Интернет-журнал дачника. Сад и огород своими руками

Заслуги Державина перед русской литературой (Державин Г.Р.)

Мировое значение национальных литератур традиционно возводится к характеру и степени влияния этих литератур, выдающихся их представителей на другие литературы и писателей, на мировой литературно-художественный процесс. Это бесспорно. Однако очевидным и общепризнанным влиянием одних национальных литератур на другие или в целом на мировой литературно-художественный процесс не исчерпываются критерии мирового значения литератур .

Уже сам факт существования какой-либо национальной литературы, даже самой незначительной по своему объему и системе жанров, автоматически определяет ее мировое значение. Без нее, перефразируя известные слова одного из героев Андрея Платонова, мировая литература неполна.

Будучи естественной и неотъемлемой частью мировой литературы, национальные литературы утверждают свое мировое значение не только и не сколько выдающимися художественными достоинствами своих произведений, совершенством и оригинальностью их форм, сколько новизною содержания - изображением еще неизвестных, неведомых до того мировой литературе цивилизаций, вещей, явлений, событий как реальных, имевших место в действительности, так и фантастических, придуманных, открывая мировому сообществу новые страницы, новые грани, а нередко и перспективы жизни народов и стран, выставляя на всеобщее обозрение их жизнь со всей ее поэзией - светлыми, радостными, праздничными сторонами, и прозой - повседневным, обыденным, будничным. Именно поэзия и проза жизни каждого народа определяют своеобразие его искусства, содержание произведений национальной литературы, их характер и художественные достоинства. Открывая миру поэзию и прозу жизни своей страны, своего общества и народа, литература открывает новую , неведомую до того человечеству, сферу мирового искусства. Эти открытия становятся, говоря словами А.С. Пушкина, «дипломом на будущее» каждой национальной литературы и признания ее мирового значения.

Мировое значение русской литературы XVIII в. определило открытие как раз такой сферы, объектом которой был феномен русской жизни того времени, а предметом - ее поэзия и проза. И прежде всего - поэзия. Наиболее яркое воплощение она получила в творчестве Г.Р. Державина.

1

На приятные стороны чиновно-светского петербургского быта он обращает внимание уже в середине 70-х годов, что и получает отражение в стихотворении «Пикники»:

  Оставя беспокойство в граде
И все, смущает что умы,
В простой приятельской прохладе
Свое проводим время мы...
  Мы положили меж друзьями
Законы равенства хранить;
Богатством, властью и чинами
Себя отнюдь не возносить...
  Нас не касаются раздоры,
Обидам место не даем;
Но души всех, сердца и взоры
Совокупя, веселье пьем...
  У нас лишь для того собранье,
Чтоб в жизни сладость почерпать;
Любви и дружества желанье -
Между собой цветы срывать.
  Кто ищет общества, согласья,
Приди, повеселись у нас:
И то для человека счастье,
Когда один приятен час.

В 1780 г. в «Оде к соседу моему господину N» («К первому соседу») Державин уже напрямую касается поэзии жизни петербургской знати:

  Кого роскошными пирами
На влажных Невских островах,
Между тенистыми древами,
На мураве и на цветах,
В шатрах Персидских, златошвейных,
Из глин Китайских драгоценных,
Из Венских чистых хрусталей,
Кого толь славно угощаешь,
И для кого ты расточаешь
Сокровища казны твоей?

Гремит музыка; слышны хоры
Вкруг лакомых твоих столов;
Сластей и ананасов горы
И множество других плодов
Прельщают чувства и питают;
Младыя девы угощают,
Подносят вина чередой:
И Алиатико с Шампанским,
И пиво Русское с Британским,
И Мозель с Зельцерской водой.

В вертепе мраморном, прохладном,
В котором льется водоскат,
На ложе роз благоуханном,
Средь неги, лени и прохлад,
Любовью распаленный страстной,
С младой, веселою, прекрасной
И нежной нимфой ты сидишь.
Она поет - ты страстью таешь:
То с ней в весельи утопаешь,
То, утомлен весельем, спишь.

Первым поэзию русской жизни, выраженную в этих строках, почувствовал В.Г. Белинский, считая эту оду «одним из лучших произведений Державина». «Сколько в этих стихах, - писал он, - одушевления и восторга... В этом виден дух (т.е. поэзия. - А.К. ) русского XVIII века, когда великолепие, роскошь, прохлады, пиры, казалось, составляли цель и разгадку жизни» .

Открытие Державина поначалу осталось незамеченным. И во многом потому, что эта ода, хотя и адресовалась конкретному человеку - известному курскому купцу М.С. Голикову, была написана как бы в назидание всем богатым людям, кто, имея «горы серебра», на кого «дождь златый лиется», не задумывается о будущем и в пирах, «среди утех несметных» проводит дни, «расточая» свои «сокровища». Дидактическим характером отличалась вторая половина оды и завершалась подчеркнуто нравоучительными строками:

Доколь текут часы златые
И не приспели скорби злые,
Пей, ешь и веселись, сосед!
На свете жить нам время срочно:
Веселье то лишь непорочно,
Раскаянья за коим нет.

Дидактика, нравоучение, напоминание о превратностях судьбы:

Но редкому пловцу случится
Безбедно плавать средь морей, -

картины природных катаклизмов:

Петрополь сосны осеняли;
Но, вихрем пораженны, пали:
Теперь корнями вверх лежат, -

заслонили поэзию русской жизни, высвеченную в первых строфах оды, и все изображенное там, т.е. реальные составляющие этой поэзии, воспринимались исключительно, как пример поведения, чреватого Божьим наказанием за безудержное веселье, «несметные утехи», показное, ничем не оправданное, расточительство...

Иное дело «Ода к Фелице».

2

В мае 1783 г. Петербург гудел, как потревоженный улей. И было отчего...

В первой части только что вышедшего из печати нового журнала «Собеседник любителей российского слова» увидела свет «Ода к премудрой Киргиз-Кайсацкой царевне Фелице» еще не очень известного тогда поэта Г.Р. Державина, которая буквально взорвала устоявшуюся, размеренную и накатанную жизнь нашей северной столицы и потрясла читающую Россию.

«Дщерь же моя теперь Фелица Гавриловна, - писал Державин поэту В.В. Капнисту 11 мая, - скачет по городу, подымя хвост, и всяк ее иметь желает. Старик надевает очки, глухой протягает уши, лакомка при вестфальской ветчине делает глотки, любострастной тает нежностью в беседке, ездок при бегуне присвистывает, невежи в Библии находят источник просвещения, вельможа умеренность одобряет, подагрик ходит, шут умнеет. Словом, всяк ею любуется и радуется» .

Что же произошло? Почему «Ода к Фелице» приковала к себе такое внимание и получила у нас небывалый по тому времени общественный резонанс, вызвав всеобщий восторг: «...всяк ею любуется и радуется»?

А случилось то, что в литературу пришел гений, который, как и положено, по словам В.Г. Белинского, гению, «открыл миру новую сферу в искусстве...» . Открыл на радость россиянам, да так непринужденно, легко, изящно, что не любоваться его «дщерью», где это открытие получило яркое, убедительное, а главное - наглядное художественное воплощение, было просто невозможно.

До Державина никто из наших писателей XVIII в., обращаясь к российской действительности, никакой поэзии в современной им русской жизни не видел и не находил, оставаясь, начиная с А.Д. Кантемира, традиционно нацеленным на борьбу с негативными явлениями. А Державин ее нашел и прежде всего там, где ее никто не искал, а потому и не видел: в жизни сановной России, в самодержавной форме правления, в просвещенном абсолютизме Екатерины II.

В «Оде к Фелице» поэзия русской жизни становится основным предметом изображения, представлена масштабно, парадно, вдохновенно.

До чего же красиво, привольно, вольготно и размашисто жила вельможная Россия!

  А я, проспавши до полудни,
Курю табак и кофе пью;
Преобращая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою:
То плен от Персов похищаю,
То стрелы к Туркам обращаю;
То возмечтав, что я Султан,
Вселенну устрашаю взглядом;
То вдруг, прельщаяся нарядом,
Скачу к портному по кафтан.

Или в пиру я пребогатом,
Где праздник для меня дают,
Где блещет стол сребром и златом,
Где тысячи различных блюд;
Там славной окорок Вестфальской,
Там звенья рыбы Астраханской,
Там плов и пироги стоят,
Шампанским вафли запиваю;
И все на свете забываю
Средь вин, сластей и аромат.

Или средь рощицы прекрасной
В беседке, где фонтан шумит,
При звоне арфы сладкогласной,
Где ветерок едва дышит,
Где все мне роскошь представляет,
К утехам мысли уловляет,
Томит и оживляет кровь:
На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.

Чувствуете прямую перекличку с «Одой к первому соседу»?

  Или великолепным цугом
В карете Англинской, златой,
С собакой, шутом или другом,
Или с красавицей какой
Я под качелями гуляю;
В шинки пить меду заезжаю;
Или, как то наскучит мне,
По склонности моей к премене,
Имея шапку на бекрене,
Лечу на резвом бегуне.

Или музыкой и певцами
Органом и волынкой вдруг,
Или кулачными бойцами
И пляской веселю мой дух;
Или о всех делах заботу
Оставя, езжу на охоту,
И забавляюсь лаем псов;
Или над Невскими брегами
Я тешусь по ночам рогами
И греблей удалых гребцов.

Иль сидя дома я прокажу,
Играю в дураки с женой;
То с ней на голубятню лажу,
То в жмурки резвимся порой;
То в свайку с нею веселюся,
То ею в голове ищуся;
То в книгах рыться я люблю,
Мой ум и сердце просвещаю,
Полкана и Бову читаю;
Над Библией, зевая, сплю...

Можно ли нагляднее, доходчивее и образнее, чем это сделал в приведенных выше строфах Державин, раскрыть поэзию жизни самой знатной части России, поэзию барства, которое позволяло себе все, что только могло прийти человеку на ум. «Вот почему, - писал непревзойденный знаток творчества Державина Я.К. Грот, - нам совершенно понятен успех "Фелицы" не только при дворе, но и в публике. Ода эта рисует нам в ярких красках двор Екатерины и жизнь вельмож ее, исполненную фантастической роскоши, барской прихоти и страсти к наслаждениям. Тут отразилась целая сторона русского общества 18-го века; современники узнавали здесь себя, видели знакомые лица и нравы и не могли не восхищаться сходством мастерской картины» .

Никакой сатиры на «приближенных Екатерины», как это все еще принято у нас считать, в «Оде к Фелице» не было. Более того, на Державина обиделись не те, с кого он писал обобщенный портрет Мурзы, тем самым, якобы, задевая «сильных мира», вызывая на себя огонь их негодования, а те, кого он оставил без внимания. Читающие «Оду», заметил один из младших современников Державина, известный критик Н.А. Полевой, «искали намеков на знатнейших вельмож, перетолковывали; другие, слыша, как эти намеки заставляли говорить о людях», изображенных поэтом, «досадовали, почему он не намекнул на них... (разрядка моя. - А.К.)» . О какой сатире тут может идти речь?

Как сатиру затронутые Державиным «лень и негу, прихотливость, любовь к пышности, сластолюбие», отличавшие «приближенных Екатерины» , стали воспринимать значительно позже, уже в XIX в., свидетельство чему мы находим у того же Н.А. Полевого. В 1832 г. в статье о сочинениях Державина он писал: «Современники могли восхищаться в "Фелице" тонкою похвалою Екатерине, умным вымыслом и живыми портретами вельмож и современников... Но мы, для которых все это (т.е. поэзия той жизни. - А.К.) исчезло, которые видели, читали и узнали после сего так много», продолжая, как и современники Державина, «изумляться» его творению, тем не менее, воспринимаем его иначе, как произведение «благородное, гордое, шутливое, язвительное, богатое словами...» . В дальнейшем «благородное» и «гордое» в восприятии «Оды» отошли на задний план, а на первый вышло «шутливое» и «язвительное», на основании чего ее и стали причислять к сатире. Однако в державинское время, особенно в первые месяцы после ее появления в печати, «Ода к Фелице» была предметом всеобщего восхищения, любования и радости, за исключением пожалуй лишь тех, кого Державин, по выражению Н.А. Полевого, не «заклеймил», и кто поэтому досадовал , не увидев себя в собирательном образе державинского Мурзы...

А как бесконечно добра, скромна, справедлива, трудолюбива и заботлива была Монархиня!

  Мурзам твоим не подражая,
Почасту ходишь ты пешком,
И пища самая простая
Бывает за твоим столом;
Не дорожа своим покоем,
Читаешь, пишешь пред налоем
И всем из твоего пера
Блаженство смертным проливаешь...

Тебе единой лишь пристойно,
Царевна! свет из тьмы творить;
Деля Хаос на сферы стройно,
Союзом целость их крепить;
Из разногласия согласье
И из страстей свирепых счастье
Ты можешь только созидать.
Так кормщик, через понт плывущий,
Ловя под парус ветр ревущий,
Умеет судном управлять.

Едина ты лишь не обидишь,
Не оскорбляешь никого,
Дурачествы сквозь пальцы видишь,
Лишь зла не терпишь одного;
Проступки снисхожденьем правишь,
Как волк овец, людей не давишь,
Ты знаешь прямо цену их...

Ты здраво о заслугах мыслишь,
Достойным воздаешь ты честь...

Слух идет о твоих поступках,
Что ты ни мало не горда;
Любезна и в делах и в шутках,
Приятна в дружбе и тверда;
Что ты в напастях равнодушна...
Еще же говорят не ложно,
Что будто завсегда возможно
Тебе и правду говорить.

Неслыханное также дело,
Достойное тебя одной,
Что будто ты народу смело
О всем, и въявь и под рукой,
И знать и мыслить позволяешь,
И о себе не запрещаешь
И быль и небыль говорить;
Что будто самым крокодилам,
Твоих всех милостей Зоилам,
Всегда склоняешься простить.

Стремятся слез приятных реки
Из глубины души моей.
О! коль счастливы человеки
Там должны быть судьбой своей,
Где ангел кроткой, ангел мирной,
Сокрытый в светлости порфирной,
С небес ниспослан скиптр носить!...

Считается, что образ Киргиз-Кайсацкой царевны приукрашенно-язвительный, созданный явно с воспитательно-просветительной целью: такой Екатерина II реально не была, но должна в идеале быть, в чем и наставлял ее Державин. Однако никакого приукрашивания, тем более язвительного, в образе Фелицы не было. Державин был в восхищении от императрицы, «каковой она, - по его собственным словам, - была в первые дни ее царствования» , и просто высветил все позитивное, все привлекательное в ее личности и деятельности, в чем объективно и состояла поэзия самодержавной формы правления, просвещенного абсолютизма как такового.

Все, что он, якобы, приписывал Екатерине, на самом деле не «умный, - говоря словами Н.А. Полевого, - вымысел», а действительно имело место в жизни, характере и поведении Екатерины «в первые дни ее царствования», под впечатлением чего и продолжал находиться Державин в начале 80-х годов, когда создавал оду, и что легко подтверждается соответствующими фактами. Конечно, и тогда было известно не меньше, если не больше, и иных, неукрашающих императрицу фактов, но поэт остановился на привлекательных моментах ее быта и правления, на что имел полное авторское право. К тому же, подобный отбор отвечал его замыслу - показать приятные, радующие глаз стороны современной ему российской действительности.

Здесь нелишне будет заметить, что в своем творчестве Державин никогда и ничего не выдумывал. Он всегда шел от реальных событий, от увиденного и прочувствованного им самим, что и отметил в «Примечаниях», составленных им в 1805 г. на собрание своих стихотворений по просьбе давнего своего друга - митрополита Евгения Болховитинова. «Книга его, - писал Державин о себе в третьем лице, - может быть потомству памятником дел, обычаев и нравов его времени, и <...> все его сочинения не что как картина века Екатерины» .

3

Сторонники сатирической природы «Оды к Фелице» в подтверждение своей правоты ссылаются на слова державинского Мурзы: «Таков, Фелица, я развратен!», - и на «Объяснения» самого Державина, относящиеся к 1809 г., где говорится, что ода «написана на счет ее (императрицы. - А.К. ) ближних, хотя без всякого злоречия, но довольно с издевкою и с шалостью» .

Действительно, на первый взгляд самооценка Мурзы прямо указывает на обличительный, сатирический характер его рассказа о том, как он проводит свое время, «преобращая в праздник будни», чем занимает свой досуг, ублажает и тешит себя, потакает своим прихотям и т.д., тем самым как бы осуждая «обычаи и нравы» петербургской знати. Да, такой вывод напрашивается, если в понятие «разврат» вкладывать наше современное содержание, которое начало складываться еще в XIX в., постепенно превращаясь в синоним понятий «низменный порок», «моральное разложение», «распущенность» и т.п. В таком случае выражение: «...я развратен!», - означает: «Я человек порочный, морально разложившийся» и т.д. И если подходить к значению слова «разврат», которым пользуется Державин, формально, не соотнеся его содержание с тем, что поведал нам Мурза о своем житье-бытье, его действительно можно воспринимать как самоосуждение и саморазоблачение, и «Оду к Фелице» можно трактовать как сатиру. Правда с одним «но» - как сатиру не на окружавших Екатерину вельмож, а на все человечество, «весь свет». Ведь вот, что говорит Мурза, если не обрывать его на полуслове:

Таков, Фелица, я развратен!

откуда, при означенном выше содержании понятия «разврат», следует, что «развратно» все человечество, которое он таким образом осуждает.

Дело в том, что понятие «свет» в значении «светское общество», «высший свет», формируется у нас лишь в XIX в., а в XVIII в. оно означало «Божий свет» - т.е. все живущее на Земле, в том числе и в первую очередь - людей. Вспомним вопрос Д.И. Фонвизина, заданный им в его знаменитом «Послании к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке»:

Скажи, Шумилов, мне: на что сей создан свет?...
На что сотворены медведь, сова, лягушка?
На что сотворены и Ванька и Петрушка?
На что ты создан сам?...

Во всех ответах на этот вопрос - и Шумилова, и Ваньки, и Петрушки, - идет разговор главным образом о таких «божьих тварях», как слуги, господа, бояре, судьи, пастыри и т.п. - т.е. о людях:

Создатель твари всей, себе на похвалу,
По свету нас пустил, как кукол по столу.
Иные резвятся, хохочут, пляшут, скачут,
Другие морщатся, грустят, тоскуют, плачут.
Вот как вертится свет!...

Полагать, что Державин пользуется понятием «свет» в значении «высший свет», «светское общество», имея в виду исключительно петербургскую знать, нет никаких оснований, как так же нет никаких оснований и считать, что он писал сатиру на все человечество, на «весь свет».

Давайте посмотрим, что же из длинного перечня развлечений и забав Мурзы, подходит под наше представление о разврате. Пожалуй, лишь одна «утеха»:

На бархатном диване лежа,
Младой девицы чувства нежа,
Вливаю в сердце ей любовь.

И все. Остальное никакого отношения к разврату в том значении, какое вкладывается в это слово сейчас, не имеет.

Что же считал «развратом» сам Державин? На это есть прямое указание в самой оде:

Сегодня властвую собою,
А завтра прихотям я раб.

«Разврат» в его глазах - рабское потакание своим прихотям. А прихоти - это слабость, в той или иной мере свойственная каждому человеку, а значит и всем людям, «всему свету». Не пороки вельмож осуждал в своей оде Державин, а представил в шутливом тоне, по его же собственному «Объяснению», «все слабости человеческие» , к тому же «сравнительно невинные», как подметил Я.К. Грот . И слова:

Таков, Фелица, я развратен!
Но на меня весь свет похож, -

в действительности означали: «Грешен я, матушка государыня-императрица, слаб, как и все люди: люблю поспать, курю, пью кофе, предаюсь бесплодным (маниловским, как бы мы сейчас сказали) мечтаниям о воинских подвигах и власти над "вселенной", люблю наряжаться, пировать, развлекаться, веселиться, тешить себя "младой девицей", музыкой, певцами, кулачными боями, охотой, разными "проказами"» и т.д. и т.п. Где тут разврат, где обличение, сатира? «Саморазоблачение» Мурзы - это скорее дань традиционному показному самоуничижению , которое, как говорится, паче гордости ; самоуничижению, издавна свойственному «подданным» русских царей, привычно писавшим о себе, обращаясь к государю: «Ваш нижайший и покорнейший раб...».

Что касается державинских слов об «издевке» над «ближними» Екатерины, то нетрудно самим убедиться в их «справедливости», перечитав еще раз процитированный нами выше рассказ Мурзы. Уже на второй строфе вы почувствуете, что поэт не «издевается» над «развратным» поведением вельмож, а наоборот, ему приятно говорить о всех их занятиях, забавах и утехах, тех «слабостях», каким и он сам, была бы на то возможность, предался бы с огромным удовольствием. Ведь из всего перечисленного самому Державину тогда было доступно очень немногое: табак, кофе, «химеры», домашние «проказы» - «игры с женой» в дурака, в жмурки, в свайку, разведение голубей, чтение книг, да еще то, что он назвал «ею (женою. - А.К. ) в голове ищуся». И все...

Почему четверть века спустя по выходе из печати оды Державин решил, что это была «издевка» - вопрос особый. Можно предположить, что это всего лишь дань общественным настроениям начала XIX в. с их умеренной критикой отдельных явлений в жизни России XVIII в., в том числе фаворитизма Екатерининского времени, отмежеваться от чего, дистанцироваться от «ближнего» окружения Екатерины, ее фаворитов и поспешил таким образом всеми признанный «певец Фелицы». Ведь в этой оде он никого и ничего не осуждает, ни над кем и ни над чем не издевается. Потому и обиделся на него лишь один человек - его прямой начальник генерал-прокурор князь А.А. Вяземский, «слабость» которого, известную лишь очень немногим - он любил, чтобы ему читали вслух, и часто под такое чтение засыпал, - Державин предал, как говорится, гласности. Именно его поэт имел в виду, сказав: «Над Библией, зевая, сплю»... Зевать и спать над Библией нехорошо, а потому и обидно, что все об этом узнали... И именно Вяземский оказался единственным, как отметил сам поэт, его гонителем . Остальные же, в том числе и все задетые, «заклейменные» им «ближние» Екатерины, читая оду, «ею любовались и радовались». И это понятно.

В «слабостях», отличавших «обычаи и нравы» наших вельмож, «преобращавших в праздник будни», и проявилась поэзия русской жизни той эпохи. Отразив ее в «Оде к Фелице», Державин не только «открыл миру новую сферу в искусстве», он в одночасье совершил и переворот в художественном сознании россиян. Оказалось, что в российской действительности не все так плохо и неприглядно, как об этом постоянно твердили обращавшиеся к ней наши поэты со времен А.Д. Кантемира. Есть в ней и свои прелести, свое веселье, свои радости, светлые, праздничные и хорошие стороны, одним словом - своя поэзия , которая к тому же была выражена прекрасными, легко запоминающимися стихами. Это вызвало всеобщий восторг, потрясло, по свидетельству самого Державина, его современников: «...всяк ею любуется и радуется», - давая возможность и нам сегодня любоваться этой поэзией - поэзией жизни вельможной России XVIII в., поэзией самодержавной формы правления, просвещенного абсолютизма , подтверждая правоту В.Г. Белинского: «...поэзия Державина <...> есть прекрасный памятник славного царствования Екатерины II» .

4

Но Державин на этом не остановился. Он нашел поэзию в самом вельможестве как заметной составляющей русской жизни, в сословном достоинстве сановника, призванного беззаветно, самоотверженно, верой и правдой служить государю и Отечеству:

Он сердцем царский трон объемлет,
Душой народным нуждам внемлет
И правду между их хранит;
Отечеству он верно служит,
Монаршу волю свято чтит,
А о себе никак не тужит.

Не ищет почестей лукавством.
Мздоимным не прельщен богатством,
Не жаждет тщетно сан носить;
Но тщится тем себя лишь славить,
Что любит он добро творить
И может счастие доставить.

Закону Божию послушен,
Чувствителен, великодушен,
Не горд, не подл и не труслив,
К себе строжае, чем к другому,
К поступкам хитрым не ревнив,
Идет лишь по пути прямому.

Не празден, не ленив, а точен:
В делах и скор и беспорочен...
      «Великому боярину и воеводе Решемыслу».

Он нашел поэзию в меценатстве , покровительстве сильными мира наук и искусства, восхищаясь теми, кто «жил для всенародной льготы»,

Кем добродетели почтенны,
Кто род и сан и жизнь свою
Старался тем единым славить,
Чтоб ближнему благотворить,
Потомству храм наук оставить...
      «На выздоровление мецената».

Державин нашел поэзию и в русском гостеприимстве :

Сядь, милый гость! здесь на пуховом
Диване мягком отдохни;
В сем тонком пологу, перловом,
И в зеркалах вокруг усни;
Вздремли после стола немножко,
Приятно часик похрапеть;
Златой кузнечик, сера мошка
Сюда не могут залететь.
      «Гостю».

И в извечном нашем радушии и хлебосольстве :

Шекснинска стерлядь золотая,
Каймак и борщ уже стоят;
В крафинах вина, пунш, блистая
То льдом, то искрами, манят;
С курильниц благовонья льются,
Плоды среди корзин смеются,
Не смеют слуги и дохнуть,
Тебя стола вкруг ожидая;
Хозяйка статная, младая
Готова руку протянуть.
      «Приглашение к обеду».

Никто лучше Державина не выразил поэзию русского застолья - угощения изобильного, украшенного богатыми дарами природы нашего отечества.

Что нового внес в язык словесности Г.Р. Державин?

Ответы:

Великий Гаврила Романович Державин запомнился русской литературе как один из титанов русского слова. Этот талантливейший литератор был одним из тех поэтов конца восемнадцатого века, которые сыграли огромнейшую роль в освобождении литературы от классицизма. Он был одним из основоположников формирования будущего реалистического стиля.Место Державина потрясающе точно определил В. Г. Белинский. Белинский писал, что именно с Гаврилы Романовича начался новый период развития русской поэзии. Державин в литературу ввел понятие «обычного поэтического слова». Именно этот поэт первым после родоначальника овладел тремя узкими стилями поэзии, которые были установлены Ломоносовым. Другими словами, Державин ввел в поэзию простой разговорный русский язык и энергично совместил его с глубоким замыслом своих произведений. А.В.Западов писал, что Гаврилу Державину удалось содействовать укреплению национально-демократическим основам нашего литературного языка.Все гражданские оды Гаврила Романовича направлены к особам, которые наделены политической властью.(Литература)

Поэтическую известность Державин приобрёл достаточно поздно, в конце 1770-х годов. В юности образцом совершенной поэзии Державину служили произведения Ломоносова, особенно оды, написанные высоким, пышным слогом. Однако время требовало демократизации поэзии, упрощения одического слога, приближения языка поэзии к реальной жизни. Именно этого удалось достичь Державину в первых заметных произведениях: оде «На смерть князя Мещерского» и стихах «На рождение в Севере порфирородного отрока». Эти произведения сразу привлекли внимание новизной и свежестью языка, бесспорным талантом автора и, главное, необычностью подхода к жанру оды. Вместо традиционного восхваления заслуг умершего князя Мещерского Державин в свободной и доверительной форме рассуждает о бренности жизни и одинаковой участи живущих, уравнивая в смерти монарха и узника:

Ничто от роковых когтей,

Никая тварь не убегает;

Монарх и узник — снедь червей, —

повторяя размышления Гамлета из трагедии У. Шекспира о посмертном странствовании короля в желудке нищего. А стихи на рождение внука Екатерины II, будущего императора Александра I, были первоначально задуманы как ода, однако в силу простоты и лёгкости стиха, обращения к монархам как обычным людям за жанром произведения осталось определение «стихи». Державин напутствует царственного младенца не как угодливый стихотворец, а как мудрый и доброжелательный наставник:

Возрастай, уподобляясь

Ты родителям во всём;

С их ты матерью равняясь,

Соравняйся с божеством.

Оставаясь поэтом-классицистом, Державин тем не менее совершил, по выражению литературоведа Ю.Н. Тынянова, «революцию» в словесном искусстве: он упростил оду, приблизил её язык и ритм к общедоступной, понятной всем лирике. Державин блестяще развил начинания своих предшественников в поэзии, обращаясь, например, в лирических посланиях к явлениям, близким и знакомым всем. Например, шутливое послание «Ласточка» (1792):

О домовитая ласточка!

О милосизая птичка!

Грудь красно-бела, касаточка,

Летняя гостья, певичка!

Державин внёс большой вклад в теорию русского стихосложения, он внимательно следил за всем новым в русской поэзии в начале XIX века, в его доме проходили заседания общества «Беседы любителей русского слова». Державин, как представитель классицизма XVIII века, был сторонником старинного слова, архаичных принципов в поэзии, однако в то же время он живо откликался на элегические стихотворения В.А. Жуковского, заметил талант юного А.С. Пушкина. В романе «Евгений Онегин» Пушкин вспоминает эпизод, когда Державин, присутствуя на выпускном экзамене в Лицее, обратил внимание на талантливого юношу:

Старик Державин нас заметил

И, в гроб сходя, благословил.

Державин утвердил себя в поэзии как истинный поэт одой «Фелица» (1782), которая поразила современников небывалой новизной и смелостью. В своём творчестве Державин выступил новатором, во взглядах — гуманистом и просветителем, душой — гражданином и патриотом. Критик В.Г. Белинский справедливо назвал Державина «отцом русских поэтов». Цель и смысл своей деятельности Державин выразил в стихотворении «Памятник» (1795).

В данной работе представлен результат моих исследований о новаторстве Г.Р. Державина в русской литературе.

Скачать:

Предварительный просмотр:

МОУ «Средняя общеобразовательная школа п. Уральский.

Исследовательская работа.

Новаторство Г.Р. Державина в русской литературе.

Выполнила: Денисова Кристина, ученица 11 класса МОУ «СОШ пос. Уральский».

Введение.

Глава 2. Жизненный и творческий путь Г.Р.Державина.

Глава 3.Особенности времени, в которое жил Державин.

Глава 4. Нововведения Державина в русскую литературу.

4.2. Обличение придворно-вельможной знати в одах

«Властителям и судьям», «Вельможа», «Фелица».

4.3. Новаторство Державина в изображении природы.

4.4. Заслуги Державина в русской литературе, воспетые

им самим в стихотворении «Памятник».

Заключение.

Литература.

Введение.

Мои исследования по теме « Новаторство Г.Р. Державина в русской литературе» были начаты в 9 классе. Далее к данной теме вернулась в 10 классе, изучая литературу 18 века, и в 11 классе, анализируя новаторство поэтов первой четверти 20 века.

Слово «новатор» в словаре Сергея Ивановича Ожегова объясняется так: «Работник, вносящий и осуществляющий новые, прогрессивные принципы, идеи, приемы в какой-нибудь области деятельности. Например: новатор в технике ».

Действительно слова «новатор», «новаторство» чаще всего употребляются в связи с производственной деятельностью человека. Но когда речь идет о литературе, искусстве, данные слова приобретают особый смысл. Новаторство- это открытие новых путей в литературе, искусстве, перестройка литературных традиций, то есть отказ от одних традиций и обращение к другим, в конечном счете - создание новых традиций. Новаторство требует высокого таланта, творческой смелости и глубокого ощущения требований времени. По существу, все великие художники мира (Данте, Шекспир, Сервантес, Пушкин, Блок, Маяковский) сумели по новому увидеть окружающий мир и найти новые формы.

Яркий пример новаторства в литературе – деятельность Г.Р. Державина.

Изучая на уроках литературы биографию, творчество поэта, была поражена его талантом, смелостью, яркой жизненной позицией.

Убеждена, что тема новаторства в русской литературе, в творчестве Г.Р. Державина актуальна как никогда в наше время. Многие писатели, поэты ощущая сейчас свободу творчества, забыли, что новаторство в литературе – это не только новые темы, новые формы, но и талант, ощущение требований времени. Поэзия Державина находит отклик в произведениях многих русских поэтов как XIX и, так и XX века.

Цель моей исследовательской работы:

Исследовать новаторство в творчестве Г.Р. Державина.

Для этого я постаралась выполнить следующие задачи:

Изучить биографию Г.Р. Державина;

Рассмотреть влияние времени, в котором жил поэт, на его новаторскую деятельность;

Проанализировать стихи Г.Р. Державина, содержащие новаторские черты.

При написании исследовательской работы прочитано и изучено много книг о жизненном и творческом пути Г.Р. Державина, о его новаторстве в русской литературе. В работе И.З. Серман «Державин» исследуется биография поэта. Работа Александра Васильевича Западова «Мастерство Державина» знакомит с художественными особенностями его произведений. Данная книга помогла мне проанализировать оды поэта. Монография Николая Михайловича Эпштейна « Новое в классике (Державин, Пушкин, Блок в современном восприятии)» более подробно рассказывает о нововведениях Державина в русскую литературу.

Исследовательская работа состоит из 5 глав. Во вступлении обосновывается обращение к данной теме, доказывается её актуальность в современное время, комментируется используемая литература; в последующих главах рассказывается биография Г.Р. Державина, рассматривается влияние времени, в котором жил поэт, на его новаторскую деятельность, анализируются стихи Г.Р. Державина, содержащие новаторские черты («Фелица», «Властителям и судьям», «Вельможа», «Памятник» и другие); в заключении подытоживаются исследования о новаторстве Державина в русской литературе.

Глава 2.

Жизненный и творческий путь Г.Р.Державина.

Державин Гаврила Романович родился в небогатой дворянской семье 3 июля 1743 в деревне Кармачи Казанской губернии. Державин рано потерял отца, и матери приходилось идти на тяжкие унижения ради того, чтобы вырастить двоих сыновей и обеспечить им более или менее пристойное образование. В те годы по настоящему квалифицированных учителей за пределами Санкт-Петербурга и Москвы найти было нелегко. Однако, настойчивость и исключительные способности Державина помогли ему многое узнать, несмотря на тяжелые обстоятельства, слабое здоровье, полуграмотных и странных преподавателей.

В 1759-1762 Г.Р. Державин учился в Казанской гимназии. Детство и молодость поэта совершенно не давали возможности угадать в нем будущего гения и реформатора словесности. Знания, которые молодой Державин получил в Казанской гимназии, были отрывочными и сумбурными. Он прекрасно знал немецкий язык, но не владел французским. Много читал, но имел смутные представления о правилах стихосложения. Впрочем, быть может, именно этот факт в будущем дал возможность великому стихотворцу писать, не задумываясь о правилах и нарушая их в угоду своему вдохновению. «Друзья-поэты часто пытались править державинские строки, однако он упорно отстаивал свое право писать так, как ему угодно, не обязательно следуя закостеневшим правилам». (5, стр.66).

Писать стихи Державин начал еще в гимназии, но его обучение было неожиданно и до срока прервано. Из-за произошедшей канцелярской ошибки молодой человек был в 1762 году призван в Петербург на военную службу на год раньше положенного срока и к тому же записан, хотя и в гвардейский Преображенский полк, однако солдатом. В том же 1762 в составе полка участвовал в дворцовом перевороте приведшем к воцарению Екатерины II. Из-за тяжелого материального положения, отсутствия высоких покровителей и крайне неуживчивого нрава Державину пришлось не только десять лет ждать офицерского чина, но даже, в отличие от других дворянских детей, довольно долго жить в казарме. Времени для поэтических занятий оставалось не так уж много, однако молодой человек сочинял шуточные стихи, пользовавшиеся популярностью среди его однополчан, писал письма по просьбе солдаток, и, уже ради собственного самообразования, штудировал Тредиаковского, Сумарокова и особенно Ломоносова, бывшего в то время его кумиром и примером для подражания. Читал Державин и немецких поэтов, пробуя переводить их стихи и пытаясь следовать им в собственных сочинениях. Впрочем, карьера стихотворца не казалась ему в тот момент главным делом жизни. После долгожданного производства в офицеры Державин пытался, продвинуться по службе, надеясь таким образом поправить свои финансовые дела и послужить верой и правдой отечеству.

Уже офицером в 1773-1774 Державин принимал активное участие в подавлении восстания Пугачева. Именно к 70-м годам впервые по-настоящему проявился Державинский поэтический дар. В 1774, находясь во время восстания Пугачева со своими людьми неподалеку от Саратова, у горы Чаталагай, Державин прочитал оды прусского короля Фридриха II и перевел четыре из них. «Опубликованные в 1776 Чаталагайские оды привлекли внимание читателей, хотя произведения, созданные в 70-е годы, еще не были по-настоящему самостоятельными». (5, стр.44) Независимо от того, переводил Деражавин или сочинял собственные оды, его творчество находилось еще под сильным влиянием Ломоносова и Сумарокова. Их высокий торжественный язык, строгое следование правилам классицистского стихосложения сковывали молодого поэта, пытавшегося писать по-новому, но еще не четко осознававшего, каким образом надо это делать.

Несмотря на проявленную во время восстания Пугачева активность Державин, все из-за того же неуживчивого и вспыльчивого нрава, не получил долгожданного повышения. Он был переведен из военной службы в штатскую, получил в награду всего лишь триста душ крестьян, и в течение нескольких лет был вынужден зарабатывать на жизнь карточной игрой - не всегда честной.

Принципиальные перемены в жизни и творчестве Державина произошли в конце 70-х годов. Он недолго служил в Сенате, где пришёл к убеждению, что «нельзя там ему ужиться, где не любят правды». В 1778 он пылко влюбился с первого взгляда и женился на Екатерине Яковлевне Бастидон, которую затем в течение многих лет будет воспевать в своих стихах под именем Плениры. Счастливая семейная жизнь обеспечила личное счастье поэта. В это же время дружеское общение с другими литераторами помогло ему развить природные дарования. Его друзья - Н.А. Львов, В.А. Капнист, И.И. Хемницер были высоко образованными и тонко чувстующими искусство людьми. Дружеское общение соединялось в их компании с глубокими рассуждениями о древней и новой литературе, - жизненно необходимыми для пополнения и углубления образования самого Державина. Литературное окружение помогло поэту лучше осознать свои цели и возможности.

В этом-то и заключалась самая главная перемена. Как писал сам Державин, с 1779 он избрал «свой особый путь». Строгие правила классицистской поэзии больше не сковывали его творчество. «После сочинения «Оды к Фелице» (1782), обращённой к императрице, был награждён Екатериной II. Назначен губернатором олонецким (с 1784) и тамбовским (1785-88)» . (5, стр.67).

С этого момента и до 1791 основным жанром, в котором Державин работал и добился наибольших успехов стала ода - торжественное поэтическое произведение, чья звучная и размеренная форма всегда была близка представителям классицистской поэзии. Державин, однако, сумел преобразовать этот традиционный жанр и вдохнуть в него совершенно новую жизнь. Не случайно выдающийся литературовед Ю.Н. Тынянов писал о «революции Державина». Произведения, сделавшие Державина знаменитым, такие, как: «Ода на смерть князя Мещерского», «Ода к Фелице», «Бог», «Водопад» были написаны непривычным для того времени языком.

Державинский язык удивительно звучен. Так, Ода на смерть кн. Мещерского с первых же строк поражает гулкими и звенящими строками, как будто воспроизводящими звон маятника, отмеряющего безвозвратно уходящее время: «Глагол времен! Металла звон!.. Твой страшный глас меня смущает...»

Предложение устроить жизнь «себе к покою» абсолютно не вписывалось в представления того времени, считавшие идеалом жизнь активную, общественную, публичную, посвященную государству и государыне.

Будучи назначенным кабинет-секретарём Екатерины II (1791-93), Державин не угодил императрице, был отставлен от службы при ней. В последствии в 1794 Державин был назначен президентом Коммерц-коллегии. В 1802-1803 министром юстиции. С 1803 находился в отставке.

Несмотря на новаторский характер творчества Державина, в конце жизни его литературное окружение составляли в основном сторонники сохранения старинного русского языка и противники того легкого и изящного слога, которым в начале XIX века начал писать сначала Карамзин, а затем и Пушкин. С 1811 Державин состоял в литературном обществе «Беседа любителей русской словесности», защищавшем архаический литератуный стиль.

Это не помешало Державину понять и высоко оценить талант юного Пушкина, чьи стихи он услышал на экзамене в Царскосельском лицее. Символический смысл этого события станет понятен только позже - литературный гений и новатор приветствовал своего младшего преемника.

Последние строки, оставленные нам Державиным перед своей кончиной, вновь, как и в «Оде на смерть кн. Мещерского» или «Водопаде» говорили о бренности всего сущего:

Гаврила Романович Державин, сам по себе, составил целую эпоху в истории литературы. Его произведения - величественные, энергичные и совершенно неожиданные для второй половины восемнадцатого века - оказали и до сегодняшнего дня продолжают оказывать влияние на развитие русской поэзии. И сам Державин прекрасно понимал значение сделанного им для русской поэзии. Не случайно в своем переложении «Памятника» Горация он предрекал себе бессмертие за

И истину царям с улыбкой говорить.(1, стр.65).

Умер Гаврила Романович, 8 (20) июля 1816, в своем любимом имении Званка, Новгородской области.

Глава 3.

Особенности времени, в которое жил Державин.

Г.Р. Державин - крупнейший поэт XVIII века. В поэзии он шёл иными путями, чем Ломоносов. К тому же Державин жил в другое время, наложившее особый отпечаток на его творчество.

В последнюю треть XVIII века Россия выдвинулась в ряд наиболее сильных мировых держав. Рост промышленности, торговли, увеличение городского населения – всё это способствовало распространению просвещения, художественной литературы, музыки, театра. Петербург все более приобретал развитию облик царственно величавого города с «громадами стройными…дворцов и башен» В строительстве дворцов, особняков и общественных зданий Петербурга и Москвы участвовали выдающиеся русские зодчие: В. Баженов, И. Старов, Д. Кваренги, М. Казаков. Большого совершенства достигли мастера портретной живописи: Д. Левицкий, В. Боровиковский, Ф. Рокотов. Развитие культуры происходило в обстановке обострившихся классовых противоречий. «Дворянская императрица (так называли Екатерину II) за годы своего царствования раздала помещикам более миллиона государственных крестьян, усилив тяжесть крепостного гнета». (3, стр.34).

Крестьяне, угнетаемые помещиками, неоднократно восставали. В 1773-1775 годах единичные выступления крепостных против помещиков слились в мощное крестьянское движение под руководством Е. И. Пугачева. Повстанцы были разгромлены правительственными войсками, но «пугачевщина» крепко запала в память русского общества.

Острая политическая борьба отразилась и в художественной литературе. В новой общественной обстановке писатели не могли ограничиться «высокой» тематикой. Мир обездоленных людей властно напоминал о себе, заставляя художников сова размышлять о страданиях народа, о путях решения наболевших социальных вопросов. Характерно в этом смысле творчество Державина. С увлечением он воспевал победы русского оружия, великолепие Петербурга, пышные празднества придворной знати. Но в его поэзии явственно обнаруживались и критические настроения. По своим политическим взглядам Державин был убежденным сторонником просвещенной монархии и последовательным защитником крепостного права. Он считал, что дворяне представляют собой лучшую часть общества. Но поэт видел и темные стороны самодержавно-крепостнического строя.

Глава 4.

Нововведения Державина в русскую литературу.

4.1. Смешение «штилей» в оде «Фелица».

В своих одах Державин отошел от правил классицизма. Так, например, в оде «Фелица» классицизм проявляется в обрисовке образа Екатерины 2, наделенной всякими добродетелями, в стройности построения, в типичной для русской оды дяситистрочной строфе. Но, вопреки правилам классицизма, по которым нельзя было смешивать в одном произведении разные жанры, Державин соединил оду с сатирой, резко противопоставив положительный образ царицы отрицательным образам её вельмож (Г. Потемкина, А. Орлова, П.Панина). При этом вельможи были так правдиво нарисованы, так были подчеркнуты характерные для каждого из них черты, что современники, в том числе и Екатерина, сразу же узнали в них определенных лиц..

В этой оде видна также и личность самого автора с его характером, взглядами, привычками. Под пером Державина ода приближалась к произведению, правдиво и просто изображавшему действительность.

Он нарушал строгие правила классицизма и язык, которым написана эта ода. Державин отверг установившуюся в литературе со времен Ломоносова теорию трех стилей. Для оды полагался высокий стиль, а у Державина наряду с торжественно и величаво звучащими стихами стоят совсем простые («дурачества сквозь пальцы видишь. Лишь зла не терпишь одного») и даже встречаются строки «низкого штиля»: «И сажей не марают рожь».

«В оде «Фелица» легкий звучный стих приближается к шутливо-разговорной речи, которая так отличается от торжественно-величавой речи Ломоносова». (4, стр.96).

Глава 4.2.

Обличение придворно-вельможной знати в одах «Властителям и судьям», «Вельможа».

Державин был свидетелем Крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева и, разумеется, понимал, что восстание было вызвано непомерным крепостническим гнетом и злоупотреблениями чиновников, грабивших народ. «Сколько я мог приметить,- писал Державин,- это лихоимство производит в жителях наиболее ропота, потому что всякий, кто имеет с ним малейшее дело, грабит их». Казалось бы, Державин должен был бы, подобно многим его современникам, не «унижаться» до демонстрации своей внутренней жизни в одах. Но поэт был уже человеком следующей эпохи - времени приближавшегося сентиментализма, с его культом простой, незатейливой жизни и ясных, нежных чувств и даже романтизма с его бурей эмоций и самовыражением отдельной личности.

Служба при дворе Екатерины II убедила Державина в том, что в правящих кругах господствует вопиющая несправедливость. По характеру своему он был «горяч и в правде черт»; его возмущало злоупотребление властью, неправосудие; поэт, как и многие образованные люди того времени, наивно полагал, что строгое соблюдение законов, установленных в самодержавно-крепостническом государстве, может принести мир и покой стране, охваченной народными волнениями. В обличительной оде «Властителям и судиям» Державин гневно порицает властителей именно за то, что они нарушают законы, забыв о своем священном гражданском долге перед государством и обществом.

Ода встревожила Екатерину II, которая отметила, что стихотворение Державина «содержит в себе вредные якобинские замыслы ».

Обличительная ода «Властителям и судиям» стоит у истоков гражданской поэзии, развитой позднее поэтами-декабристами, Пушкиным, Лермонтовым. Недаром поэт-декабрист К.Ф.Рылеев писал, что Державин «был в родной своей стране Органом истины священной».

Державине не только воспевал то, что, по его мнению, укрепляло государство, но и обличал придворно-вельможную знать, которая «несчастных голосу не внемлет». С удивительной прямотой и резкостью он высмеивает вельмож, которые кичатся своим высоким положением, не имея никаких заслуг перед страной.

Глава 4.3.

Новаторство Державина в изображении природы.

В. Г. Белинский называл Державина «русским чародеем, от дыхания которого тают снега и ледяные покровы рек и расцветают розы, чудным словам которого повинуется послушная природа…». Например, в стихотворении «Осень во время осады Очакова» перед читателемпредстает зримая, живописная картина природы. Ломоносов создавал по-своему прекрасные «пейзажи мироздания» («Открылась бездна, звезд полна…») или пейзажи, как бы увиденные с высоты птичьего полёта («Оде на день восшествия…»). Многокрасочный земной мир, окружающий человека, в поэзии XVIII столетия (до Державина) отсутствовал. Известный поэт А. П. Сумароков так, например, воспевал природу: «Распустились деревья, На лугах цветы цветут, Веют тихие зефиры, С гор ключи в долины бьют…». Мастерство же Державина в изображении природы, полной звуков, красок, переливов и оттенков, очевидно. Одним из первых в русской поэзии Державин ввел в стихи живопись, красочно изображая предметы, давая в стихах целые художественные картины.

Глава 4.4.

Заслуги Державина в русской литературе, воспетые им самим в стихотворении «Памятник».

В 1795 году, переводя вслед за Ломоносовым оду Горация, Державин создал свое стихотворение «Памятник», как бы пьедестал пушкинскому «Памятнику». Сила поэзии, по мысли Державина, могущественнее даже законов природы, которым поэт единственно готов быть подчинен («водим» ими). Памятник чудесен именно этим превосходством и над природой («металлов тверже», неподвластен вихрям, громам, времени), и над славой «земных богов»- царей. Памятник поэта «выше пирамид». Гораций видел залог своего бессмертия в мощи Рима: «Я буду возрастать повсюду славой, пока великий Рим владеет светом» (перевод Ломоносова). Державин прочность славы видит в уважении к своему отечеству, прекрасно обыгрывая общность корня в словах слава и славяне:

И слава возрастет моя, не увядая,

Доколь Славянов род Вселена будет чтить. (1, стр.71).

Свои заслуги Державин видит в том, что сделал русский слог «забавным», т.е. веселым, простым, острым. Поэт «дерзнул… возгласить» не о подвигах, не о величии - о добродетелях, и к императрице отнестись как обычному человеку, говорить о человеческих ее достоинствах. Поэтому здесь употреблено слово дерзнул. Главное же, Державин видит свою заслугу в том, что сохранял человеческое достоинство, искренность, справедливость, что мог:

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям с улыбкой говорить. (1, стр. 71) .

Последняя строфа стихотворения свидетельствует о том, что Державин не надеется на единодушное одобрение современников. Муза его и на пороге бессмертия сохраняет черты воинственности и величия:

О Муза! Возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех призирай;

Непринужденною рукой неторопливой

Чело твое зарей бессмертия венчай. (1, стр.71).

Поэт считал, что люди, которых не вдохновляет, не волнует искусство, остаются глухи к добру, равнодушны к радостям и страданиям окружающих.

По убеждению Державина, цель искусства и литературы – содействовать распространению просвещения и воспитанию любви к прекрасному, исправлять порочные нравы, проповедовать истину и справедливость. С этих позиций Державин подходит к оценке своего творчества в стихотворении «Памятник» (1796).

«Памятник» - вольное переложение оды древнеримского поэта Горация (65-8 до н. э.). Державин не повторяет мыслей далекого предшественника, а высказывает собственную точку зрения на поэта и поэзию. Свое творчество он употребляет «чудесному, вечному» памятнику.

Спокойно, величаво, плавно льется шестистопный ямб. Неторопливый, торжественный ритм стиха соответствует важности темы. Автор размышляет о воздействии поэзии на современников и потомков, о праве поэта на уважение и любовь сограждан.

Заключение.

Гаврила Романович Державин, сам по себе, составил целую эпоху в истории литературы. Его произведения - величественные, энергичные и совершенно неожиданные для второй половины восемнадцатого века - оказали и до сегодняшнего дня продолжают оказывать влияние на развитие русской поэзии. И «сам Державин прекрасно понимал значение сделанного им для русской поэзии». (2, стр.54). Не случайно в своем переложении «Памятника» Горация он предрекал себе бессмертие за то,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям с улыбкой говорить. (1, стр.71).

Исследования привели к следующим выводам о новаторстве Державина в русской литературе.

Во-первых, большим новшеством было введение в оду личности самого автора, с его характером, взглядами, привычками.

Во-вторых, под пером Державина ода приближалась к произведению, правдиво и просто изображавшему действительность. Поэт нарушал строгие правила классицизма, отвергал установившуюся в литературе со времен Ломоносова теорию трех стилей. Для оды полагался высокий стиль, а у Державина наряду с торжественно и величаво звучащими стихами стоят совсем простые («Дурачества сквозь пальцы видишь. Лишь зла не терпишь одного»). Например, в оде «Фелица» лёгкий и звучный стих приближается к шутливо-разговорной речи, которая так отличается от торжественно-величавой речи од Ломоносова.

Поэт 18 века Ермил Костров выразил Державину общую признательность, сказав: « Ты простотой умел себя средь нас вознесть!». Эта простота слога шла от правдивости в изображении жизни, от желания быть естественным, близким к народу.

В- третьих, внимание к быту, «верность картин русской жизни» (В. Г. Белинский) в стихах Державина стали предвестьем реалистической поэзии XIX века. По утверждению Белинского, он «заплатит слишком большую дань классицизму», но в то же время стремился «к верности изображения картин русской жизни».

«Державин свел поэзию с заоблачных высот, приблизил к жизни. Его произведения насыщены множеством реальных примет времени, конкретными подробностями, в которых запечатлелись быт и нравы современной ему эпохи» (6, стр.29). Поэзия Державина не только «проста», т. е. жизненна, реальна, - она и «сердечна». Такие стихотворения, как «Русские девушки», «Цыганская пляска», а также патриотические оды, посвященные национальному герою России А. В. Суворову и этим «чудо-богатырям», согреты любовью к человеку как к самому совершенному творению природы. Многие исследователи считают, что именно поэзия Державина лежит в основе русского сентиментализма.

Державин впервые в русской литературе смешивал в одном произведении разные жанры. Например, в «Фелице» соединил оду с сатирой. Новаторство Державина и в том, что поэт заложил истоки гражданской поэзии, обличая придворно-вельможную знать. Никогда «певец Фелицы» не был рабом самодержавия и угодливым придворным поэтом. Державин выражал интересы государства, родины, цари и царедворцы слышали от него порою очень горькую правду.

Литература.

1. Г.Р. Державин. Поэзия. – М. «Просвещение», 1989г.

2. Западов А.В. Поэты 18 века: М.В. Ломоносов, Г.Р. Державин. – М,., «Просвещение», 1979г.

3. Западов А.В. Мастерство Державина. – М., «Советский писатель», 1982г.

4. Кошелев В.А. Гавриила Романович Державин. – М. «Любителям российской словесности», 1987г.

5. Серман И.З. Державин. – Л., «Просвещение», 1987г.

6. Эпштейн Н.М. Новое в классике (Державин, Пушкин, Блок…). – М. «Просвещение», 1982г.

Державин - поэт-новатор. Как отмечает А.В.Западов, он ввёл в литературу «забавный русский слог», умело сочетал лирику и сатиру, просторечие и высокий стиль, необычайно расширил тематический диапазон русской поэзии, в полном смысле слова сблизил поэзию с жизнью [Западов 1979: 179]. Значителен вклад Державина и в изображение природы. Если у поэтов-предшественников (Ломоносова, Тредиаковского, Сумарокова) природа не играла заметной роли и присутствовала лишь как некий условный фон, то Державин стал изображать природу как живое и полнокровное единство.
Поэзия Ломоносова стояло всецело на почве пресловутого псевдоклассицизма. Споследним Ломоносов познакомился в Германии как с теорией, господствовавшей тогда всюду в Европе. Эту теорию ломоносов ввел и в порождавшую русскую литературу, где она потом и господствовала во все продолжение восемнадцатого века. Ломоносов в сфере русской поэзии является, главным образом, чисто формальным реформатором: преобразователем литературного языка и стиха, вводителем новых литературных форм. Он вполне сознает, что литература не может идти в перед без формальной правильности в языке и стихе, без литературных форм. Сюда направленны и чисто ученые труды Ломоносова, относящиеся к области русского литературного языка и русского стихосложения. Важнейшими трудами этого рода Ломоносова были: “российская грамматика”, “Рассуждение о пользе книги церковной в российском языке” и “Письмо о правилах российского стихотворства” , или Рассуждение о нашей версификации”.

К изучению русской грамматики Ломоносов в первые применил строгие научные приемы, впервые. определенно и точно наметив отношение русского литературного языка к языку церковно-славянскому, с одной стороны, и к языку живой, устной речи, с другой. Этим он положил начало тому преобразованию русского литературного языка, которое круто повернуло его на новую дорогу и обеспечило его дальнейшее развитее.

Похожие публикации