее «отступление» произойдет в царстве Московском, ибо и здесь уже пошатнулась истинная вера, книги святые искажаются, «предтечи» антихриста устилают «путь гладок» «сыну погибели». Когда именно и где явится антихрист - неизвестно, видимо скоро. Мнение об антихристе Спиридона Потемкина целиком разделял и протопоп Аввакум. «Плакати нам подобает в настоящее время - писал Аввакум в предисловии к «Книге» своих «бесед» - Увы, увы мне!.. Антихрист прииде ко вратам двора, и народилось выблядков его полна поднебесная». В том, что антихрист скоро явится, Аввакум не сомневался. Он даже видел однажды антихриста во сне, о чем и счел нужным рассказать своим читателям в восьмой «беседе»: «Я братия мои, видал антихриста тово, собаку бешаную, право видал, да и сказать не знаю как. Некогда мне печалну бывшу и помышляющу, как приидет антихрист, враг последней к моим образом, да сидя, молитвы говоря, и забылся, понеже не могу стоять на ногах, сидя молюся окаянный. А се на поле на чистом много множество людей вижу. И подле меня некто стоит. Я ему говорю: чего людей много в собрании? Он же отвеща: антихрист грядет, стой, не ужасайся. Я подперся посохом двоерогим своим, протопоповским, стал бодро, ано ведут ко мне два в ризах белых нагова человека, плоть-та у него вся смрад и зело дурна, огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит. За ним царь наш последует и власти со множеством народа. Егда ко мне привели его, я на него закричал и посохом хощу его бить, он же мне отвещал: Что ты, протопоп, на меня кричишь? Я нехотящих не могу обладать; но волею последующих ми, сих во области держу. Да изговоря, пал предо мною, поклонился на землю. Я плюнул на него, да и очутился, а сам вздрогнул и поклонился господеви. Дурно сильно мне стало, ужасно, - да нечего на то глядеть. Знаю я по писанию о Христе и без показания, скоро ему быть».

Несколько иную позицию в вопросе об антихристе занял московский расколоучитель инок Авраамий, автор ряда посланий «верным» и обширного компилятивного трактата - «Христианоопасный щит веры». В отличие от Спиридона Потемкина и своих пустозерских собратьев, Авраамий держался того мнения, что антихрист явится не в Иерусалиме, а в России, ибо где открылось последнее «отступление», там подобает явиться и антихристу. Авраамий высказал предположение, что антихрист, возможно, явится в образе патриарха Никона. Окончательно это выяснится только за три с половиною года до кончины мира, кончину же мира Авраамий

уверенно относил к 1691 г. Патриарх Никон «зело подобится антихристу» по ряду признаков, которые Авраамий подробно перечисляет.

Писания об антихристе старших расколоучителей вызвали в широких кругах старообрядцев оживленный обмен мнениями и послужили основой нескольких легенд о патриархе Никоне - антихристе или его предтече. Эти легенды возникали уже в конце XVII в., расцвечивая фантастики реальную биографию главного врага «ревнителей старой веры». В первой четверти XVIII в. весь легендарный материал был объединен в старообрядческой «повести о рождении и воспитании и о житии и кончине Никона, бывшего патриарха московского и всея России», которая должна была опровергнуть «житие святейшего патриарха Никона», написанное его «клириком» Иваном Шушериным.

Считая Никона то самим антихристом, то лишь его «предтечей», старообрядцы пытались опорочить самое его рождение. «Сказание о Никоне патриарсе» уверяло, что отец у Никона был черемисин, а мать - русалка («Минка да Манька», как повторял и Аввакум). До монашества Никон, по словам этой легенды, был «осторожелчив, яростив и злопамятлив... жену имяше пиянчиву и оплазливу». Татарин-волхв, «волхвуя же скверною своею бесовскою книгою и палицею», предсказал Никону-Никите: «ты будеши государь великий». Соловецкие монахи распространили легенду о том, что игумену Елизару было следующее видение: когда Никон в церкви «нача чести святое евангелие... около выи его обвился змий великий черный, пестр и по плещама лежащ». Напуганный игумен «восплакася горко... и глагола к братии вслух всем: О братие, аще бы кто сего старца убил, аз бы, грешный, умолил бога за него».

В «Повести душеполезной о житии преп. отца нашего Корнилия» передавалась легенда о видении старцу Чудова монастыря: «Змий велик пестрый и страшен зело обогнувся около царских палат, главу и хобот имеющь в палатах царских и шепчющь во ухо царево». Старцы узнали, что в ту ночь, когда было это видение, «беседова царь с Никоном». Так легенда изображала влияние Никона на царя, быть может не без воздействия «Сказания о Вавилонском царстве» (Вавилон окружен огромным змием, не пропускающим никого за стены города).

Ссылаясь на «соловецких старцев», повесть о Димитрии рассказывала о том, как земляк Никона, привезя в Москву осетра в подарок царю, остановился у патриарха и был свидетелем его дружеской встречи с бесами. Посмотрев из своей «полаты» «скважнею в двери», Димитрий увидел «окаянного Никона в большей полате от множества бесов почитаема и любезно лобызаема, и на престоле посаждаема и яко царя величаема». Бесы упрекали Никона, зачем он пустил к себе Димитрия, который «видить вся наша действа», и убеждали патриарха: «удави его». Димитрий притворился спящим, когда вошел к нему Никон, а тот «нача иглою копать пяты ног спящего», чтобы убедиться, спит ли он. В палате Никона Димитрий видел башмаки, в стельках которых были вложены образ богородицы и крест - патриарх попирал их ногами. Эту последнюю легенду повторяли многие повести о Никоне и в XVIII в.

«Повесть о ерархе нашем Никоне» передает, будто бы со слов самого Никона, о его пребывании в аду, где он советовался «со отцем и со князи его», как лучше подготовить царство антихриста. Написанная с

полным убеждением в том, что Никон - «предтеча» антихриста, эта повесть, возможно, принадлежит соловецким инокам, после взятия Соловецкого монастыря сосланным в Пустозерск. Литературный прототип этой повести, по мнению исследователя (В. Н. Перетц), - «Слово Евсения Самосатского о сошествии во ад Иоанна Предтечи», переработавшее апокрифическое Никодимово евангелие; в отдельных эпизодах есть сходство и со «словом о чародее Месите».

Легенды о Никоне продолжали слагаться и тогда, когда после низложения он сам оказался в заточении. Попрежнему рассказывали, что Никон общается с диаволом, вызывая его заклинаниями. Монах Иона, живший с бывшим патриархом в ссылке, «письменно показа» о встречах Никона с диаволом; было наряжено следствие, и после того, как «ясно показася во всех истина», Никон был переведен из Ферапонтова монастыря в Кирилло-Белозерский. Небылицы о поведении Никона продолжали слагаться и здесь, но они уже не касались его отношений к диаволу. Сохранился рассказ о том, как Никон пытался будто бы исцелить слепую «боярыню».

Родиной святого Епифания, Еврея по происхождению, была Финикия 1: на берегу реки Елевферы, текущей с Ливанских гор в Финикийское море 2 , в трех поприщах 3 от горда Никеи, находилось селение Висандук; здесь и жили, занимаясь земледелием, родители святого Епифания; кроме сына у них была еще, меньшая его по возрасту, дочь Каллитропия. Когда мальчику было десять лет, отец его умер, оставив жене тяжелую заботу о воспитании детей: у осиротевшей семьи только что хватало на прокормление, а дети, между тем, были еще малы. Мать вынуждена была кормить их трудами своих рук. Так прошло несколько лет. Случилось, что у вдовицы оказался осёл очень упрямый и буйный. И вот однажды мать сказала Епифанию:

Сын мой, возьми осла, отведи его в город на рынок, продай там и купи нам пищи.

Ты знаешь, - отвечал Епифаний матери, - что осел буйный, и когда на торгу покупатели заметят это, то станут меня бить.

Иди, сын мой, Бог же отцов наших да укротит осла», сказала ему мать. Тогда отрок, повинуясь приказанию матери, повел осла для продажи в город. Здесь первым его покупателем явился тоже еврей. Узнав в продавце своего единоплеменника, он сказал ему:

Сын мой, мы с тобой веруем в одного любящего правду Бога, и нам не следует обижать друг друга, чтобы не прогневать Бога нашего и потом не сетовать друг на друга. Итак, оценим осла справедливо.

Епифаний на это отвечал:

Не желал бы продать тебе этого осла, так как он еще необучен, а кроме того упрям и буен; только из-за голода и не имея на что купить пищи, моя мать решила его продать. Но вот я слышу от тебя, что грешно причинять зло ближнему ради приобретения, и боюсь, как бы не покарал меня Бог.

Изумленной рассудительностью и добронравием отрока, Еврей дал ему три пенязя 4 со словами:

Сын мой, возьми это, купи матери хлеба и возвратись с ослом в свой дом, и если осёл укротится, то держите его при себе; в противном же случае выгоньте его, чтобы он не убил кого-нибудь.

Епифаний направился домой и на пути около своего селения встретил христианина Клеовия, пожелавшего купить осла. Но честный отрок отказывался его продать. Во время их беседы осёл заупрямился и начал с фырчаньем брыкаться, а, затем, сбросивши с себя Епифания, побежал с дороги. Упавший отрок так разбился, что не мот встать и лежал, горько плача: у него сильно болело ушибленное бедро. Клеовий, подошедши к нему, ощупал бедро и перекрестил его трижды. Тотчас же Епифаний выздоровел и встал. Затем, Клеовий обратился к ослу и сказал:

Именем Господа нашего, распятого Иисуса Христа, повелеваю тебе остановиться, и за то, что ты хотел убить своего господина, сам не сойдешь с этого места.

Тотчас осел упал и издох. Удивленной происшедшим, отрок спросил Клеовия:

Кто такой, отче, распятой Иисус Христос, что Его именем совершаются такие чудеса?

Сын Божий, Которого распяли Иудеи, – отвечал Клеовий. Епифаний побоялся открыть ему свое еврейское происхождение и отправился домой с думою о Христе распятом и с желанием веровать в Него. Пришедши к своей матери, он рассказал ей о всем случившемся. Между тем последняя, не имея чем питаться с детьми, продала свою ниву, а Епифанию велела идти в город учиться какому-либо ремеслу, чтобы впоследствии он мог кормить и себя и ее с сестрою. При самом отправлении Епифания в город, пришел из города в Висандуку богатый еврейский законоучитель Трифон, хорошо знавший его родителей и владевший некоторыми имениями в их селе. Узнавши, что Епифаниева матерь овдовела, и, видя ее в нищете, он сказал ей:

Дай мне твоего сына, - я усыновлю его; и если ты согласна, то пусть отселе он почитается моим сыном, а ты и дочь твоя питайтесь от моего дома.

Вдова с величайшей радостью отдала своего сына на воспитание неожиданному благодетелю. И жил Епифаний как сын в Трифоновом доме, будучи обучаем еврейским книгам. Быстрая восприимчивость и редкостная сообразительность добронравного воспитанника сделали его любимцем воспитателя. Трифон хотел даже выдать за него замуж свою единственную дочь. Но по Божьей воле она умерла. Вскоре умерли и ее родители, а также и мать Епифания. Оставшись единственным наследником всего Трифонова имения, Епифаний взял к себе на воспитание сестру Каллитропию, внушая ей добрые заветы своего названного отца и учителя.

Однажды Епифаний отправился в родное село посмотреть оставшееся ему после Трифона имение. По Божьему промышлению ему встретился на пути монах Лукиан, писавший книги и продававший их для пропитания себя и нищих. Как раз во время встречи Епифания с иноком за ноги Лукиана ухватился нищий со словами:

Смилуйся надо мной, человек Божий: вот уже три дня я не ел хлеба, и теперь не знаю чем подкрепиться.

Блаженной Лукиан, не имея в руках ничего, снял с себя одежду и отдал ее нищему, говоря:

Пойди в город, продай эту одежду и купи себе хлеба». Видевший это Епифаний удивлялся такому милосердию встречного монаха и, придя как бы в восторженное состояние, заметил сияющую белую одежду, сходящую на инока и покрывающую его. В ужасе он быстро слез с коня и, упавши на колена пред иноком, сказал, кланяясь ему:

Молю тебя, скажи мне, кто ты?

Ты сперва поведай мне, какой ты веры, и потом я расскажу тебе о себе, – отвечал Лукиан. Епифаний сказал:

Я - еврей.

Тогда его собеседник - прозорливой старец, заметивши на встречном Еврее действие спасительной благодати Божией, обратился к нему с следующими словами:

Как ты, будучи евреем, спрашиваешь меня - христианина: кто я? Ибо очень мало общего между евреями и христианами. Вот ты узнал, что я - христианин, и тебе не следует более продолжать речь со мною.

А что, отче, препятствует мне быть христианином? - спросил Епифаний и получил от Христова последователя такой ответ:

То одно препятствует, что не хочешь, так как всякое доброе дело предваряет изволение. Если бы ты действительно желал, то был бы христианином.

Умилили эти слова Епифания: оставив первоначальное намерение посетить свою землю в родном селе, он вернулся в городской дом, предварительно умоливши пойти с ним и своего собеседника. Приведя его к себе, он показал ему всё свое достояние.

Вот мое имущество, отче, - говорил хозяин гостю, - хочу быть христианином и принять иночество, но имею юную сестру, что ты о ней мне скажешь?

Чадо, - отвечал христианин, - ты можешь быть действительно христианином, имея и земное богатство и сестру. И то и другое не противоречат святой христианской вере. Иночество же ты не можешь принять. Прежде всего прими вместе с сестрой святое крещение. Потом выдай замуж ее с достаточным приданым за христианина. Затем, раздай оставшееся у тебя нищим. И тогда можешь быть истинным иноком.

Всё это, отче, - говорил Епифаний - по заповеди твоей исполню на самом деле; только не медли с причислением нас к обществу христиан.

Об этом следует, - сказал Лукиан, - известить епископа: без него нельзя совершить таинство крещения. Итак я пойду к нему. Ты же пребудь в неизменном намерении и усердии ко Христу Богу нашему. А возвращусь к тебе я скоро.

Лукиан пошел к местному епископу. Епифаний же, пришедши в комнату к сестре, сказал ей:

Хочу быть христианином и облечься в иноческий чин.

- Чего ты хочешь, - ответила брату сестра, - того и я, и что ты сделаешь, то и я сделаю.

Услыхав о желании Епифания креститься, епископ сильно обрадовался и сказал доброму вестнику:

Иди, научи юношу и сестру его святой вере и наставь в законе Христовом. Когда же придет воскресной день и мы войдем в церковь, тогда приведи их к милосердному человеколюбцу Богу, чтобы нам присоединить их к Нему святым крещением.

При возвращении Лукиана к Епифанию, последний и сестра его поклонились до земли старцу, прося его со слезами:

Молим тебя, отче, сделай нас скорее христианами.

Лукиан, подняв их, начал учить христианскому благочестию: обучение, сопровождаемое молитвою, продолжалось до воскресного дня почти непрерывно и днем и ночью. В воскресенье же Лукиан привел Епифания и Каллитропию к епископу. Павши пред епископом ниц, как пред Самим Христом, они просили у него святого просвещения. Поднявши их и приветливо побеседовав с ними, он огласил их. Затем епископ пошел в церковь, имея позади себя Лукиана, за которым следовали ново-оглашенные. При вступлении Епифания на первую ступень церковного входа спал с его левой ноги сандалий 5 . Когда же он босой ногой ступил на порог, то сандалий спал и с его правой ноги. Епифаний не воротился за сандалиями, но вошел босым в церковь: со столь великим усердием шел он к Богу. Взглянув в церкви на Епифания, епископ увидал на главе его венец, а лице его прославленным. И ввели епископ и Лукиан Епифания с сестрой в купель и крестили их во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Восприемником Епифания был Лукиан, а восприемницей Каллитропии святая дева Вероника. На божественной литургии новокрещенные причастились Христовых Тайн. Затем они по повелению епископа обедали с ним, и пребыли при епископии восемь дней. Потом Епифаний привел сестру, Лукиана и Веронику в свой дом: здесь, взявши тысячу златиц, он вручил их и свою сестру Веронике, как начальнице Христовых дев инокинь, и отпустил обеих женщин. Наконец, раздавши после продажи всего имение деньги нуждающимся и оставивши себе только 400 златиц для покупки божественных книг, новокрещенный вышел из города с Лукианом в устроенной старцем монастырь. В нем подвизались десять монахов, усердно занимавшихся писанием книг и этим содержавших себя.

Двадцатишестилетний Епифаний принял иночество и был отдан под руководство первому по Лукиане иноку Илариону, хотя юному летами, но совершенному в добродетелях и украшенному великими дарами чудотворения. Присматриваясь к своему наставнику, новоинок начал подражать его постническим трудам. Он не только учился, по поручению Лукиана, у Илариона читать и писать греческие книги, но обучался у него и подвижнически-богоугодной жизни в иночестве. При содействии Христовой благодати Епифаний преуспевал от силы в силу. Его руководитель по смерти преподобного Лукиана сделался игуменом и стал вести еще более строгую жизнь. Казалось, что это не человек, а один из Ангелов, всегда служащих Богу. На трапезе Илариона было немного хлеба с умеренным количеством соли и воды. Да и это вкушал он или чрез день, или чрез два, или чрез три, а иногда не ел и всю неделю. Епифаний, видя такое постничество, стремился подражать ему, и потом во всю свою жизнь держался постнического устава, принятого от великого постника Илариона. Господь наградил Своего угодника даром чудотворения. Начало его чудес было такое. Монастырь окружала безводная местность, и братия ходили за водой за 5 поприщ и то ночью, вследствие невыносимого солнечного жара днем. Случилось однажды в чрезмерно знойной день каким-то проходившим мимо странникам зайти в монастырь, чтобы утолить страшную жажду. Но иноки не могли этого сделать, так как в монастыре тогда не нашлось ни одной капли воды. Путники ожидали уже своей смерти. Епифаний, жалея их, простёр руку к находившемуся у них сосуду с вином, и, коснувшись его, сказал братии:

Веруйте, братия, что Претворивший некогда воду в вино, силен претворить ныне вино в воду (Иоан.2:1-11).

И тотчас по слову Епифания вино претворилось в воду. Обрадованные путники не только напились сами, но напоили и свой скот. После чего вода снова сделалась вином. Все невольно удивились чуду и с этого времени начали особенно уважать Епифания за святость его жизни. Он же, не вынося почитания братии, вышел тайно из монастыря и укрывался в пустыне Спанидрион, питаясь растущими здесь злаками.

Чрез несколько времени сорок сарацын 6 , ходивших по той пустыни, увидевши Епифания в монашеском одеянии, начали насмехаться над ним. Среди разбойников один был кривой, наиболее притом отличавшийся зверством и бесчеловечностью. Выхватив свой меч, он хотел ударить Епифания.

Но лишь только разбойник занес руку для удара, как его глаз прозрел. В удивлении он бросил меч на землю, указывая товарищам на свой исцелевший глаз. Очевидцы такого чуда насильно взяли с собой Епифания, говоря:

Ты - наш бог, ходи с нами и защищай нас от случающихся с нами бед.

Три месяца ходил святой с ними. Удерживая их от всех злых дел и не допуская им производить на своих глазах что-либо бесчинное, он всё это время поучал их познанию истинного Бога, вселяя в них спасительной страх Божий.

Если вы не оставите своих злых дел, - говорил он им, - то не будете благоденствовать на земле и погибнете от карающего правосудного гнева Господа.

Однако, кроткий монах не мог долго быть руководителем дерзких разбойников. Непрестанные наставления и обуздывания Ангела во плоти через три месяца стали совершенно невыносимыми для демонов в человеческом образе. И если при встрече с чудотворцем - иноком они упрашивали его ходить с ними, то теперь, напротив, умоляли святого удалиться от них на прежнее место. Отведя его туда, они устроили ему хижину. Потом простились с ним за исключением одного, уверовавшего во Христа и сделавшегося достойным учеником преподобного. Полтора года христолюбивой учитель учил раскаявшегося разбойника Божественным книгам и наставлял в постнической жизни. Затем, наставник пошел с своим учеником в монастырь святого Илариона и просил его окрестить новооглашенного. Великий игумен совершил над ним это таинство, назвавши его Иоанном. Иоанн не отлучался от своего учителя и описал его жизнь до самой своей смерти, последовавшей прежде кончины преподобного.

На возвратном пути из монастыря в пустынную келлию святому Епифанию и его новокрещенному ученику Иоанну встретился бесноватый юноша, скитавшийся нагим по пустыне. Сжалившись над ним, святой после молитвы к Господу Богу изгнал из него беса. Демон, покинув свою бывшую жертву, вопил:

О Епифаний, ты меня выгоняешь из моего места, в котором я жил двадцать два года, а я повлеку тебя в Персию, где ты против своего желания предстанешь царю.

С этим бес исчез. Юноша же совершенно выздоровел и, припадая к ногам своего исцелителя, благодарил его. Научив исцеленного воздавать благодарение Богу, святой отпустил его домой. Между тем изгнанный бес, пришедши в Персию 7 , вошел в царскую дочь и начал сильно ее мучить. При этом он кричал:

Если сюда не придет Епифаний, не покину этой отроковицы. Епифаний, родом финикиянин, приди сюда, и я выйду из царской дочери.

Царь, услыхав о финикийской стране, послал туда своих слуг разыскать Епифания. Они же, расспрашивая о нем во всех городах и селах Финикии, ничего не могли узнать и едва не были убиты туземцами, принявшими их за соглядатаев. После их возвращения ни с чем к царю диавол, бывший в отроковице, продолжал громко кричать:

Епифаний живет в пустыне, называемой Спанидрион, приведите его сюда».

Тогда царь, призвав тридцать приближенных мужей, сказал им:

Скинув с себя персидские одежды и надевши греческие, идите в Финикию и ищите пустынного места, называемого Спанидрион. Там найдете некоторого человека по имени Епифаний. Взявши его с собой, приведите ко мне.

Переменивши одежды посланные отправились и достигли названной пустыни. Долго искали они здесь Епифания. Наконец, по указанию одного человека, они пришли ночью к его келлии, когда святой по обычаю совершал с своим учеником ночные молитвы. Они сильно стучались к нему в дверь. Но Христов подвижник, не желая прерывать своего молитвенного правила, стоял на молитве, нисколько не испугавшись стука и как бы не замечая его. Придя в страшный гнев, Персы, наконец, решили взломать келейные двери. Один из них поднял оружие для удара им в двери. И вдруг поднятая рука его одеревенела и высохла. Остальные от испуга невольно отошли на некоторое расстояние от келлии и стали дожидаться наступления дня. С рассветом Епифаний, уже совершивший свои ночные и утренние молитвы, открыл двери и вышел. Увидав преподобного, пострадавший пал ниц пред ним и говорил:

Помилуй меня, раб бессмертного Бога.

Чего ты просишь от грешного человека? - спросил смиренной угодник Божий.

Здоровым пришел на это место, - отвечал тот, - и вот высохла моя рука.

Как пришел ты здоровым, - сказал преподобной, - так и будь здоровым.

С этими словами он прикоснулся к иссохшей руке, и тотчас она стала здоровой, как и другая. Увидевши такое чудо, товарищи исцеленного приблизились к святому и, поклонившись, открыли ему цель своего прихода: они молили его идти к царю, чтобы исцелить его дочь. Преподобной же, уразумев, что изгнанной им из юноши дух вошел в дочь царя Персидского, вооружился против беса молитвой и с надеждой на Бога отправился с учеником на верблюдах персидских мужей. Чрез тридцать пять дней путники достигли Персии и остановились в городе Урионе Трое же из персов пошли к царю возвестить о прибытии Епифания. Царь тотчас же приказал представить его себе. Преподобной пришел к нему, как к простому человеку, а не как к царю. Земной владыка приветствовал верного слугу Царя Небесного, поднявшись с своего престола. Святой беседовал с ним об истинном Боге Христе Спасителе нашем, о Его непобедимой силе, изгоняющей всякий демонский род. После беседы к чудотворцу приведена была бесноватая царская дочь. Помолившись о страждущей Богу, святой трижды сотворил над ней крестное знамение. Едва успел он его совершить, как бес вышел из отроковицы, сделавшейся после того совершенно здоровой. Обрадованный исцелением своей дочери, царь поклонился преподобному.

Один из персидских волхвов 8 , видевший чудо, воззвал к преподобному:

О возлюбленный волхв, пришедший сюда для исправления нашего учения, пребывай здесь с нами, и учи нас, и все мы, персидские волхвы, будем тебя слушать.

В ответ на слова волхва святой грозно взглянул на него и с гневом сказал ему:

О враг истины! да заградятся лживые уста твои, называющие меня, раба Господа моего Иисуса Христа, волхвом.

И тотчас волхв онемел. Все невольно ужаснулись. Онемевший же припал к ногам раба Бога Вышнего и поклонами просил его разрешить язык. По достаточном наставлении милостивый праведник исцелил наказанного.

Согрешил я против тебя, раб Божий, - взывал исцеленный, - прости меня.

Между тем, благодарный царь велел принести чудному исцелителю в дар множество золота, серебра и драгоценных камней. Нестяжательной инок ничего не взял себе.

Не требуем, - говорил он царю, - этих временных богатств, надеясь в будущей жизни на лучшие вечные, обещанные нам Господом нашим Христом. Ты же оставь свое при себе; ты любишь стяжание, и губишь из-за них свою душу, так как, будучи златолюбцем, ты похищаешь чужое, а нуждающимся не даешь.

Отказался он и от приглашения царя обедать с ним.

Мне достаточно одного хлеба из отрубей и немного соли для укрепления моего немощного тела, – сказал в ответ на царский зов великий постник. Когда же царь, несмотря на отказ святого, велел отвести его с Иоанном в особую комнату к столу, уставленному дорогими яствами, то строгий подвижник ничего не отведал, кроме хлеба.

Десять дней провел истинной последователь Христов во дворце, поучая царя святой христианской вере. Но семена христианской проповеди падали на окаменелое сердце и ослепленный зловерием ум. При последнем свидании с неверующим царем святой Епифаний произнес пред ним поучение о праведных судах, о милосердии, о волхвах, как бесовских слугах и о недозволительности воевать ему с христианскими царями:

Если пойдешь на них войной, то Самому Христу распятому будешь врагом и погибнешь ужасным образом, – заключил свою проповедь праведник, провожаемой из царских палат самим государем. По выходе из них служитель Живого Бога увидал относимого на погребение мертвеца. Велевши несущим его остановиться, святой Епифаний, воззревши на небо сказал:

Сын Божий, воздвигнувший Лазаря четверодневного из мертвых (Иоан.11:39-44), восставь и сего мертвеца во славу пресвятого Твоего имени.

Помолившись, святой Епифаний прикоснулся к мёртвому, и он тотчас ожил. Окружающие пришли в ужас и приняли чудотворца за какого-либо из богов. Смиренный же инок, назвав себя рабом Божиим, проповедывал им об истинном Боге, в Троице Святой славимом. Так как его слушатели были не из овец Христовых, то он поспешил в свою страну. Царь хотел было послать с ним охранное войско до пределов Персии. Но неустрашимой воин Христов отказался.

Имею охраняющего меня Бога, - говорил он царю, - и Его воинов - святых Ангелов.

Тогда царь, простившись с пустынником, отпустил его со словами:

Иди с миром, Епифаний, слава греков, вспоминай же и о нас, находящихся в Персии.

И пошел богохранимый святой к своей пустынной келлии, созданной для него Сарацынами. Придя в нее, он опять предался безмолвию.

Кругом селения на большое расстояние не было воды. Угодник Божий, усердно помолившись Господу Богу, произвел из сухой земли источник воды, как некогда Моисей от камня в пустыне (Числ.20:11). Затем отшельник при помощи своего ученика развел небольшой сад, посадил в нем съедобные злаки и поливал их из чудесного источника. Но приходившие в сад звери поедали их. Увидавши однажды в саду этих неприятных посетителей, преподобный обратился к ним, как бы к людям, с такою речью:

Не делайте вреда убогому и грешному человеку, поселившемуся здесь оплакивать свои грехи: я и так немного имею этих злаков, данных мне от Бога для моего прокормления.

И звери, как бы понимающие, со стыдом ушли и более не причиняли ущерба святому. По всей Финикии разносилась слава о святом подвижнике Спанидрийской пустыни. Она снова привела к нему Сарацын, пожелавших принять от него благословение и создавших еще три келлии для собравшихся вокруг него многочисленных учеников. Вскоре образовался здесь целый монастырь, насчитывающий 50 человек братий. Между ними был сын римского эпарха 9 Аэтий Каллист. Он принял иночество от Епифания по следующему поводу. Будучи бесноватым в отрочестве, он однажды увидал во сне Епифания, говорящего ему:

Хочешь ли, Каллист, чтобы я отогнал от тебя нечистого духа?

Кто ты, господин мой, могущий отогнать от меня лютого мучителя? - спросил явившегося отрок. Тот отвечал ему:

Я Епифаний, живущий в Палестинской Финикии, в пустынном монастыре, называемом Спанидрион. Если я отгоню от тебя злого духа, то придешь ли ко мне и будешь ли жить со мною в моем монастыре?

Господин, - сказал в ответ больной, - только выгони из меня мучителя, и я тотчас приду жить к тебе.

Смотри, чадо, - предостерегал Каллиста Епифаний, - не преступи своего обещания.

Проснувшись, бесноватой почувствовал себя совершенно здоровым и рассказал родителям о своем чудесном исцелении. По истечении трех месяцев Каллист обратился к ним с такой просьбой.

Пустите меня в Палестинскую Финикию отыскать господина Епифания, чтобы остаться у него, - боюсь как бы не возвратился ко мне мучитель-диавол.

Родители тотчас же отпустили своего сына к преподобному с рабами и со множеством золота и серебра. Пришедши к своему исцелителю, исцеленной принял от рук его иночество и отдал ему на монастырское строение принесенное с собой золото и серебро; своих же рабов отослал к родителям.

В то время по всей Палестине славился другой подвижник Христов - преподобной Иларион Великий 10 , имевший свою обитель в пустыне близ Гасского Маиума. Святой Епифаний однажды посетил его с своим учеником Иоанном. Настоятель с братией любезно приняли гостей и удержали их у себя на несколько дней. В это время диавол, принявши образ Епифания, пошел в его монастырь, как бы возвращаясь от Илариона Великого. Преобразившегося беса увидал один неосторожной и нерадивый брат, вышедший без нужды из монастыря. Приняв его за действительного Епифания, он поклонился ему, и тотчас же бес, вошедши в него, стал его мучить. Братия, увидевши беснующегося, недоумевали, как случился этот недуг с здоровым доселе иноком, и скорбели о нем. Что было непонятно для находившихся с ним собратий, то провидел своим духом их отлучившийся прозорливой настоятель.

Отче, - говорил тогда Епифаний Илариону, - волк влез в мое стадо и смутил моих овец: иду изгнать его.

Сказав это, он простился с великим старцем и братией. Возвратившись с поспешностью в монастырь, он одним своим присутствием заставил диавола войти из жертвы его обмана. Исцеленный поведал ему, как сделался он бесноватым. Святой же учил после его рассказа братию хранить себя от диавольских козней.

Не далеко от Епифаниева монастыря жил при пути, пролегавшем чрез пустыню, свирепый лев, погубивший многих прохожих, так что путники ходили не иначе как весьма большими толпами. Собравшись однажды, они пришли в монастырь к преподобному и сообщили о кровожадности зверя, многих умертвившего. Выслушав их, преподобной сказал им:

Пойдемте, чада, во имя Господне и посмотрим на того льва.

И пошли все. При приближении к львиному логовищу, на всех напал страх, и все хотели бежать назад. Но святой сказал:

Покажите мне его место.

Ему показали, стоя вдали. Тогда преподобной пошел к зверю, взывая:

Где жилище львиное?

Тотчас лев, услышав человеческий голос, выскочил из своего логовища; но, увидавши лицо святого, пал мёртвым. Стоявшие же вдалеке, заметив вышедшего льва, со страху побежали и ожидали, что он растерзает Епифания. Угодник же Божий громким голосом кричал им:

Не бойтесь, чада: придите и посмотрите на труп зверя». Они после долгих колебаний отважились придти к святому и, увидавши лежащего у его ног мертвого льва, весьма удивились, прославляя Бога.

Вместе с даром чудотворения и многими иными Господь наградил Своего верного раба великим даром знания и истолкования Божественного Писания. Читая его братиям, он ясно и для всех понятно разъяснял его. Об его начитанности и высоком уме услыхал один греческий философ. Пришедши из Едессы 11 в монастырь к святому, философ препирался с ним на основании книг эллинских мудрецов: он восхвалял греческое многобожие, а Епифаний доказывал учением Священного Писания истинность христианской веры во Единого Бога, в Троице Святой славимого. Целый год пробыл греческий ученый в монастыре христианского мудреца, споря с ним и присматриваясь к равноангельской жизни святого и его учеников. Видя к тому же и совершаемые Епифанием чудеса, философ мало-помалу приходил к познанию Христовой истины. Наконец следующее чудо особенно поразило его и окончательно обратило в христианство. 60 человек привели в монастырь бесноватого, связанного веригами 12 . Преподобной сказал философу:

Послушай, философ, препирающийся с грешным Епифанием: или ты изгони из этого человека лютого беса призвав своих богов, чтобы я уверовал в них; или я призову моего Бога, распятого Иисуса Христа и изгоню беса, и тогда ты обратись к нашей христианской вере.

Философ молчал, не находя ответа. Тогда святой, призвавши имя Божие, запретил бесу и изгнал его из создания Божия. После этого чуда философ пал к ногам чудотворца, прося крещения и исповедуя Единого истинного Бога, Христа распятого. Преподобный послал новообращенного к Илариону, которой и окрестил его с именем Епифания. Новокрещенный принял затем монашество, был пресвитером и настоятелем иноков.

Ежедневно к преподобному из разных мест приходили во множестве братия и миряне. Чтобы избежать этих многочисленных и нежелательных нарушителей своего святого уединения, Епифаний решил удалиться в Египетскую страну. Отлично зная, что братия не отпустят его от себя, он, призвав их, сказал им:

Хочу пойти навестить великого старца Илариона.

Братия же, понявши намерение своего наставника, с воплем пали ниц пред ним и молили его не покидать их. Старец обещался не уходить от них и остался в келлии. Но чрез 10 дней вместе с своим учеником Иоанном тайно вышел из монастыря и отправился в Иерусалим 13 . Поклонившись здесь Животворящему древу Креста Господня, он молился и у других Иерусалимских святынь. Затем, он пошел в Иоппию 14 , где была морская пристань, и сел на корабль, отплывающий в Александрию 15 . При входе в этот город его встретил еврейский законоучитель Аквила, пожелавший препираться с ним о вере на основании Священного Писание. Спор продолжался два дня. Наконец, еврей, побежденный христианином, пожелал креститься. Преподобный привел его к архиепископу Афанасию 16 . Святитель с радостью принял обоих: еврея как обратившегося ко Христу, а Епифания как наставившего на путь правый. Немного времени спустя Епифаний из Александрии пошел со своим учеником в Фиваиду 17 . Их встретил здесь бывший ученик Антония Великого 18 Пафнутий.

Благослови нас, отче, – сказал ему преподобный.

На это тот отвечал:

Благословенны вы Господом.

По молитве они сели и беседовали: Епифаний расспрашивал его о жизни Антония, а он рассказывал ему про нее.

Хочу, отче, - говорил он ему после этого рассказа, - жить в Нитрийской пустыни 19 .

Иди, - ответил собеседник ЕВпифания, - и насладись беседами со святыми отцами, живущими в Нитрии, и собери у них духовную пищу, которою ты будешь питать словесных овец на Кипрском острове 20 .

Слова Пафнутия были пророчеством о будущем епископстве Епифания на острове Кипре. Сотворивши молитву, собеседники простились и отправились каждый в свой путь. При приближении к городу Леонитополю Епифаний услыхал, что вблизи города находится монастырь, где живет монах Иеракс, - человек благочестивый на вид, он в действительности был еретиком, так как не православно учил о нашем теле. По его мнению оно не воскреснет, а вместо него Бог даст в будущей жизни другое тело. Ибо написано: «прах ты и в прах возвратишься » (Быт. 3:19).

Он говорил также, что дети будут несовершенны в тот век. Епифаний еще в Палестине слышал о нем и желал его видеть. Точно также и Иеракс слышал о преподобном. Придя в этот монастырь, святой увидал множество народа, слушающего учение Иеракса: все считали его добродетельным, как великого постника, не вкушавшего масла и не пившего вина. Увидав двух странствующих иноков, Иеракс спросил их:

Откуда вы?

Из Палестины, - отвечали странники. Спросивши затем их имена, он опечалился: ему был неприятен Епифаний, славившийся в Египте своей святостью и мудростью. Не обращая больше никакого внимания на Епифания, он продолжал учить народ. Когда еретик дошел в своей проповеди до воскресения мёртвых и стал учить, что не воскреснут человеческие тела, то Епифаний, не вынося его заблуждения, обратился к нему с таким словом прещения.

Да заградятся уста твои, - чтоб ты научился не хулить нашей надежды.

И тотчас заблуждающийся онемел и сделался неподвижен. Свидетели такого чуда пришли в сильной ужас. А чудотворец начал учить о воскресении мёртвых, уверяя, что они восстанут в том же, но лишь видоизмененном, теле, в каком жили в этом мире. Чрез несколько часов своей проповеди святой сказал наказанному:

Научись истинной вере и учи ей других.

И немой вдруг заговорил, исповедуя свое заблуждение и обещаясь покаяться. Преподобной достаточно поучил его правой вере, а затем пошел в Верхнюю Фиваиду. В ней было одно пустынное место, называемое Вувулие. Поселившись в нем, святой, пробыл здесь семь лет. Но и эта пустыня не спасла его от посетителей. Среди них был туземный философ по имени Евдемон, пришедший препираться со святым о вере; философа сопровождал его сын, у которого один глаз был кривой. После долгого спора преподобной посмотревши на сына философа сказал последнему:

Почему ты не печешься о своем сыне, чтоб избавить его от его телесного недостатка.

Если бы во всей поднебесной, - отвечал со смехом спрошенный, - один только Евдемонов сын был одноокий, то вправду следовало бы мне заботиться о нем. Но так как многочисленны на земле одноокие, то пусть и он остается таким.

Но если бы в действительности во всей поднебесной один только твой сын был кривой, а все другие люди на земле видели обоими глазами, тогда что ты делал бы для его исцеления? - продолжал спрашивать Евдемона Епифаний.

Ничего другого, - сказал в ответ философ, - кроме того, что говорил бы с самим собой: нет во всем мире более несчастного человека, чем мой сын.

Не принимай в шутку сказанного мной, - сказал святой, - но дай мне для исцеления своего сына и увидишь славу Божию», возразил святой. Взявши затем отрока, он трижды сотворил крестное знамение над глазом, и исцелил его. При виде такого чуда философ вместе с своим сыном уверовали во Христа. По достаточном научении правой вере Евдемон вместе со всем своим домом принял крещение от местного епископа.

Та же слава о святом Епифании, которая приводила к нему множество народа, породила в епископах Египта желание силою сделать преподобного святителем какого-либо местного города. Но святой духовно прозрел в намерение епископов и сказал своему ученику:

Возвратимся, чадо, в наше отечество.

И пошли оба в Финикию. На пути они зашли в монастырь великого Илариона, но старца в нем не застали: многочисленные посетители этого монастыря побудили его удалиться в одно пустынное место, находившееся в пределах Кипрского города Пафа 21 . Братия, рыдавшие по оставившем их отце, увидевши у себя святого Епифания, утешились в печали: сорок дней утешал он их. Затем, отправился в свой монастырь Спанидрион, где все радовались его возвращению. В тот год был голод в Финикии по причине засухи. Узнавши о возвращении великого чудотворца, множество народа пришло к нему в монастырь, усердно моля его испросить у Бога дождя, да даст земля плод свой.

Что вы меня утруждаете, - сказал им преподобной, - я человек - грешный.

Но они долго и неустанно просили его. Наконец, святой, затворившись в своей келлии, стал на желанную молитву. И вдруг небо, доселе совершенно ясное, покрылось грозовыми тучами, из которых в течение трех дней лил сильный непрестанный дождь во всей Финикии. Тогда народ начал просить угодника Божие о прекращении дождя. По молитве святого он прекратился, и было в тот год великое изобилие плодов земных.

Чем более увеличивалась слава преподобного, привлекавшая к нему ежедневно несметные толпы посетителей, тем более помышлял он о том, чтобы опять уйти из Финикии. Его намерение перешло вскоре в решение. В Ликии 22 , месте крещение святого Епифания, умер епископ, и святители окрестных городов собрались для выбора нового епископа, при этом они вспомнили о святом Епифании. Среди присутствовавших на соборе находился молодой, но совершенный по жизни, целомудренный и добродетельный инок Полувий, знавший преподобного. Ему епископы приказали как можно скорей съездить на коне в монастырь Спанидрион и хорошенько тайком разузнать: в самом ли деле возвратился Епифаний из Египта и находится ли в своем монастыре.

Никому не открывай поручение, даже самому Епифанию, – сказали отцы собора Полувию. Последний нашел святого в монастыре и приветствовал его.

Зачем пришел сюда, сын мой? - спросил Полувия святой. Последний отвечал:

Пришел посетить вашу святость.

Ты, чадо, пришел, - возразил ему прозорливец, - соглядать мое ничтожество, здесь ли я. Не утаивай от меня приказанного тебе, ибо грех говорить ложь: скажи истину, потому что Бог посреди нас, - будь действительно служителем истины, а Епифаний грешный переходит от места на место, стеная и страшась множества своих грехов. Но слушай, Полувий: останься здесь, а коня отошли к епископам. Пусть ищут они кого знают, как достойного мужа, для епископства; я же останусь для них неведом.

Полувий послушал ясновидца: отославши коня и слугу, он сам остался при преподобном. При наступлении же ночи Епифаний вместе с своим постоянным учеником Иоанном и новопришедшим Полувием вышел тайно для всех из монастыря. Сначала он посетил Иерусалим для поклонения Животворящему древу Креста Господня и прочим святыням в Иерусалиме и окрестностях. По тридневном пребывании в священном для христианина городе святой Епифаний сказал обоим своим ученикам:

Я слышал, дети, что великий отец наш Иларион обитает ныне в Кипрской стране, недалеко от города Пафа; итак пойдем к нему и получим благословение от него.

Сказавши это, он пошел с ними в Кесарию Филиппову 23 , находящуюся в Палестине, чтоб сесть там на корабль, отплывающий на остров Кипр. Приставши к Кипрскому берегу, он пошел в Пафскую пустыню к великому подвижнику Илариону. При встрече после долгой разлуки оба отшельника исполнились великой радости. Видя скорбь Илариона по поводу своих не малочисленных посетителей и его намерение переселиться в другое место, Епифаний через два месяца решил уйти от своего радушного хозяина. Прощаясь Иларион спросил своего гостя:

Куда ты хочешь идти, Епифаний?

В ответ на это святой Епифаний услышал от прозорливца такой совет:

Иди, чадо, в город Саламин 25 , находящийся на острове Кипре. И будет тебе в этом городе доброе пребывание.

Епифаний не хотел и слышать этих пророческих слов, содержащих в себе предсказание на то, что он будет архиепископом в названном городе. Тогда святой предсказатель повторил ему свое пожелание, сказав:

Говорю тебе, чадо, что тебе следует идти в тот город и жить в нем. Не прекословь, поэтому, мне, чтобы не постигло тебя бедствие на море.

Простившись с Иларионом, Епифаний с своими учениками пошел на морскую пристань. Там стояли два корабля: один, отплывающий в Аскалон, другой - в Саламин. Преподобной отплыл на первом. Чрез несколько часов неожиданно поднялась на море великая буря. Сильные волны готовы были каждую минуту разбить и потопить корабль в морской пучине. Все отчаивались в своей жизни. Трое суток продолжалось такое бедствие. Наконец, на четвертый день волны прибили корабль к городу Саламину. Выйдя из корабля, путешественники, изнемогши от продолжительного страха и сильного голода, полегли на землю, как мёртвые. Потребовалась трехдневная остановка как для отдыха усталых пловцов, так и для починки поврежденного корабля. И только на четвертый день корабль был готов к отплытию. Думал продолжать морской путь и преподобный. Но Бот судил иначе.

Как раз в это время в городе происходило избрание архиепископа. Собравшиеся поэтому поводу епископы молились несколько дней Богу об указании им достойного для столь великого сана мужа. Между ними был прозорливой престарелой Киферский 26 святитель Паппий, пятьдесят лет епископствовавший и претерпевший много мучений за имя Христово вместе с Саламинийским епископом Геласием. Этому исповеднику Христову, почитаемому всеми Кипрскими епископами за отца, открыто было Богом, что в Саламин прибыл святой Епифаний, которого и повелено было поставить епископом города. Тогда было осеннее время и наступила пора уборки винограда.

Пойдемте, дети, в город, - сказал Епифаний своим ученикам, - и купим себе гроздий в путь.

Когда они подошли на торгу к продавцу винограда, и Епифаний, взявши две больших кисти, спросил его:

Что хочешь за них? - то вдруг с удивлением заметил подходящих к нему четырех епископов. Находившийся среди них и поддерживаемый 2-мя диаконами престарелый Паппий познал Духом Святым преподобного при своем взгляде на него и сказал ему:

Авва Епифаний, оставь грозды и иди с нами во святую церковь.

Приглашенной же, вспомнив слова Давида: «Возрадовался я, когда сказали мне: "пойдем в дом Господень" » (Пс. 121:1), оставил виноград и пошел с епископами. При входе преподобного в церковь весь собор епископов приветствовал его словами:

Бог тебя послал к нам, авва, да будешь архиепископом этого города и всего острова Кипра.

Святой же, называя себя грешным и недостойным, отказывался носить столь великий сан. Но епископы, не внимая его просьбам, начали возводить его последовательно по степеням священства. Хиротонисуемый же горько плакал, считая для себя неудобоносимым бремя святительства. Видя слезы скорбевшего ставленника, Паппий сказал ему:

Подобает нам, чадо, молчать о бывшем нам о тебе откровении, но так как я вижу тебя скорбящим и плачущим, то мне нужно объявить тебе то, что нам благоволил открыть Бог. Вот эти собравшиеся святые отцы епископы возложили на мое недостоинство избрание архиепископа, говоря мне грешному: «Помолись ты прилежно Богу, ибо мы веруем, что Бог укажет тебе мужа, достойного архиепископства». Я же, затворившись в своей опочивальне, молил о том Владыку Спаса, и вдруг меня осиял свет как молния, и я услышал голос, говорящий ко мне грешному:- Паппий, Паппий, слушай! - я же устрашенный сказал: - что велишь, Господь мой? - и сказал мне тихо голос: - встань и иди на торг и увидишь там инока, покупающего виноградные грозды, подобного лицом и главой пророку Елисею и имеющего с собой двух учеников. Взявши его, посвятите во архиепископа; имя же тому иноку Епифаний. - И вот я встав, сделал повеленное мне. Ты же, чадо, не противься Божию изволению, «внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями » (Деян. 20:28).

После речи Паппия Епифаний земно поклонился ему и, повинуясь Господней воле, принял посвящение во епископа. После чего возрадовавшиеся епископы разошлись восвояси. Новопоставленный же архипастырь начал пасти вверенное ему словесное Христово стадо на духовной пажити не только своим учительным словом, но и примером своей добродетельной жизни.

В начале архипастырской деятельности святого Епифанич один благородной римлянин по имени Евгномон из-за ста златиц долгу Саламинийскому гражданину Дракону был посажен в темницу. И не находилось избавителя для заключенного: так как он был вдалеке от отечества своего Рима 27 , то никто не хотел поручиться за него. Услыхав об этом и сострадая должнику, святитель пошел к богатому и скупому язычнику Дракону просить его об освобождении от уз Евгномона. Святительская просьба привела в сильной гнев идолопоклонника.

Пришелец в наш город! - злобно отвечал он, - если хочешь, чтобы я отпустил тебе должника, то поди принеси мне сто златиц.

Блаженной Епифаний дал ему из церковного золота сто златиц и таким образом избавил должника и от уз и от долга. По поводу розданного золота на святителя начал роптать гордый и злобный диакон Карин, возбудивший против святителя ропот и в других клириках.

Видите ли сего пришельца, - говорил он им, - он хочет разграбить всё, находящееся в церкви, а мы будем виновны в расхищении церковного сокровища.

Карин, бывший богачом, искал через это повода согнать святого Епифания с архиепископского престола, чтоб сесть на него самому. Все клирики, предубежденные им против милостивого поступка архипастыря, говорили Епифанию:

Недостаточна ли тебе, принятая тобой святительская честь? но ты еще и имение церковное расточаешь как странник и пришлец, пришедший сюда нищим и нагим. Итак, или отдай церкви сто златиц, или уходи отсюда, откуда ты пришел.

Святой терпел молча. Освобожденный же от уз, отправившись в Рим, продал всё свое имущество и возвратился к святителю со множеством золота. Вручив всё полученное от продажи в руки Епифания, он самого себя отдал на службу Богу и Его архиерею и жил при Епифании до самой своей смерти. Святитель же, взявши из принесенного ему золота 100 златиц, отдал Карину, говоря:

Вот церковное золото, заимствованное на освобождение должника.

Карин взял его. Между тем прочее золото святой роздал нуждающимся. А Карин, созвав клириков, горделиво похвалялся пред ними.

Вот, - говорил он им, - золото, расточенное Епифанием, которое я вытребовал от него.

Но клирики начали поносить Карина, вызвавшего их на грех ропота и оскорбление святителя и гневно приказали ему возвратить эти златицы святителю:

Ибо святитель, - говорили они, - имеет власть расходовать церковное богатство на дела милосердие.

Много и других неприятностей причинял Карин угоднику Божию, но он всё переносил с кротостью.

Однажды, когда святитель у себя за обедом, на котором присутствовали все клирики, истолковывал некоторые тайны Священного Писания, к окну прилетел ворон и начал каркать. А Карин, смеясь над святительским поучением, сказал прочим клирикам:

Кто из вас знает, что этот ворон, каркая, говорит?

Так как все внимательно слушали поучение, то никто не ответил на вопрос диакона.

И во второй и в третий раз спрашивал Карин:

Кто бы был настолько смыслен, чтобы понимал воронову речь?

Но никто по прежнему не внимал его словам, продолжая слушать боговдохновенную беседу святого Епифания. Дерзкий диакон, наконец, спросил самого святителя:

Если ты премудр, то скажи мне, о чем беседует этот ворон, и если скажешь, то обладай всем моим имением.

Святой же, взглянув на него, сказал:

Знаю, что говорит ворон: он говорит, что отныне ты не будешь диаконствовать.

И тотчас от святительского слова нашел на Карина ужас и притом его охватила какая-то болезнь, так что он не мог более сидеть за столом и был уведен своими рабами домой.

На другой день утром он умер. Все клирики пришли в великий страх и с того часа с боязнью покорялись и почитали Христова святителя Епифания. Богобоязненная же и бездетная вдова наказанного, принесла к епископу на церковь оставшееся после мужа имущество и посвятила себя на служение Богу; одна рука ее была в совершенном параличе, которой постиг ее десять лет назад; сотворивши крестное знамение над больной рукой вдовы, бессильной даже держать что-либо, святой Епифаний сделал ее вполне здоровой. Затем он поставил вдову диакониссой 28 , как целомудренную и достойную церковного служения. Великий архиерей Божий святой Епифаний имел также благодать от Господа видеть во время приношения бескровной жертвы наитие Святого Духа на предложенные Святые Дары и обычно не оканчивал молитвы возношения, пока не удостаивался созерцать нисшествие Святого Духа. Однажды произнося молитву возношения, литургисовавший архиерей не увидал знамение. Он повторил ее два раза с самого начала, но видение не было; тогда святой со слезами молил Бога указать причину столь скорбного явления. Взглянувши же на стоявшего налево рипидодержателя-диакона, он заметил, что лице его черно, а лоб покрыт проказой 29 . Взявши у него рипиду, святой кротко ему сказал:

Чадо, не принимай ныне причастие Божественных Даров, но иди в свой дом.

По уходе его из алтаря преподобный увидел сошедшую на предложенные дары благодать Святого Духа. После литургии святитель, призвав к себе удаленного диакона, спросил, - нет ли у него на совести какого особенного греха. Диакон открыл, что в мимошедшую ночь соединялся со своей супругой. Тогда святой, созвав весь свой клир сказал:

О чада, сподобившиеся алтарного служения, отрешите сапоги плотских страстей бессловесных, - не входите к божественному алтарю, связанные любосластными похотьми, послушайте святого Апостола, говорящего: «имеющие жен должны быть, как не имеющие » (1Кор. 7:29).

С того времени святитель Христов Епифаний поставлял во диаконы и пресвитеры только благочестивых иноков и беспорочных вдовцов, отнюдь не допуская женатых. И красовалась его Церковь, украшенная чистыми служителями, как прекрасная невеста.

До сих пор житие преподобного Епифания описано его учеником Иоанном, почившим в пресвитерском сане. Прочее же о жизни святителя написал уже другой его ученик - Полувий. Он начинает так.

Слава Богу, дающему жизнь и прославляющему прославляющих Его, как прославил Он чудодейственной благодатью Своего угодника Епифания, чудесных дел которого и я частью сподобился быть описателем. Блаженный пресвитер Иоанн, ученик святого отца нашего Епифания, разболевшись к смерти, призвал меня к себе и сказал:

Чадо Полувий!

Что велишь мне, отче? - спросил я его. На это Иоанн ответил:

Так как отец наш Епифаний возбраняет предавать письменам чудеса, совершенные Богом чрез его святость, то возьми эти хартии, в которые я записывал тайно до сего дня всё, что видел совершенное им; пиши и ты, что отныне увидишь, ибо Бог говорит, что «прибавится тебе лет жизни » (Притч. 9:11), и ты пребудешь во всё время своей жизни при его святительстве. Я же отхожу в путь, в которой неизбежен всем земным. Смотри же не ленись писать, ибо я подвигнут Богом написать это... поди попроси отца придти ко мне»,-добавил он потом.

Я пошел и призвал архиерея Божия. Придя к больному, он сказал:

Обленился ты, Иоанн, молить Бога о грешном Епифании.

Тебе, отче, - возразил болящий, - более прилично ныне сотворить молитву о мне, рабе твоем.

По святительской молитве над больным, он сказал святому:

Подойди ко мне поближе, отче.

Святитель подошел.

Положи, отче, руки твои на глаза мои и поцелуй меня последним целованием, ибо я уже отхожу, – произнес умирающий.

И как только возложил архиерей свои руки на его глаза и поцеловал его, он предал свой дух Господу. После горького плача по своем возлюбленном ученике учитель-епископ устроил ему почётные похороны.

После того преподобной возымел намерение создать новую церковь на месте прежней небольшой и очень ветхой. Он обратился к Богу за помощью и во время молитвы услыхал голос свыше, обещающий помощь и повелевающий начинать без колебания задуманное им дело. Неложное слово Господа не замедлило исполниться. - У вышеупомянутого грека Дракона долго болел сын. Родитель, призывавший к сыну самых искусных врачей, не принес этим ему никакой пользы, и наконец сам разболелся. Святой, придя в его дом, исцелил молитвою сначала сына, а потом и отца. Тогда Дракон, уверовавши и крестившись со всем своим домом, дал на построение церкви пять тысяч златиц. И была создана во славу Божию большая каменная и прекрасная церковь.

У другого гражданина того же города, богатого язычника Синисия умер единственной тринадцатилетний сын Евсторгий: болезнь скорчила ему шею и таким образом удавила его. В доме греческого богача поднялся великий плач. Услышав его, сосед, христианин Ермий, сказал матери умершего:

Госпожа, если бы сюда пришел великий Епифаний, то он воскресил бы вашего сына.

Она, поверивши словам своего соседа, просила его привести Епифания к ним. Ермий призвал в их дом архиерея Божия. При входе желанного гостя хозяйка припала к его ногам, говоря:

Великий целебник Христов, яви твое врачебное искусство на нашем детище и восставь его из мертвых. Если ты это сделаешь, то тотчас со всем нашим домом приступим ко Христу твоему.

Если веруешь Распятому, - сказал ей святитель, -увидишь твоего сына живым.

Не иное что имею в моем уме, - отвечала она, - как только веровать в Него: увижу ли свое дитя живым?

Тогда святой, подойдя к постели умершего, потер правой рукой его шею и со светлым взором, обращенным на него, тихо произнес:

Евсторгий!

Отрок тотчас же открыл свои глаза и сел на постели. При таком величайшем чуде все, находившиеся в доме, с изумлением ужасались. А родитель воскрешенного вместе с ним, с своей женой и всем своим домом, крестился во имя Христово и дал святому три тысячи златиц. Но чудотворец сказал ему:

Я этого не требую, а отнеси строителям церкви.

И была благолепно украшена на золото Синисия новосозданная церковь, получившая в пресвитера к себе Полувия, ученика святого.

Однажды пришел на остров Кипр из Иерусалима некий диакон, поведавший святому об Иерусалимском епископе Иоанне, как о сребролюбце, презирающем нищих. Иоанн был некогда сожителем Епифания в монастыре великого Илариона. Он написал своему знакомому увещательное письмо о милостивом обращении с нищими. Но сребролюбец не внял увещаниям угодника Божия. Чрез несколько лет Кипрский архиепископ сказал своему ученику Полувию:

Пойдем, чадо, в Иерусалим поклониться Честному Кресту и Гробу Господню. И поклонившись возвратимся.

И отплыли они от Кипра в Кесарию Филиппову, а отсюда пошли в Иерусалим. После поклонения там святым местам они явились к епископу Иоанну, очень обрадовавшемуся свиданию с Епифанием. Кипрский святитель сказал ему:

Дай мне, брат, помещение для покоев, так как я хочу задержаться здесь на некоторое время.

Иерусалимский епископ исполнил просьбу своего гостя. Давши ему прекрасной дом, он призывал его к себе ежедневно на трапезу. Приглашаемой, видя множество серебряных сосудов, приносимых с яствами и напитками, - с одной стороны, - и слыша с другой -ропот множества нищих на скупость Иоанна, помышлял как бы привести его к милосердию. И вот в один день он сказал своему богатому хозяину:

Дай мне, отче Иоанне, на время эти серебряные сосуды: ко мне пришли из Кипра почётные мужи и я хочу их поместить у себя, чтобы похвалиться пред ними твоей любезностью и твоим серебром в твоем доме, данном мне для покоя. Это будет на славу тебе, ибо, возвратившись к себе, пришедшие мужи начнут рассказывать прочим почётным людям сколь великую проявляешь ты ко мне любовь и сколь велика слава, честь и богатство твоего дома. Итак, дай мне всё это серебро лишь на короткое время. Я же вскоре возвращу тебе его с благодарностью.

Иоанн принес ему множество различных серебряных сосудов. Тогда Епифаний спросил:

Имеешь ли, отче, еще больше?

Довольно с тебя, - отвечал корыстолюбивой славолюбец, - и этого.

Нет, - сказал Епифаний, - но дай всё, что имеешь драгоценнейшего и наилучшего, чтобы подивились гости и была величайшая тебе слава.

Иоанн принес ему лучшие сосуды, говоря:

Всё, что угодно тебе, отче Епифаний, возьми.

Святой взял от него около 1500 литр 30 серебра, и отнес в свои покои. В то время прибыл по делам в Иерусалим из Рима торговец серебром по имени Астерий. Преподобной продал купцу за надлежащую цену данное ему местным епископом серебро. Купивши его, Астерий ушел к себе. Угодник же Божий днем и ночью раздавал нищим полученные от продажи деньги - до последней лепты. Чрез несколько дней Иоанн сказал Епифанию:

Отдай мне, отче, серебро, которое я дал тебе.

Потерпи, отче, - отвечал Кипрский архиепископ, - я отдам тебе всё: я еще раз хочу угостить у себя гостей.

По прошествии еще нескольких дней Иерусалимский епископ в церкви, где хранится спасительное древо Креста Господня, вновь напомнил преподобному о возвращении серебра.

Отдай мне, - говорил он ему, - серебро, которое ты взял у меня.

Я сказал тебе, отче, - отвечал тихо Епифаний, - отдам всё, только потерпи немного.

После такого ответа Иоанн, исполнившись ярости, схватил Епифания за одежду и, сжавши ее, с угрозою сказал:

Не войдешь отсюда, не сядешь, не почиешь, пока не отдашь моего серебра. О злой и коварный человек! отдай мне, что взял, отдай церковное церкви.

Епифаний не возмутился поведением разгневавшегося. По прежнему он выглядел кротким. Тогда как возмущенный Иерусалимский епископ часа два досаждал преподобному. Все присутствовавшие в храме, слыша его жестокие слова, обращенные к угоднику Божию, изумились. А поругаемый, видя неукротимый гнев и ярость ругавшего, дунул на его лице, после чего он тотчас ослеп. Невольно устрашенной чудесным наказанием вместе со всеми предстоящими, Иоанн пал ниц перед святым, прося помолиться Богу о его прозрении.

Иди поклонись честному древу Креста Господня, - отвечал на его просьбу угодник Божий, - и получишь прозрение.

Но наказанный не отступал от Епифания, не переставая просить его. Тогда великий святитель, отверзши свои богомудрые уста, долго поучал корыстолюбца о нищелюбии и милостыни. Потом по молитве и возложении на него своих рук отверз его правый глаз. Полуисцеленный просил чудотворца сделать зрячим и левое око. Но святой ответил ему:

Не мое это дело, чадо, но Божие: так как Бог закрыл око, то Бог и откроет, чтобы ты вразумился.

После наказание Иоанн исправился, сделавшись и милостивым к нищим и праведным во всех делах.

При возвращении из Иерусалима в свою епископию Епифаний встретил двух скоморохов, хотевших насмеяться над ним следующим образом. Увидавши издалека святителя, один из них притворился мёртвым. Другой же при приближении святого сказал ему:

Отче, посети мёртвого и покрой какой-нибудь одеждой его нагое тело.

Святой же, посмотрев на притворившегося, стал лицом к востоку для совершения молитвы об усопшем. Помолившись, он снял с себя одежду и, покрыв ею мертвеца, пошел своей дорогой.

По его уходе живой сказал мнимо мертвому:

Вставай, брат, этот простец уже ушел.

Но последний не отвечал. Окликнув его вторично и толкнув, он нашел его умершим действительно. Полный ужаса скоморох побежал вслед за архиереем Божиим. Догнавши великого чудотворца, он припал к его ногам, прося прощения в своем грехе и моля снять свою одежду и оковы смерти с наказанного им.

Иди, чадо, - отвечал святой, - погреби мертвеца твоего: ибо он умер прежде, нежели ты начал просить у меня одежды для его прикрытия.

По прибытии Кипрского епископа в свой кафедральной город за ним пришли посланные из Рима с просьбой исцелить от некоторой продолжительной и неизлечимой болезни Проклисию - дочь царя Феодосия Великого 31 и сестру Аркадия и Гонория 32 , выданную замуж за одного именитого патриция. Весть о прибытии посланцев от царя дошла до местного почётного и очень богатого язычника Фавстиниана, которой питал сильную вражду ко святому Епифанию. Фавстиниан пригласил их к себе в дом и ежедневно угощал их. За все время пребывания их у него он почти непрестанно хулил святого.

Зачем вы веруете как Богу, этому обольстителю, - говорил он им, - зачем внимаете его суетным словам? Он ничего не говорит, кроме ложных слов и привержен очень дурным обычаям.

Но вот случилось, что на одной церковной постройке оказались вместе святой Епифаний, сопровождаемый Римлянами, и Фавстиниан. На их глазах, когда они стояли в строящейся церкви, один споткнувшийся плотник, падая с верху на землю, ударил своими ногами врага преподобного. К удивлению всех упавший нисколько не пострадал и тотчас же поднялся; ушибленной же Фавстиниан пал мёртвым. Епифаний, подошедши к нему и взявши его за руку, произнес:

Встань, чадо, во имя Господне и иди здоровым в свой дом.

И тотчас мертвец ожил, встал и пошел домой. Фавстинианова же жена, узнав о смерти и неожиданном оживлении своего мужа, принесла его исцелителю 1000 златиц.

Дай это не мне, - сказал ей преподобной, - но на церковное строение и будешь иметь сокровище на небе.

Затем, угодник Божий пошел в Рим. Здесь он по молитве и крестном знамении исцелил Проклисию, воскресил ее новорожденного сына, крестил его и обоих царских сыновей Гонория и Аркадия. Потом великий чудотворец был приглашен в Царьград самим царем Феодосием Великим, страдавшим неисцелимой и нестерпимой болезнью нот. Святой Епифаний в один час крестным знамением исцелил его, за что и пользовался особенным расположением Феодосия.

В один год на острове Кипре был великий голод. Нищие и бедные во множестве гибли от него. Скупой же богач Фавстиниан при своих многочисленных житницах, наполненных пшеницей, ячменем и другим житом, продавал хлеб по очень дорогой цене.

Доброй друг, - сказал ему однажды святой, - дай мне из твоих житниц пшеницу, чтобы напитать нищих, я же буду тебе должником.

Моли твоего Иисуса, Которому веришь, - отвечал ему со злой усмешкой жестокосердой язычник, - чтобы он подал тебе пшеницу для пропитания твоих друзей-нищих.

Но сказанное в насмешку стало действительностью. Святой Епифаний имел благочестивой обычай каждую ночь посещать гробницу святых мучеников и здесь молить Бога о ниспослании того, в чем чувствовалась нужда; свою молитву святой Епифаний подкреплял просьбой святых мучеников о ходатайстве пред

Господом, и всегда получал просимое. И теперь по обычаю святой Епифаний ночью отправился в гробницу святых мучеников, где со слезами молил милосердого Бога о избавлении гибнущих от голода. Во время своей молитвы он услышал голос, говоривший ему:

Епифаний! иди без боязни к Диевой 33 кумирнице и отверзутся пред тобой двери и ты найдешь внутри золото и серебро; взявши то, купи пшена, ячменя и другого жита у Фавстиниана и питай нищих.

Следует заметить, что эта кумирница, называвшаясь «Диева крепость» была заперта с тех пор, как христианские государи, овладевшие страною, затворили и запечатали царскою властью все кумирницы, чтобы более не совершались в них богомерзкие бесовские жертвы. Среди народа ходили слухи, державшиеся у язычников как твёрдая вера, что никто из людей не может подойти и коснуться помянутой кумирницы: такого человека ждала (будто бы) внезапная смерть здесь же на месте. И все далеко обходили кумирницу, тем более, что бесы пугали страхованиями людей и даже убивали тех христиан, над которыми имели, по попущению Божию, такую же власть, как и над поклонниками своими язычниками.

Послушный велению Божию святой Епифаний тотчас отправился к кумирнице, двери которой сейчас же пред ним открылись; здесь он нашел множество золота и серебра. На эти, чудесно приобретенные, богатства он начал покупать хлеб у Фавстиниана. Сребролюбивой богач с радостью продал святому Епифанию все находившиеся в доме запасы хлеба, которые чрез подаяние милостивого епископа оказались в домах убогих и нищих. Так у голодных оказалась пища, а богатой дом Фавстиниана был ее лишен и в нем наступил голод. Постыдившись просить у преподобного пищи для своего дома, богач послал за нею своего приятеля Лонгина с золотом и с одиннадцатью кораблями в Калабрию 34 . Но на обратном пути корабли, наполненные хлебом, неожиданно были разбиты в ста стадиях от города сильной бурею. Узнавши о своей беде, Фавстиниан в великой печали хулил Всевышнего и Его угодника.

Посмотрите, - говорил он, - какие этот христианский волхв творит мне пакости: он не только на суше своим прельщением отнял от моего дома пищу, но и на море погубил мой хлеб, потопивши мои корабли чрез бесов.

Между тем волнующееся море выбрасывало на Саламинийский берег потопленные зерна. Их сбирали нищие. Так сбылись слова псалма: «Скимны бедствуют и терпят голод, а ищущие Господа не терпят нужды ни в каком благе » (Пс. 33:11).

Почти умирая от голода, жена наказанного богача послала к святому золото с просьбой продать для ее дома хлеба, а преподобной отослал к ней обратно золото со словами:

Теперь берите от меня безмездно, сколько вам нужно, и отдадите, когда наступит жатва.

Сам же богач озлобленной против святого подговорил злонравного диакона Руфина умертвить святителя, обещая ему за то способствовать своим богатством и связями в возведении его на архиерейский престол. Но Бог сохранил Своего угодника от козней нечестивца. Последний подготовил острой нож, которой и укрепил концом вверх в горнем архиерейском седалище, стоящем в церкви; затем он закрыл седалище обычным покрывалом: это он сделал в тех видах, чтобы святитель, севши в урочное время при богослужении на седалище, получил смертельную колотую рану. Но вот настало время, когда архиерей по порядку богослужебного чина должен был воссесть на горнем месте; подойдя к последнему, святой Епифаний сказал диакону Руфину:

Возьми, сын мой, покрывало с седалища.

Но Руфин не слушал, хотя святитель трижды повторил свое приказание. Тогда святой Епифаний сам снял покрывало, причем нож упал и вонзился острием в правую ногу диакона.

Поняв коварные замыслы диакона, святой Епифаний сказал:

Оставь, сын мой, свои козни, чтобы тебе не прилучилось большее несчастие; теперь же выйди из храма, так как ты недостоин приобщаться Божиих Таин.

Диакон, пришедши домой, разболелся и на третий день умер. Фавстиниан же вскоре был обвинен пред царем в хуле на него и посажен им в цареградскую темницу. Любящий врагов своих, святитель хотел было ходатайствовать пред государем об освобождении заключенного. Но последний в раздражении запретил святому всякое ходатайство о нем. Святитель умолчал и спустя немного времени оплакал неожиданную смерть Фавстиниана в темнице. По смерти мужа, жена Фавстинианова отдала всё богатство в церковь и согласно своему желанию была поставлена святым во диакониссы.

Среди восьмидесяти иноков, находившихся в архиерейском доме святого Епифания, был диакон Савин, выдававшийся добродетельной жизнью, умом и искусством составлять красноречиво книги. Он между прочим описал жизнь святого Епифания; в своем повествовании он рассказывает о его молитвенных всенощных стояниях, коленопреклонениях и о чудесах. Во внимание к редкостным качествам этого иеродиакона, архипастырь поставил его судьей по духовным делам. Однажды на суд к нему явились: богатый, говоривший правду и бедный, дающий ложное показание. Судия, сострадая бедному, защищал его. Во время суда пришел тайно святитель и, спрятавшись в потаенном месте, вышел из него, как только услыхал оправдание судьей неправедного бедняка.

Чадо, - сказал архиепископ судье, - иди, пиши книги и обдумай слова Писания, чтобы научиться праведно судить, ибо написано: «Не делайте неправды на суде; не будь лицеприятен к нищему и не угождай лицу великого; по правде суди ближнего твоего » (Лев. 19:15).

С того времени святой Епифаний всегда сам судил всех приходящих к нему.

Имея великое попечение о своей пастве, он побеждал еретиков и словами и чудесами. Он сделал немым еретика-епископа Аэтия 35 , умершего после того на шестой день, и многие его последователи при виде такого чуда перешли в православие, припадая к ногам чудотворца. Кроме того, ревнитель правой веры писал царю о всех непокаявшихся еретиках. Царь дал ему власть изгонять их из Кипра. Благодаря всему этому, словесное стадо доброго пастыря было безопасно от хищных волков.

Понесши много лет тяжелое бремя святительства и достигши глубокой старости, святой Епифаний приблизился к своей блаженной кончине. Не задолго до нее ему пришлось отправиться в Царьград по следующей причине. Евдоксия, супруга царя Аркадия, царствовавшего на востоке после своего отца Феодосия Великого, согласившись с Феофилом Александрийским патриархом 36 на изгнание цареградского патриарха Иоанна Златоустого 37 , побудили Епифания своими лукавыми письмами придти в Константинополь на собор. Феофил клеветал в них на Иоанна, что он будто бы еретик, разделяющий воззрение Оригена 38 . По своей простоте святой поверил им и отправился в Царьград. При его свидании с царем последний принял от него благословение и спросил его, сколько ему лет от рождения.

Шестидесяти лет, - отвечал святой Епифаний, - принял я архиерейский сан, в архиерействе пробыл 55 лет и три месяца. Таким образом, - всего мне 115 лет и три месяца.

Царь почтил его честные седины и святолепное лицо. Царица же Евдоския, призвавши святого к себе, сказала ему:

Отче Епифаний, ты знаешь, что всё Римское царство в наших руках: и вот сегодня я дам тебе всю церковную власть, если ты послушаешь меня, и исцелишь скорбь сердца и сделаешь то, что я думаю.

Говори, дочь моя, - отвечал святитель, - по силе нашей постараемся сделать то, что будет на спасение твоей души.

Тогда царица, думая преклонить святого на свой замысел лукавством, начала так говорить ему о святом Златоусте:

Вот этот Иоанн сделался недостойным управлять Церковью и носить столь великий сан, так как восстал на царя и не воздает подобающей нам чести. Кроме того, многие говорят о нем, что он издавна еретик. Для этого мы решили собрать собор и, извергнув его из сана, поставить вместо него другого, могущего добро устроить церковь, чтобы отныне наше царство было мирным.

Говоря это, царица дрожала от великого гнева.

Нет нужды, - продолжала она, - утруждать многих отцов призывом их сюда на собор; но пусть твоя святость, отче, определит изгнать его из Церкви и поставить вместо него другого, кого укажет тебе Бот. Я же устрою, чтобы тебя слушали.

Дочь моя, - отвечал ей святитель, - выслушай твоего отца без гнева! Если Иоанн, как вы говорите, еретик, и если он не покается в ереси, то недостоин будет патриаршего сана, и с ним поступим, как повелишь. Если же вы хотите его изгнать за ту только одну вину, что похулил тебя, то Епифаний не даст своего соизволения на это. Ибо царям подобает быть незлопамятным, но добрым, кротким и прощающим хулы на себя, так как и вы имеете над собой Царя на небесах и хотите от Него прощения вашим согрешениям. «Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд » (Лк.6:36).

После этих его слов еще более усилился гнев самолюбивой царицы. Вся в слезах от сильного раздражения, она гневно произнесла:

Если ты учинишь препятствие к изгнанию Иоанна, то я открою идольские храмы и сделаю то, что многие, отступивши от Бога, начнут поклоняться идолам, и будет последнее хуже первого.

Епифаний, удивившись ее сильному гневу, сказал:

Я чист от осуждения того.

Произнеся это, он вышел из царской палаты. В городе же всюду разносился слух о совещании Епифания с царицею по поводу извержения Иоанна и о соглашении его с ней. Этот слух дошел и до того, кого ближе всех касался. Константинопольский святитель тотчас же написал Епифанию следующее:

Брат Епифаний, я слышал, что ты дал совет на мое изгнание; знай же, что ты более не увидишь своего престола.

Святой Епифаний на это ответил:

Страстотерпче Иоанне, будучи обидим побеждай, но и ты не доедешь до того места, в которое тебя изгонят.

И сбылось пророчество обоих.

Видя желание неправедно осудить святого Иоанна, святой Епифаний не захотел быть участником такого беззаконного суда. Седши тайно со своими приближенными на корабль, он возвратился во-свояси. Во время плавания по морю, чувствуя свое старческое изнеможение и предвидя свое наступающее отшествие к Богу, он так начал беседовать с своими учениками:

Дети мои, соблюдите мои заповеди, и любовь Божие пребудет с вами: вы знаете в скольких скорбях прошла моя жизнь, и я не вменял их в скорби, но всегда радовался в них по Боге, и Бог меня не оставил, но сохранял меня от всякой неприязненной напасти: «любящим Бога все содействует ко благу » (Рим.8:28). Однажды, мои возлюбленные, когда я жил в пустыне и молился ко Христу Богу об избавлении меня от козней сопротивного, внезапно по Божьему попущению приступило ко мне множество бесов; ударивши меня о землю и взявши за ноги, они влачили по земле; некоторые же из них били меня. Это они делали со мной десять дней, а потом исчезли. И с того часа я не видал их во всю свою жизнь. Только злые люди, еретики причиняли мне неприятности. Будьте внимательны, о чада мои, и послушайте слов Епифания грешного. Имений не желайте, и много имений приложится вам. Не питайте ненависти ни к одному человеку, и будете возлюблены Богом. Не клевещите на брата, и зависть диавольская не будет обладать вами. Бегайте, как ядовитых змей ересей, о которых я вам писал в книге Панарий 39 . Отвращайтесь и сохраняйте себя от мирских похотей, которая и тело и ум разжигает. Знайте, что они сатанинское ухищрение, ибо если даже у неосторожных плоть и не поднимает брани, однако ум всё-таки мечтает о дурном. Если же наш ум трезв и памятует о Боге, тогда легко можем победить врага.

После этих и весьма многих других духовных увещаний своим ученикам, преподобной предсказал Полувию, что он вскоре будет епископом города Ринокирска, находящегося в Верхней Фиваиде. Карабельщикам же предсказал об очень скорой буре, при чем велел не ужасаться, а надеяться на Бога. Одному же из них сказал:

Не искушай, чтобы не быть искушенным.

Всё это святой говорил в 11 часов дня. По захождении же солнца поднялась великая буря, продолжавшаяся двое суток и приведшая всех пловцов в великий страх. Святой же на предсмертном одре молился Богу о сохранении корабля и всех, находящихся в нем. А на третий день он повелел своим ученикам возжечь уголья, положить на них фимиам и помолиться Богу. Помолившись потом и сам, он всех их обнял, поцеловал и сказал такие последние слова:

Спасайтесь чада, ибо Епифаний больше не будет с вами в этой жизни.

По произнесении их, он предал свой дух в руки Божии 40 . Его смерть соединила скорбь с радостью. Горько оплакивающие умершего его ученики и корабельщики были обрадованы внезапным и совершенным прекращением бури на море. При этом тот корабельщик, которому святой сказал: не искушай, да не искушен будешь, по своему любопытству пожелал узнать, обрезан ли Епифаний или нет. Когда он начал обнажать честное тело святого, то умерший чудотворец, поднявши свою правую ногу, столь сильно ударил ею в лице любопытного, что он далеко упал от тела и умер. Всех объял страх, а товарищи-корабельщики, жалея наказанного, положили его при ногах Епифания. Лишь только его тело коснулось их, как умерший корабельщик ожил. И был еще больший ужас на всех. Приплывши в Саламин, ученики святого возвестили в городе о его преставлении. И тотчас отовсюду стекалось множество народа с плачем и рыданиями. Взявши честное тело своего отца, внесли его осиротевшие дети в созданную им церковь. У гроба святого совершалось множество чудес над болящими всеми недугами. Между прочим получили прозрение три слепца. На десятой день со всего острова сошлись святители, священники, игумены и бесчисленное множество народа и с честью погребли честные останки святого Епифания в той же церкви, воспоминая труды, чудеса и богодухновенное учение преставившегося архипастыря и славя в Троице Единого Бога, Ему же слава во веки. Аминь.

Кондак, глас 4:

Священноначальник чудную двоицу восхвалим вернии по долгу, с Германом Божественнаго Епифания: сии бо попалиша безбожных языки, догматы премудрешыя возложше всем, православно поющым присно благочестия великое таинство.

________________________________________________________________________

1 Финикия - страна по берегу Средиземного моря к северо-западу от Палестины; жители ее славились как мореплаватели и торговцы.

2 Т. е. Средиземное.

3 Поприще равнялось приблизительно 690 саженям.

4 Пенязь - шестая часть драхмы.

5 Сандалии - вид обуви. Они состояли из кожаной или тростниковой подошвы, прикреплённой к ноге ремнем.

6 Сарацины - жители Аравии. Первоначально этим именем называлось кочующее разбойническое племя, а потом христианские писатели перенесли это название и на всех мусульман вообще.

7 Персия занимает западную часть Иранской возвышенности.

8 Под именем волхвов в древности разумелись люди мудрые, обладавшие обширными знаниями, особенно знаниями о тайных силах природы, светилах небесных. Они наблюдали явления природы, толковали сны, предсказывали будущее; большею частью они были вместе с тем и жрецами и пользовались большим уважением при дворах царских и в народе.

9 Эпарх - начальник области.

10 Здесь разумеется прп. Иларион Великий. Он родился в 291 г. близ Газы, в палестинской веси Тавифа. После обучения в александрийской школе и принятия христианства пробыл около 2 месяцев в пустыне у Антония Великого, а отсюда, желая подражать своему учителю, удалился в палестинские пустыни; здесь прп. Иларион основал множество монастырей. Из Палестины он путешествовал для посещения иноков в Египет, а также Сицилию, Далмацию и на остров Кипр. Скончался 80 лет в 371 г. или 372 г. на остове Кипре, где пробыл почти 6 л6т; память его 21 октября в день его кончины. С Кипра мощи Илариона Великого перенесены его учеником в Палестину.

11 Эдееса, нынешняя Урфа, город на севере Месопотамии на реке Евфрате, с 137 года до Р. Хр. главный город вновь образованного Озроенского или Эдесского государства; в 217 г. по Р. Хр. превращена римлянами в восточную колонию. В Эдессе рано распространилось христианство; в IV в. св. Ефремом Сириным здесь была основана богословская школа, в V веке склонившаяся к несторианству, в пользу которого особенно много действовал учитель Эдесской школы пресвитер Ива. В 641 г. Эдесса была покорена арабскими калифами; в 1098 г. ею овладел граф Балдуин, сделавший ее главным городом княжества Эдесского; в 1144 г. она покорена была турками и с этого времени переходила из рук в руки, пока в 1637 году окончательно не подпала под власть Турции.

12 Вериги - узы, цепи.

13 Иерусалим, с еврейского - жилище мира, древнейший и самый знаменитый город Палестины. Лежит у истоков потока Кедронского, недалеко от Иордана и Мёртвого моря, на склонах трёх отрогов Иудейских гор Акра, Сион и Мориа. Существование Иерусалима возводят ко временам Авраама, полагая, что он есть тот город Салют, где царем и первосвященником был Мелхиседек (Быт. 14:18). Город этот, известный как средоточие исторических событий избранного народа Еврейского в Ветхом и Новом Завете, неизмеримо дорог каждому христианину как место страданий и воскресения Господа Иисуса и колыбель христианской церкви, откуда слово благовестия разнеслось по всей вселенной.

14 Иоппия (теперешняя Яффа)-один из древнейших Азиатских городов на северо-западном берегу Средиземного моря. Она была иудейской гаванью еще в царствование Соломона.

15 Александрия - важный портовый город Египта, основанный Александром Великим в 332 г. до Р. X. на мысе, выдающемся в южной берег Средиземного моря несколько южнее нынешнего города того же наименования; был некогда центром науки и первым торговым городом в мире; в начале IV века стал центром христианства и резиденцией патриарха.

16 Св. Афанасий Великий – 373 г. -известный противоарианский деятель, был Александрийским патриархом с 328 года. Его память совершается 2 мая.

17 Область знаменитого в древности города Фивы; этим же именем назывался вообще весь Верхний (южной) Египет по имени главного города. Находившаяся здесь пустыня была любимым местопребыванием восточных отшельников IV и V века.

18 Св. Антоний Великий, первый учредитель монашеского жития, родом египтянин, подвизался на восточном берегу реки Нила, около Фиваиды Там, нося власяницу, питаясь только травами и кореньями, он в постоянных трудах и молитве прожил 20 лет в неизвестности, поборая благодатью Божиею духа соблазнителя, тревожившего его искушениями и страхом. Наконец, святость жизни и чудеса привлекли к Антонию в пустыню многих подвижников; они поселились близ него и приняли за образец правила, данные Антонием, что и было началом монашеского жития. Преставился св. Антоний 105 лет, в 366 году. Память его 17 января.

19 Разумеются отшельники, жившие в Нитрийской пустыни, прилегавшей к горе Нитрийской, находящейся в северо-западной части Египта.

20 Остров Кипр лежит в северо-восточном конце Средиземного моря.

21 С именем Пафа или Пафоса в древности были два города на острове Кипре: Старым, на его западном берегу в 10 стадиях от моря и составлявший Финикийскую колонию Новой (теперешний Баффо) в 15 верстах к сз. от старого. От обоих городов сохранились развалины. В окрестностях же какого из них жил св. Епифаний неизвестно.

22 Ликия была, по всей вероятности, главным городом одноименной гористой области на южном берегу Малой Азии.

23 Кесария Филиппова или Панея - город на самом северо-востоке Палестины у источников Иордана. Она названа Филипповой по имени Иродова сына Филиппа, получившего ее себе в удел и в отличие от Кесарии Палестинской, лежащей на берегу Средиземного моря

24 Аскалон и Газа - одни из главных Филистимских городов на берегу Средиземного моря.

25 Саламин - самый большой и укрепленный из городов Кипра, лежал на его восточном берегу Он имел прекрасную гавань, вмещающую целый флот. Саламин начал падать при Траяне (98-117 гг.) во время восстания Евреев, уничтоживших его значительную часть. Бывшее затем землетрясение при Константине Великом (306-337гг.), совершенно его разрушило, уничтоживши почти всё население. Его восстановил Констанций (337-361 гг.), дав ему свое имя «Констанциея». Развалины его находятся близ Фамагуста.

26 Кифера или Китера, а также Цитера - главный город на южном берегу одноименного и самого южного Ионийского острова в Средиземном море.

27 Рим - главный город Италии, раположен по обоим берегам реки Тибра, при впадении ее в море.

28 Диаконисса - церковная служительница из вдов или пожилых девиц в древне-христианской Церкви. Служение диаконисс выражалось прежде всего в некоторых церковных обязанностях по отношению к женщинам. Таковы, например: приготовление женщин к крещению, обучение должным ответам на вопросы крещающего, помощь епископу при совершении над ними этого таинства, помазание частей тела за исключением чела, научение надлежащему поведению по крещении, наблюдение за благочинным стоянием их в церкви и присутствование на беседах с ними епископов, пресвитеров и диаконов. Затем, на попечении диаконисс находились бедные и больные, нуждающиеся в благотворительности и уходе.

29 Проказа одна из самых заразительных, ужасных и, по большей части, смертельных болезней. Обычно различают три вида ее: белая, черная и красная или елефантиас. Самая заразительная последняя. Название эти соответствуют трем различным цветам ее пятен на теле, предваряющим появление на нем гнилостных струпьев.

30 Литра - мера веса, равная 72 золотникам. Серебряная литра стоила до 42 руб., а золотая до 506 рублей.

31 Феодосий Великий царствовал с 389 г. до 395 г. на Востоке, а с 392 г. до 395 г. и на Западе Греко-Римской империи. Он нанес окончательной удар язычеству: сделавшись в 392 году единодержавным. Феодосий издал закон, по которому служение богам признавалось таким же преступлением, как и оскорбление величества.

32 Аркадий, восточно-римский император, сын Феодосия Великого, по смерти отца (395 г.) получил т. н. Восточную империю, тогда как брат его Гонорий получил Западную; родился в 377 г. ум. в 408. Во всё время его царствование государством управляли люди, умевшие подчинить своему влиянию слабохарактерного императора. Так, в начале его царствования государством управлял Руфин, увеличивший и без того огромную тяжесть налогов, умноживший число штрафов и тем наведший ужас на империю. По смерти Руфина его место занял евнух Евтропий, а когда императрица Евдоксия добилась его казни (399 г.), Аркадий всецело подчинился влиянию своей супруги, известной враждебным отяошением к св. Иоаану Златоустому, бывшему тогда Константинопольским патриархом. При императоре Аркадии миссионеры, снабженные его граматами, проповедывали христианство по тем местам провинций, где еще находились язычяики.

Гонорий, брат Аркадия, был западно-римским императором. В начале его царствования во главе управления стоял умной политик и знаменитой полководец Стилихон, не раз отражавший нападения на империю вест-готов, вандалов, свевов, бургундов. После его падения и казни дела империи пошли к худшему. В 408 году предводитель вест-готов Аларих осадил Рим и заставил заплатить тяжелую дань, а в 410 году он овладел городом и отдал его на разграбление войскам. По смерти Алариха шурин его Атаульф заключил с Гонорием мир, после которого вест-готы удалились за Альпы. При Гонории в 411 г. был созван собор против раскольников донатистов, отделившихся от Церкви за то, что она принимала покаявшихся отступников во время гонений; потому что по их мнению Церковь перестаёт быть святою, если среди членов находятся грешники. По приказанию Гонория были разрушены все оставшиеся языческие храмы, а сами язычники были удалены от государственных должностей.

33 Диевой эта кумирница называлась от посвящения ее языческому богу Дию или что тоже - Зевсу.

34 Калабрия - древнее название острова Пороса в Сароническом заливе.

35 Аэтий или Аэций - антиохийский диакон ум. 370 г., после Ария стоял во главе ариан, отрицавших единосущие Сына Божие с Богом Отцом и открыто утверждавших потому неравенство Второго Лица Пресвятой Троицы с Первым.

36 Феофил занимал патриарший престол с 386 г. до 412 г

37 Великий отец Церкви св. Иоанн Златоуст родился в 347 г. в Антиохии. Получив лучшее, по тому времени, научное образование под руководством свой матери, выдающейся по уму и добродетельной жизни женщины, св. Иоанн закончил его в школе известного ритора Ливания; пробыв потом недолгое время адвокатом, Иоанн занялся изучением христианского богословия под руководством антиохийского епископа, св Мелетия. Последний и крестил Иоанна; в 380 г. он возвел его в должность чтеца. Свое богословское образование Иоанн Златоуст завершил у Картерия, лучшего христианского ученого времени и у Диодора, впоследствии епископа Тарсийского. После этого Иоанн удалился в пустыню и здесь провел сначала четыре года в сообществе монахов, а потом два года в совершенном уединении. В пустыне Иоанном Златоустом, написано «слово о священстве», вызванное укорами его товарища - епископа Василия за бегство Златоуста от епископства. Это слово, лучшее произведение среди святоотеческих писаний, изображает каков должен быть христианский пастырь и каковы его обязанности. Расстроенное подвигами здоровье заставило Иоанна покинуть пустыню и возвратиться в Антиохию. В 381 г. он был посвящен в диакона и через пять лет во пресвитера. Побуждаемый милосердием Иоанн Златоуст часто посещал богатых, испрашивая подаяние для бедных, которым он, обходя дома, раздавал милостыню При этом он сам наблюдал картины нищеты и голода в богатом городе, что, поражая любящую душу Златоуста, находило отклик в его проповедях, дышущих любовью, особенно к обиженным и угнетенным. Свои проповеди, собиравшие огромное число слушателей, св. Иоанн произносил не менее раза в неделю, а иногда и каждый день; большею частью он говорил их без предварительной подготовки, и настолько велика была сила его проповеднического дара, что слушатели нередко, по обычаю времени, прерывали поучение рукоплесканиями. Но часто увещание и обличение проповедника вызывали в них слёзы и стоны раскаяния. Лучшие проповеди, сказанные Златоустом в Антиохии, были те 19, которые он произнес после низвержения недовольными новым налогом антиохийцами находившихся на улице статуй императрицы Плациллы. Такое оскорбление величества угрожало городу полным истреблением, еп. Флавиан отправился к императору ходатайствовать за город, и в его отсутствие смятенную паству утешал Златоустый проповедник. В 397 г. Иоанн, смиренный пресвитер Антиохийский, был избран архиеп. Константинополя, по указанию приближенного к императору вельможи Евтропия. Из боязни, что Антиохийцы не отпустят любимого священника, Иоанна Златоуста увезли из города обманом. Тяжелое бремя возложил на себя Иоанн с саном епископа Константинопольского. Чуждый и незнакомый двору и вельможам епископ, не устраивавший, как делали это его предшественники у себя пиров, и сам не ходивший на них, возбуждал против себя недовольство многих. Недовольно было и духовенство столичного города, распущенное и непривыкшее к должной дисциплине, которой подчинил его Златоуст. Большую часть денег, отпускаемых на его содержание, св. Иоанн издерживал на бедных, причем выстроил в Константинополе несколько больниц и богаделен. Любовь к бедным св. Златоуста побуждавшая его увещевать богатых к милостыни и ходатайствовать за них, возбудила в состоятельных слоях население недовольство, св. архиепископа стали обвинять в возбуждении вражды в бедных против богатых. Вооружил св. Златоуст против себя и императрицу Евдоксию, которая в обличении Златоустом роскоши и суетности Константинопольских женщин увидела намёк на себя. Всё это повело к тому, что в 403 г. составлен был из личных врагов св. Златоуста собор, известной в истории под именем «собора под дубом», которой несправедливо осудил Златоуста (между прочим и за то, что он «не знает гостеприимства»), после чего он был отправлен в ссылку. Но последовавшее за этим народное возмущение и страшное землетрясение, в котором Евдоксия увидела выражение гнева Божия за гонение невинного архиепископа, заставили императрицу вернуть Златоустого. Но так как и по возвращении Иоанн не изменял своего образа жизни, обличая пороки двора и защищая бедных, то в 404 г. его постигла 2-я ссылка. Сначала он пробыл 2 года в Кукуз в Армении отсюда его отправили было в новое место ссылки, но по дороге он скончался (14 сент. 407 г.) со словами «слава Богу за всё!»

38 Ориген - знаменитый христианский учитель Александрийской Церкви 254 г.),- чудо своего века по громадности своего ума и глубине учености. Многие замечательнейшие из отцов Церкви с глубоким уважением относились к богословским трудам и заслугам Оригена; но впоследствии он, еще при своей жизни, на двух местных александрийских соборах и, по кончине, на местном Константинопольском соборе 543 г, был осужден как еретик. Не высказывая своих неправославных мнений, как непреложные истины, Ориген, тем не менее, неправо мыслнл о многих истинах вероучения христианской Церкви, почему некоторые считали сомнительною твердость его в главнейших христианских догматах. Развивая неправославное учение о предсуществовании душ, он неправо мыслил о Христе, полагая, что Бог создал определенное число духовных существ равного достоинства, способных уразумевать Божество и уподобляться Ему; один из этих сотворенных духов с такою пламенною любовью устремился к Божеству, что неразрывно соединился с Божественным Словом, или стал Его тварным носителем; это, по мнению Оригена, и есть та человеческая душа, посредством которой Бог-Слово мог воплотиться на земле, так как непосредственное воплощение Божества по его ошибочному мнению немыслимо. Держась еретического воззрения на воплощение Бога-Слова и сотворение мира и человека, Ориген в неправославном смысле понимал и смерть Христову, представляя ее чем-то повторяемым духовно в духовном мире и имеющим там действие на освобождение Ангелов и приписывая в деле спасения слишком много действию обыкновенных сил, коими одарена наша природа. Неправо мыслил Ориген и в некоторых пунктах своего учения о воскресении и будущей жизни, напр. о том, что диавол может спастись, и в толковании Св. Писания слишком многое преувеличенно понимал в таинственном смысле, уничтожая через то исторический смысл Писания.

39 Его произведения Панарий (аптека, ящик с лекарствами) представляет из себя изложение и опровержение 20 дохристианских и 80 христианских ересей. Обличению ересей посвящено еще другое сочинение Епифания, озаглавленное –«Анкорат» - якорь, в котором раскрывается православное учение о Троице, воплощение, воскресении мертвых и будущей жизни, главным образом против еретиков ариан, полуариан, духоборцев и аполлинаристов. Святому Епифанию принадлежат еще следующие произведения: а) «О камнях», объясняющие 12 камней на наперснике Иудейского первосвященника; б) «0 22 пророках Ветхого Завета и трех Нового Завета и о 12 апостолах и 70 учениках Христовых», здесь находится немало ценных устных церковно-исторических преданий; в) «Книга о весах и мерах (библейских), содержащая кроме сведений о библейском измерении, некоторые указание о греческих переводах Библии; г) примечание к книге «Физиолог» (наблюдение над свойствами библейских животных) и д.) может быть 12 проповедей, подлинность которых оспаривается.

Творения св. Иоанна Златоуста еще в IV и V веках приобрели большую известность во всем христианском мире: они хранились, как драгоценность, в царских чертогах и писались золотыми буквами. До нашего времени многие из его творений не дошли, тем не менее от него сохранилось столько творений, сколько не осталось ни от одного отца и учителя Церкви. По греческому часослову всех творений Иоанна Златоуста, дошедших до нашего времени, насчитывается до 1447 и писем до 244. Больше всего сохранилось от Иоанна Златоуста проповедей и церковных бесед. Проповеди св. Иоанна поражают своего стройностью, глубиною мысли и разнообразием содержания. «Не говорю о других, - писал св. Исидор о Златоустом, - сам Ливаний, - столь известный по красноречию, изумлялся языку знаменитого Иоанна, изяществу его мыслей и силе доказательств». Лучшими из проповедей св. Иоанна Златоустого справедливо считаются беседы антиохийскому народу о статуях, слово о Евтропии, слово «за нищих», слово по удалении из столицы и по возвращении в столицу, похвальные слова Апостолу Павлу. В своих проповедях Златоустый учитель предлагал наставления почти о всех частных предметах деятельности христианской. Сверх того, во все продолжение своего общественного служения он объяснял в беседах Священное Писание, преимущественно Нового Завета. Каждая из объяснительной беседы Златоуста состоит из двух частей: в одной он занимается объяснением текстов слова Божия, в другой предлагает нравственные наставление. Собственно догматических сочинений у святого Иоанна Златоуста немного и все они дышат заботливостью его о нравственном исправлении верующих. Среди последнего рода сочинений должно отметить книгу к Стагирию, где решается вопрос, почему страдание постигает и праведников, несмотря на существование Промысла Божия? Заслуживают также внимание 6 слов о непостижимом, сказанные в обличение еретиков аномеев, которые стремились на основании собственных умствований уяснить отношение Бога-Отца к Богу-Сыну и учили, что Сын Божий есть тварное существо и сотворен Отцом из ничего. Кроме того замечательна еще книга Иоанна Златоуста о Св. Духе по учению об исхождении Св. Духа от Отца. В сочинении против Иудеев и язычников доказывается Божественность учения христианского исполнением пророчеств и действиями христианского благовестия на сердца людей, а в 8 словах против Иудеев показывается, что обряды иудейские отменены, и потому совершать их теперь значит поступать вопреки воли Божией. Св. Иоанн Златоуст славен еще тем, что учредил особой чин литургии, которая и теперь носит его имя. Св. Прокл, ученик Златоустого и впоследствии один из его преемников по Константинопольской кафедре, так пишет об этом установлении святого: «св. Василий (Великий), поступая с людьми как с больными, представил литургию в сокращенном виде. Спустя немного времени, отец наш, златой по языку Иоанн, с одной стороны как доброй пастырь, ревностно заботясь о спасении овец, с другой, взирая на слабость человеческой природы, решился исторгнуть с корнем всякий предлог сатанинский. Потому он, опустив многое, учредил совершение литургии сокращеннейшее» Сокращенная Иоанном литургия первоначально не имела всех песнопений, какие она имеет теперь, но они не изменили существенного порядка литургии. Вообще, Епифаний был очень ученым мужем, знавшем, по свидетельству Иеронима, Еврейский, Сирийский, Греческий и Латинский языки и «превосходнейшим по своему знанию пастырем». Седьмой Вселенский Собор называет его не только отцем Церкви, но и ее учителем.

(ранее 1624 - 14.04. 1682, Пустозерск), Соловецкий, деятель раннего периода старообрядчества , духовный отец протопопа Аввакума , писатель. Источниками основных сведений о Е. являются его автобиографические Записка (составлена в 1665-1666) и Житие (написано между 1667 и 1676), а также основанные на предании сочинения писателей Выголексинского общежительства , созданные в 1-й трети XVIII в. Е. происходил из крестьянской семьи (писал о себе в Житии: «Родился я в деревне»). Его мирское имя, время и место рождения неизвестны. В 1638 г., после смерти родителей, переселился «во град некий зело велик и многолюден» (по предположению Я. Л. Барскова и А. Н. Робинсона, в Москву). В 1645 г. пришел в Соловецкий в честь Преображения Господня монастырь , где 7 лет пробыл в трудниках и в 1652 г. принял монашеский постриг от архим. Илии. Нек-рое время Е. былкелейником старца Мартирия, у к-рого в 1649-1651 гг. находился «под началом» Арсений Грек , впосл. активный помощник патриарха Никона (Минова) в деле богослужебных реформ. Е. был кандидатом на рукоположение во иерея, однако он, видимо, не счел себя достойным (в Житии он воспроизводил слова, обращенные им к себе самому: «На обещании в Соловецком монастыре в попы ставили - и ты не стал» - Житие протопопа Аввакума. 1994. С. 100) (учитывая церковные каноны, согласно к-рым ставленник в священники не должен быть моложе 33 лет, можно предположить, что Е. род. до 1624, по-видимому, он был сверстником Аввакума).

В окт. 1657 г. в Соловецкий мон-рь были присланы новопечатные книги (12 экз. Служебника издания 1655, 1656 и 1657 гг. и Скрижали издания 1656 г.), однако по распоряжению архим. Илии они не были переданы в храмы для богослужения, но стали предметом рассмотрения монастырских соборных и книжных старцев. Решением монастырского собора 8 июня 1658 г. новопечатные Служебники были отвергнуты (см.: Чумичева О. В. Соловецкое восстание 1667-1676 гг. Новосиб., 1998. С. 26-27). Эти обстоятельства нарушили внутренний мир в обители (как писал Е. в Житии, «святии отцы и братия начаша тужити и плакати горько» - Житие протопопа Аввакума. 1994. С. 73), Е. разделял эти настроения. Немного времени спустя, по всей видимости в кон. 1657 г., «от тоя тоски и печали» он покинул мон-рь по благословению своего духовного отца Мартирия, взяв с собой «книги и иная нужная потребная пустынная». Ок. года Е., как он сообщает в Житии, прожил в «Андомской пустыне» у прп. Евфросина Куржеского (Курженского) (Там же. С. 87; по-видимому, речь идет о Курженской пуст.- месте подвигов прп. Евфросина, которая находилась на острове Курженского оз. в Вытегорском у., у истока р. Андомы (ныне Вологодская обл.), и в 60-х гг. XVII в. являлась одним из центров старообрядчества). Затем Е. отправился «в дальнюю пустыню» на Виданский о-в на р. Суне, где ок. 7 лет прожил вместе с иноком Кириллом Сунарецким (Сунским) в Троицком Сунарецком мон-ре.

В автобиографической Записке и в Житии Е. описывает обстоятельства своего пустынножительства. Неоднократно он испытал нападения бесов, в борьбе с вражескими искушениями его укрепляли явления Пресв. Богородицы, прп. Евфросина Куржеского, свт. Филиппа , митр. Московского, в пустыни инок обрел умную Исусову молитву. После 1659 г. Е. было видение умершего к тому времени соловецкого архим. Илии, к-рый велел ему «книги писать на обличение царю и на обращение его ко истинней вере Христовой святей, старой». Следуя этому знамению и вдохновившись почерпнутыми из Житий примерами св. отцов, явивших «подвиги о благочестии», Е. приступил к этой работе (можно предположить, что какие-то материалы могли быть им принесены с Соловков). Судя по словам автора («начах писати от Божественных словес евангельских, апостольских, по чину поставляя, и во уряд полагая, и из иных книг присоединяя благопотребнейшая... на подкрепление себе же и ближнему, сиречь правоверному», оппонентам же «на обличение»), «книга» (текст ее не сохр.) содержала разбор основных пунктов расхождений между старыми и новыми обрядами и осуждение богослужебной реформы (подобно созданным в те же годы Пятой соловецкой челобитной, Челобитной Никиты Добрынина , сочинениям Вятского еп. Александра). Сохранилось свидетельство Е. о творческой истории «книги»: «С трудом многим и зелным, вчерне первие написуя, и исправя, и набело преписав, устроих книжицу» (Карманова. 1999. С. 260). Черновой вариант «книги» Е. показывал Кириллу Сунарецкому и поселившемуся неподалеку также выходцу из Соловецкого мон-ря иноку Варлааму, по благословению к-рых бывш. соловецкий инок отправился в Москву для «обличения новолюбителей». По всей видимости, Е. владели эсхатологические настроения: он не одобрил желание инока Кирилла основать мон-рь, сказав (согласно выговскому Житию Кирилла Сунарецкого), что «церкви строити и монастыри возграждати не нынешняго времене есть дело, понеже настоит мира сего князь».

По дороге в столицу Е. остановился у инока Корнилия Выговского и прожил с ним 2 года, сначала на р. Водле в каменной пещере, а затем в келье на Кяткозере. О. Я. Карманова полагает, что Е. обратился к этому авторитетному старцу за советом и здесь, у Корнилия, доработал свою «книжицу», переписал ее набело и составил как предисловие к ней автобиографическую Записку - обоснование своего права на создание обличительного труда (изложенный в Записке опыт подвижничества Е. должен был свидетельствовать об истинности его позиции). Здесь же Е. решил оформить свою «книжицу» как челобитную царю: «Умыслив же и царю иную, с тое списав, подати. Аще вразумится, то благо; аще ли же ни - то аз без вины о сем» (Там же). Е. призывал Корнилия пойти вместе в Москву, т. к. «приспе время благочестия ради страдати», но выговский старец, получив др. знамение, отказался. Перед поездкой Е. 6 недель постился, «прося от Бога извещения, еже и получи. И благословися и, радуяся, пойде, имеяше и челобитную с собою» (Брещинский. 1985. С. 85).

Е. появился в Москве осенью-зимой 1666/67 г., по мнению С. А. Зеньковского , он остановился в доме Ф. П. Морозовой , где познакомился с иноком Авраамием (автором «Христианоопасного щита веры против еретического ополчения», в составе к-рого дошла Записка Е.). Свою обличительную «книгу» (в форме челобитной) Е. подал царю во время работы Большого Московского Собора в 1667 г., хорошо зная, какие суровые меры Собор принял против нераскаявшихся старообрядцев (Никиты Добрынина, протопопа Аввакума, диак. Федора) в мае 1666 г. Согласно «Житию инока Епифания», созданному в Выговском общежительстве в 30-х гг. XVIII в., Е. на площади перед Успенским собором читал свои обличения «на патриарха Никона» и подал царю Алексею Михайловичу челобитную («книгу»). Карманова считает, что Е. подал царю «книгу» 8 июля, в день празднования Казанской иконы Божией Матери (Карманова. 1996. С. 410-416). Этот поступок привел к аресту и заключению Е. По решению Собора 17 июля 1667 г. Е. «по премногом увещании… проклятию предаша», он был лишен иночества («иночества обнажиша и острищи повелеша») и вместе с Аввакумом и Лазарем предан светскому суду (МДИР. 1876. Т. 2. С. 181-182). На последнем допросе 5 авг. того же года Е. вновь заявил о несогласии с богослужебными реформами, ссылаясь на «книгу», к-рую подал царю. 26 авг. Аввакум, Е., Лазарь и симбирский свящ. Никифор были приговорены к ссылке в Пустозерск, 27 авг. над Е. и Лазарем на Болотной пл. в Москве была совершена казнь - отсечение языка.

В Пустозерский острог узники прибыли 12 дек. 1667 г., там их разместили поодиночке в крестьянских избах, 20 апр. 1668 г. сюда же был привезен Федор Иванов. Лит. деятельность Е. и др. пустозерских узников, рассылка ими по стране обличительных писем и челобитных привели к тому, что 14 апр. 1670 г. в Пустозерск прибыл из Москвы стрелецкий полуголова И. Елагин, совершивший по царскому указу новую казнь над ссыльными: Е., Лазарю и Федору вторично резали языки и рубили кисти правых рук, после чего они были заключены в земляных тюрьмах. Однако и эти наказания не прервали их писательской и проповеднической деятельности. Именно тогда Е. и его духовный сын Аввакум по взаимному соглашению и «понуждению» приступили к работе над собственными Житиями, которые переписывались в совместные пустозерские сборники. Е. всецело подчинился влиянию Аввакума, стал его близким другом и единомышленником. В период догматических споров Аввакума с Федором Е., несмотря на осуждение им сомнительных с т. зр. правосл. догматики рассуждений Аввакума (см. Аввакумовщина), не порвал с ним дружеских уз. Е. читал послания Аввакума, занимался редакторской правкой его сочинений, в т. ч. его Жития, вместе с Аввакумом, Лазарем и Федором заверял копии Пустозерских сборников, пересылавшихся для этого переписчиками из Центр. России в пустозерскую тюрьму.

Помимо писательского таланта Е. обладал искусством резьбы по дереву. Судя по словам Е., приведенным во 2-й ч. его Жития (написана ок. 1676), о том, что он изготавливает резные деревянные изделия ок. 30 лет, этим традиц. для монаха рукоделием инок начал заниматься еще в Соловецком мон-ре, но особенно предавался ему во времена пустынножительства: «А живя я в пустыни, сподобил мя Бог питатися от рукоделия». На р. Суне он выстроил келью-пятистенку, одно из помещений к-рой предназначалось «рукоделия ради и покоя», и, когда эта келья сгорела, Е. сетовал: «Где рукоделию быти и от того питатися, по Христову словеси и святых отец?» (Житие протопопа Аввакума. 1994. С. 80, 76). Этот вид декоративно-прикладного искусства был весьма распространен на Русском Севере: помимо деревянной бытовой утвари (ведер, ящиков и т. п.) Е. резал кресты малые тельные («воротовые») и большие поклонные (такой крест стоял перед его кельей в Виданской пуст.: «Многажды бо правило по книге на улице у креста болшово говорил»; с просьбой изготовить крест туда к нему приехал и некий христианин на лошади, «а на дровнях у него брусье изготовлено на большей крест» - этот крест под двускатной кровлей был им сделан за 2 дня (Там же. С. 84-87)). Можно предположить, что Е. мог также изготавливать популярные на Севере иконы и кресты с изображением Распятия или Голгофского креста. По его словам, им было «больше пяти или шести сот зделано крестов». О том, какое важное место занимало в жизни Е. это рукоделие, свидетельствует его Житие, в к-ром он подробно рассказывает о случившихся с ним после казни 1670 г. 2 чудесах, благодаря к-рым к нему вернулась возможность резать кресты (Там же. С. 101-107). Рисунки Голгофских крестов Е. помещал и в переписываемые им вместе с др. пустозерскими узниками сборники. В топорищах стрелецких бердышей Е. делал тайники, с помощью к-рых «на Русь» переправлялись публицистические послания и рисунки пустозерских узников.

За причастность к выступлениям московских старообрядцев во время крещенского водосвятия 1681 г., когда разбрасывались «свитки, богохульныя и царскому достоинству безчестныя», Аввакум, Е., Федор и Лазарь были приговорены царем Феодором Алексеевичем к сожжению в срубе. В старообрядческом предании о казни пустозерских узников говорится, что останки Е. не были найдены на пепелище, но многие видели «из сруба пламенем отца Епифания на воздух вознесенна вверх к небеси» (Барсков. 1912. С. 392-393).

Сочинения

Большинство исследователей отмечали незаурядный лит. талант Е. Творческое наследие Е. представлено 2 автобиографическими сочинениями - Запиской и Житием - и посланием. Краткая Записка заканчивается явлением Е. в Виданской пуст. соловецкого архим. Илии, повелевшего иноку оставить рукоделие и заняться составлением обличительной «книги». В Житии подробный рассказ об отшельнической жизни Е. в Виданской пуст. продолжен повествованием о перенесенных Е. «темничных страданиях» и казнях. Важным представляется вопрос о соотношении 2 текстов. Записка сохранилась в единственном списке в составе сборника инока Авраамия «Христианоопасный щит веры...» (ГИМ. Син. № 641. Л. 40 об.- 46; опубл. по этому списку: Материалы для истории раскола. 1885. Т. 7. С. 53-63; Карманова. 1999. С. 255-260). Зеньковский и Робинсон пришли к выводу о независимом возникновении данных текстов. С иной т. зр. выступила Н. Ф. Дробленкова, к-рая считала, что Записка представляет собой «почти полный черновой набросок, основную канву... будущего Жития», созданного в Пустозерске (Пустозерский сборник. 1975. С. 186-195). Карманова, изучавшая творчество Е., поддержала т. зр. Зеньковского и Робинсона и убедительно доказала, что Записка, созданная как текст исповедального характера, в к-ром автор описывает этапы нелегкого пути к созданию «книги», является своего рода предисловием к этой «книге». Житие было написано Е. и бытовало в рукописной традиции в виде 2 самостоятельных частей, представляющих 2 пространных послания к старообрядцам. 1-я часть, над которой автор работал в 1667-1671 гг., сохранилась в 2 автографах: БАН. Дружин. № 746 и ИРЛИ. Оп. 24. № 43. 2-я часть, созданная ок. 1676 г., также представлена 2 автографами: ИРЛИ. Собр. Амосова-Богдановой. № 169 и ИРЛИ. Оп. 24. № 43. Как автографы, так и списки Жития Е. посылались из Пустозерска разным лицам: Михаилу и Иеремии, Афанасию Максимовичу, Симеону (Сергию (Крашенинникову)).

Главной темой Записки и Жития является описание внутренней жизни Е.: сначала монаха-пустынника, проходившего трудный путь аскезы, затем узника, претерпевавшего тяжкие страдания и желавшего, несмотря на периоды уныния и сомнения, сохранить верность своим убеждениям. Большое место в сочинениях отведено видениям Пресв. Богородицы и святых, к-рые имел Е., и бывшим ему чудесным знамениям. Рассказывая о многообразных бесовских искушениях, случавшихся с ним в Виданской пуст., и о тяжких страданиях в заключении (после казней Е. долго болел из-за «горких и лютых ран», в земляной тюрьме «многажды умирал от дыма», потерял зрение), Е. пишет, как он находил силы в молитве, как помощь свыше укрепляла его и давала облегчение в скорбях и болезнях.

Известно небольшое послание Е. к Антониде Афанасьевне (Бороздин. 1889. С. 240). Старообрядческий писатель Павел Любопытный в «Хронографическом ядре староверческой церкви» указывал на послание Е. о браке, написанное в ответ на вопрос Морозовой «и с ней вкупе нескольких ревностных христиан». Др. источниками это сообщение не подтверждается (Смирнов. 1898. С. LIV-LV).

Почитание среди старообрядцев

Е. почитался в старообрядческой среде как мученик за веру. Личность Е. привлекала к себе внимание не только современников, но и старообрядческих писателей более позднего времени, в особенности книжников Выголексинского общежительства, насельникам которого Е. был близок как инок чтимого ими Соловецкого мон-ря и как келейник и соратник имевших прямое отношение к истории Выговской пуст. иноков Корнилия Выговского и Кирилла Сунарецкого. Уже в нач. XVIII в. сложилась практика молитвенного обращения к пустозерским узникам. Первый уставщик общежительства Петр Прокопьев, явившись после смерти В. Угарковой, поведал ей о том, что «без задержания» прошел воздушные мытарства благодаря заступничеству «новых страдальцев, и мученик, и исповедник» протопопа Аввакума, священноиерея Лазаря, диак. Федора и инока Е., к-рых он «в животе своем в пустыни живучи, по вся дни… поминал панахидами, и канонами, и молением и всегда их призывал в молитвах себе на помощь» (Филиппов И. История Выговской старообрядческой пустыни. СПб., 1862. С. 161). В нач. XVIII в. на Выге была «малая книжица» - сборник типа Пустозерского, включавший Житие протопопа Аввакума и 1-ю ч. Жития Е., написанную, что особо отмечалось выговскими книжниками, его собственной рукой.

Выговские старообрядцы старательно собирали сведения о единомышленниках по всей России, особый интерес у них вызывала жизнь «пустозерской четверицы», в т. ч. Е. Уже в 10-х гг. XVIII в. на Выге существовали записки, зафиксировавшие устные сведения о Кирилле, Е. и Виталии , которые в литературно отредактированном виде, как убедительно доказала Н. В. Понырко, были положены в основу кирилло-епифаниевского житийного цикла, созданного выговскими книжниками в 1731-1740 гг. Эти записки нашли также отражение в 2 редакциях Жития инока Корнилия (в редакции инока Пахомия, написанной между 1723 и 1727, и в редакции Трифона Петрова, созданной в 1731), в «Истории об отцах и страдальцах соловецких» Семена Денисова (10-е гг. XVIII в.) (см. Денисовы) и в «Истории Выговской пустыни» Ивана Филиппова. Из слов автора черновых записок явствует, сколь сильно его интересовало все, что было связано с Е. и его сподвижниками, какое большое значение он придавал сбору и письменной фиксации подобных сведений. «Аще еще ми в мире живущу,- читаем в выговском Житии Е.,- слышах от многих достоверных боголюбивых мужей, которыя с ним, отцем Епифанием, часто многажды духовне беседовали и поучалися у оного отца Епифания, как он жил в пустыни на Суне реце, и от его неложных блаженных уст сами слышаху и мне, недостойному, поведаху, и аз, недостойный, на малыя бумашки для памяти писах и держах у себе» (РГБ. Егор. № 1137. Л. 353). Автор записок не только собирал рассказы «многих иных достоверных мужей», но и побывал в Сунарецкой пуст. и «беседовах со оставшими старцы, и совопрошах их о старце Кириле и о житии его. Они же мне со слезами начаша сказати, поминающе онаго старца учение и житие... показующе и келию его и прочих иноков, соловецьких выходцев, Епифания и Варлаама» (Там же. Л. 303 об., 304).

Наиболее полно жизнь бывш. соловецкого инока была описана в выговском Житии Е., кульминационным моментом к-рого является рассказ о пребывании Е. в Москве. В «Истории об отцах и страдальцах соловецких» Е. посвящен фрагмент, рассказывающий преимущественно о его подвиге пустынножительства и даре предвидения. Глава в соч. «Виноград Российский» Семена Денисова повествует в основном о стоянии за веру. Сравнение текстов всех сочинений, содержащих сведения о Е., показывает, что в интересующей нас части все они носят самостоятельный характер, сообщая различные - в зависимости от общего замысла автора - сведения о бывш. соловецком иноке, почерпнутые из черновых записок (подробнее см.: Юхименко. 2002. С. 200-205). В черновые записки о Е., составленные в Выговской пуст., был включен широкий круг исторических и легендарных преданий, в т. ч. рассказ, др. источниками не зафиксированный, о подаче Е. челобитной царю. Однако можно предположить, что с появлением записок сбор сведений о Е. не прекратился, об этом свидетельствует сделанная Иваном Филипповым (уже после написания «Винограда Российского») вставка в черновом списке выговского Жития Е.: «О кончине блаженнаго Епифания и прочих с ним страдалцев в Пустозерском городке, како скончалися. Аще и не весма укрепляюся о сем, но обаче полагаю в судбы Божия, понеже не от своего смышления какова показах, но что слышах, то и написах зде. Слышах от многих боголюбивых мужей, беседовавъших о отцех, скончавшихся в Пустозерском городке, како онии скончашеся» (вставленные Иваном Филипповым слова выделены курсивом.- Авт. ) (БАН. Дружин. № 999. Л. 109 об.). О почитании Е. в старообрядческой среде свидетельствует также бережное хранение его рукописей и сделанных им крестов. П. С. Смирнов сообщил, что в кон. XIX в. в церкви с. Кондопога и в часовне дер. Кодостров хранилось 2 креста работы Е. с надписями о двуперстии (Смирнов. 1898. С. VII).

Наиболее ранним известным изображением Е., отражающим его почитание в поморском согласии, является его образ в молении, с нимбом, вместе с иноками Корнилием, Виталием, Геннадием, Кириллом и др. на поморской иконе 1-й пол. XIX в. (ГМИР, см.: Рус. искусство из собр. ГМИР. М., 2006. С. 218. Кат. 321). В одном из созданных в кон. XIX - нач. XX в. в мастерской вологодских крестьян-старообрядцев Каликиных лицевых списков «Истории об отцах и страдальцах соловецких» имеется условное изображение Е. на миниатюре «Сожжение протопопа Аввакума, диакона Федора, Лазаря и Епифания» (ГИМ. Щук. № 690. Л. 81 об.; опубл.: Неизвестная Россия: К 300-летию Выговской старообрядческой пуст.: Кат. выставки. М., 1994. С. 5). К этому же времени относится редкая икона «Священномученик протопоп Аввакум, священномученик Павел, епископ Коломенский, священномученик диакон Федор, преподобномученик инок Епифаний и священномученик иерей Лазарь» (опубл.: Древности и духовные святыни старообрядчества: Иконы, книги, облачения, предметы церк. убранства архиерейской ризницы и Покровского собора при Рогожском кладбище в Москве. М., 2005. С. 166, № 116). Создание данного образа (гуслицкими или московскими иконописцами) отражает давно существовавшую в старообрядческой среде мысль о канонизации пустозерских узников (в беспоповской Выговской пуст. было возможно только их местное почитание).

Канонизация старообрядцами своих первых учителей стала возможна после появления в 1905 г. указа «Об укреплении начал веротерпимости». Однако, несмотря на то что начиная с 1908 г. в старообрядческой периодике появлялись статьи о необходимости канонизации старообрядческих учителей и подобные решения принимались местными съездами, прославление состоялось только 31 мая 1917 г. на Соборе российских старообрядческих епископов, постановившем праздновать память «святых священномученик и исповедник протопопа Аввакума, иерея Лазаря, диакона Феодора и инока Епифания, иже в Пустозерске сожженных» 14 апр. (подробнее см.: Семененко-Басин И. В. Прославление святых в старообрядческой Церкви в 1-й четв. XX в. // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.) / Отв. ред. и сост.: Е. М. Юхименко. М. [Вып. 4] (в печати)). В 1929 г. М. А. Волошин создал поэтическое переложение Жития Е. (Робинсон А. Н. Неизданная поэма М. А. Волошина о Епифании // ТОДРЛ. 1961. Т. 17. С. 512-519).

Библиогр.: Дружинин В. Г. Писания рус. старообрядцев. СПб., 1912. С. 169; Сочинения писателей-старообрядцев XVII в. // Описание РО БАН. Л., 1984. Т. 7. Вып. 1. С. 17, 23-28, 68, 79, 88, 96-98, 107, 166, 190-191, 216 и др.

Соч.: МДИР. 1885. Т. 7. С. XVI-XVII, 53-63; Бороздин А. К. Источники первоначальной истории раскола // ХЧ. 1889. Ч. 1. С. 211-240; Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания: Исслед. и тексты. М., 1963; Пустозерский сборник: Автографы сочинений Аввакума и Епифания / Изд. подгот.: Н. С. Демкова, Н. Ф. Дробленкова, Л. И. Сазонова. Л., 1975; Житие протопопа Аввакума; Житие инока Епифания; Житие боярыни Морозовой / Изд. подгот.: Н. В. Понырко. СПб., 1994. С. 71-107, 195-202; Карманова О. Я. Автобиографическая записка соловецкого инока Епифания: (К проблеме мотивации текста) // Старообрядчество в России (XVII-XX вв.) / Отв. ред., сост.: Е. М. Юхименко. М., 1999. [Вып. 2]. С. 247-260.

Лит.: Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе в XVII в. СПб., 1898. С. V, VII-VIII, XXV, XLVII-XLVIII, LIV-LV, LXXV, LXXX, XC-XCII, CXVII-CXVIII, CXXII, 1-2, 12, 77 и др.; Робинсон А. Н. Житие Епифания как памятник дидактической автобиографии // ТОДРЛ. 1958. Т. 15. С. 203-224; он же. Автобиография Епифания // Исслед. и мат-лы по древнерус. лит-ре. М., 1961. Вып. 1. С. 101-131; Zenkovsky S. A. The Confession of Epiphany: A Muscovite Visionary // Studies in Russian and Polish Literature in Honour of W. Lednicki. Gravenhage, 1962. P. 46-71; он же. Житие духовидца Епифания // Возрождение. П., 1966. Т. 173. № 5. С. 68-87; Pascal P. Avvakum et les débuts du rascol: La crise religieuse au XVII-e siècle en Russie. P., 19632. P. 312-314, 394, 395, 397-402, 408, 420, 436, 437, 439-442, 446, 473, 484-486, 488, 508, 536, 537, 544, 545, 551, 559; Понырко Н. В. Кирилло-Епифаниевский житийный цикл и житийная традиция в выговской старообрядческой литературе // ТОДРЛ. 1974. Т. 29. С. 154-169; она же. Узники пустозерской земляной тюрьмы // Древнерус. книжность: По мат-лам Пушкинского Дома. Л., 1985. С. 243-253; Бубнов Н. Ю. Рукописное наследие пустозерских узников (1667-1682 гг.) // Книготорговое и библиотечное дело в России в XVII - 1-й пол. XVIII в. Л., 1981. С. 69-84; он же. Старообрядческая книга в России во 2-й пол. XVII в.: Источники, типы и эволюция. СПб., 1995. С. 236-237, 246-250, 265-266, 340, 341; Шашков А. Т. Епифаний // СККДР. Вып. 3. Ч. 1. С. 304-309 [Библиогр.]; Плюханова М. Б. Житие Епифания в свете проблем жанра и традиции // Gattungen und Genologie der slavisch-orthodoxen Literaturen des Mittelalters: (Dritte Berliner Fachtagung 1988). Wiesbaden, 1992. S. 117-137; Карманова О. Я. Об одном из источников выговского Жития инока Епифания // ТОДРЛ. 1996. Т. 49. С. 410-415; Бударагин В. П. Рисунки протопопа Аввакума и инока Епифания // Рисунки писателей. СПб., 2000. С. 126-136; Юхименко Е. М. Выговская старообрядческая пустынь: Духовная жизнь и лит-ра. М., 2002. Т. 1. С. 200-205 и др.

Н. Ю. Бубнов, Е. М. Юхименко