1453 год событие история средних веков

Многие правители Востока и короли Запада мечтали овладеть богатствами христианской Византийской империи и её красивейшей столицей - Константинополем.

29 мая 1453 г. столица Византийской империи Константинополь — самый большой город средневековья был захвачен войском турок-османов, под предводительством султана Мехмеда II Фатиха (Завоевателя).

Турки-османы взяли в плен свыше 60 тысяч городских жителей Котстантинополя, разграбили христианскую столицу и устроили кровавую резню жителей-христиан в городе.

В сражениях за Константинополь погиб в бою последний византийский император (Драгаш).

Падение города положило конец христианской Восточной Римской, Византийской империи , и имело глубокие разрушительные последствия, как для всей христианской Европы, так и для ислама.

Спустя несколько лет перестали существовать последние осколки Восточной Римской Византийской империи.

Вскоре Мехмед II завоеватель озаботился восстановлением Константинопольской христианской патриархии . После смерти святителя Марка Эфесского православную оппозицию христианской унии в Константинополе возглавлял монах Геннадий Схоларий, который после падения византийской столицы был продан в рабство в Адрианополь. Султан Мехмед II освободил Геннадия Схолария из рабства и посадил на патриарший престол в новой столице Османской империи, наградив званием «милет-баши» . Новый «этнарх» возглавлял весь православный народ Османской империи, не только в духовном, но и в светском отношении.

В 1460 году турки-османы захватили весь полуостров Пелопоннес, который тогда называли славянским именем Морея (др.греч. Μωρέας или Μωριάς) — крайняя южная оконечность Балканского полуострова со всех сторон окружённая морем. Этимология названия полуострова „Морея“ происходит от славянского „море“, хотя греки считают, что Морея — это «шелковица» (греч.μωρια). Турок-австриец Фаллмерайер в книге «История Мореи в средние века» (Вена, 1830) писал: «если кто-то предпримет попытку собрать все славянские и славянского происхождения слова в языке жителей Мореи, урожай будет значительно большим, нежели предполагают некоторые». Фаллмерайер был славянофобом, опасался экспансии России, и его работа являлась предупреждением к «витающим в облаках» европецам о опасностях политического союза между греками и русскими , народами, которые были тесно связаны православной верой и - гипотетическим - общим славянским происхождением.

К началу IX века большинство славян Балканского полуострова были в языковом плане эллинизированы. Не позднее середины XV века практически все славяне утратили свой язык. Греческие и иностранные исследователи объясняют это силой эллинизма, христианизацией славян и огромным численным перевесом коренного греческого населения. Из письменных источников следует, что славянское племя милинги , обосновавшееся на западе полуострова Мани, последним сохраняло свой славянский говор в течение восьми веков, почти до падения Константинополя в 1453 году.

Византийская провинция Морея стала одним из последних оплотов гибнущей Византийской империи. Её столица — город-крепость Мистра возле Спарты стал центром византийской династии Палеологова и возрождения греческого государства. Плифон, «последний византиец и первый грек», вместе с другими греческими интеллектуалами вновь ввёл в оборот этноним «эллин», вместо «грек», и топоним «Пелопоннес», вместо Греция, воплощая идею создания национального государства эллинов.

Взятие Константинополя в 1453 году дало возможность туркам-османам господствовать в восточном бассейне Средиземноморья и на Чёрном море.

Московия восприняла падение Константинополя 1453 года , и уничтожение православной Византийской империи, как знак того, что всемирная миссия православной Византии переходит к Московскому Кремлю. Старец Псковского монастыря Филофей в известной богословской теории именовал «Москву - Третьим Римом», а «Четвертому - не бывать» . «Два Рима пали, а третий - Великая новая Россия стоит, и стоять будет в веках».

Город Константинополь оставался столицей Османской империи до её распада в 1922 году, а 28 марта 1930 года Константинополь был официально переименован турецкими властями в İstanbul — Стамбул.

Историки считают падение Константинополя ключевым моментом в европейской истории, отделяющим Средневековье от эпохи Возрождения.
Многие университеты Западной Европы пополнились греческими учёными, бежавшими из Византии, что способствовало в последующем формированию римского права и расцвету средневекового искусства - живописи, скульптуры, архитектуры, а также науки и новых технологий.

Падение Константинополя также перекрыло главные торговые пути из Европы в Азию, это заставило европейцев искать новые морские пути в Индию , развивать военно-морской и транспортный флот в странах Европы. Началась эпоха великих географических открытий, для обитателей Старого Света стала известной новая часть света- Америка в результате первой экспедиции Христофора Колумба (1492-1493).

Константинополь пал 29 мая 1453 года. Мехмед II разрешил своему войску три дня грабить город. Дикие толпы хлынули в разбитый "Второй Рим" в поисках добычи и наслаждений.

Агония Византии

Уже во времена рождения османского султана Мехмеда II, завоевателя Константинополя, вся территория Византии ограничивалась лишь Константинополем и его окрестностями. Страна находилась в агонии, точнее, как правильно выразилась историк Наталья Басовская, она всегда была в агонии. Вся история Византии, за исключением первых веков после образования государства – это непрекращающийся ряд династических междоусобиц, которые усугублялись нападками внешних врагов, пытавшихся захватить «Золотой мост» между Европой и Азией. Но хуже всего стало после 1204 года, когда отправившиеся в очередной раз на Святую землю крестоносцы решили остановиться на Константинополе. После того разгрома город смог подняться и даже объединить вокруг себя некоторые земли, но жители на ошибках своих учиться не стали. В стране вновь разгорелась борьба за власть.

К началу XV века большая часть знати втайне придерживалась турецкой ориентации. Среди ромее был на тот момент популярен паламизм, для которого было характерно созерцательное и отстраненное отношение к миру. Сторонники этого учения жили молитвами и были максимально отстранены от происходящего. Поистине трагической смотрится на этом фоне Флорентийская уния, объявившая первенство римского понтифика над всеми православными патриархами. Ее принятие означало полную зависимость православной церкви от католической, а отказ привел к падению Византийской империи, последнего столба мира ромеев.

Последний из рода Комнинов

Мехмед II завоеватель стал не только покорителем Константинополя, но и его покровителем. Он сохранил христианские храмы, перестроив их под мечети, наладил связи с представителями духовенства. В какой-то степени можно сказать, что он любил Константинополь, город при нем начал переживать свой новый, на этот раз мусульманский расцвет. Кроме того, сам Мехмед II позиционировал себя не столько как захватчик, а как преемник византийских императоров. Даже именовал он себя «Kaiser-i-Rum» – правитель ромеев. Якобы он был последний из рода когда-то свергнутой императорской династии Комнинов. Его предок, по легенде, эмигрировал в Анатолию, где принял ислам и женился на княжне сельджукской. Вероятнее всего это было лишь легендой, оправдывавшей завоевание, но не без оснований – Мехмед II родился на европейской стороне, в Андрианополе.
Вообще-то у Мехмеда была весьма сомнительная родословная. Он был четвертым сыном из гарема, от наложницы Хюма Хатун. У него были нулевые шансы на власть. Тем не менее, султаном ему стать удалось, оставалась теперь только узаконить свое происхождение. Завоевание Константинополя навсегда закрепило за ним статус великого легитимного правителя.

Дерзость Константина

В ухудшении отношений между византийцами и турками был виноват сам Константин XI – император Константинополя. Пользуясь трудностями, с которыми пришлось столкнуться султану в 1451 году – мятежами правителей непокоренных эмиратов и волнениями в войсках собственных янычар - Константин решил показать свой паритет перед Мехмедом. Он направил к нему послов с жалобой на то, что суммы, обещанные на содержание принца Орхана, заложника при константинопольском дворе до сих пор не уплачены.

Принц Орхан был последним живым претендентом на трон вместо Мехмеда. Послам нужно было осторожно напомнить об этом султану. Когда посольство добралось до султана - вероятно, это было в Бурсе, - принявший его Халиль-паша был смущен и разгневан. Он уже достаточно хорошо изучил своего господина, чтобы представить, какова будет его реакция на подобную дерзость. Однако сам Мехмед ограничился тем, что холодно пообещал им рассмотреть этот вопрос по возвращении в Адрианополь. Его не задели оскорбительные и пустые требования византийцев. Теперь у него был предлог нарушить клятвенное обещание не вторгаться на византийскую территорию.

Убойные пушки Мехмеда

Судьбу Константинополя определила не ярость османских солдат, наплывы которых город отбивал целых два месяца, несмотря на явный перевес в численности. У Мехмеда был другой козырь в рукаве. Еще за три месяца до осады он получил грозное оружие от германского инженера Урбана, которое «пробивало любые стены». Известно, что длина пушки составляла около 27 футов, толщина стенки ствола - 8 дюймов, диаметр жерла - 2,5 фута. Пушка могла стрелять ядрами весом около тринадцати центнеров на расстояние примерно в полторы мили. К стенам Константинополя пушку тянули 30 пар быков, еще 200 человек поддерживали ее в устойчивом положении.
5 апреля, накануне сражения, Мехмед разбил свой шатер прямо перед стенами Константинополя. В соответствии с исламским законом он направил императору послание, в котором обещал сохранить всем его подданным жизнь, если город будет немедленно сдан. В случае отказа, пощады жителям можно было больше не ждать. Мехмед не получил никакого ответа. Рано утром в пятницу, 6 апреля, пушка Урбана выстрелила.

Роковые знамения

23 мая византийцам удалось последний раз испытать вкус победы: они захватили в плен турок, рывших подкопы. Но именно 23 мая и рухнули последние надежды жителей. К вечеру этого дня они увидели, как со стороны Мраморного моря к городу быстро приближается судно, преследуемое турецкими кораблями. Ему удалось уйти от погони; под покровом темноты цепь, перекрывавшую вход в Золотой рог, открыли, пропустив судно внутрь залива. Сначала думали, что это корабль спасительного флота западных союзников. Но то была бригантина, которая двадцать дней назад отправилась на поиски обещанного городу флота венецианцев. Она обошла все острова Эгейского моря, но так и не нашла ни одного венецианского корабля; более того, их никто там даже не видел. Когда моряки сообщили императору свои печальные вести, он поблагодарил их и заплакал. Отныне городу оставалось уповать только на своих божественных покровителей. Силы были слишком не равны – семь тысяч защитников против ста тысячного войска султана.

Но даже в вере последние византийцы не смогли найти утешение. Вспомнилось предсказание гибели империи. Первым христианским императором был Константин, сын Елены; таковым же будет и последний. Было и другое: Константинополь никогда не падет, пока на небе светит луна. Но 24 мая, в ночь полнолуния произошло полное лунное затмение. Обратились к последней защитнице – иконе Богоматери. Ее водрузили на носилки и понесли по улицам города. Однако во время этого шествия, икона упала с носилок. Когда же процессия вновь возобновилась, над городом разразилась гроза с градом. А следующей ночью, по свидетельствам источников, Святую Софию озарило какое-то странное сияние неизвестного происхождения. Его заметили в обоих лагерях. На следующий день начался генеральный штурм города.

Древнее пророчество

На город посыпались пушечные ядра. Турецкий флот блокировал Константинополь с моря. Но оставалась еще внутренняя гавань Золотой Рог, вход в которую был перегорожен, и где находился византийский флот. Турки не могли туда войти, и византийским судам даже удалось выиграть сражение с громадным турецким флотом. Тогда Мехмед приказал волоком перетащить суда по суше и спустить их на воду в Золотой Рог. Когда их перетаскивали, султан повелел поднять на них все паруса, гребцам махать веслами, а музыкантам играть устрашающие мелодии. Так сбылось еще одно древнее пророчество, что город падет, если морские суда пойдут по суше.

Три дня грабежей

Преемник Рима, Константинополь пал 29 мая 1453 года. Тогда Мехмед II отдал свое страшное указание, которое обычно забывают в рассказах об истории Стамбула. Он разрешил своему многочисленному войску три дня безнаказанно грабить город. Дикие толпы хлынули в разбитый Константинополь в поисках добычи и наслаждений. Поначалу они не могли поверить, что сопротивление уже прекратилось, и убивали всех, кто попадался им на улицах, не разбирая мужчин, женщин и детей. Реки крови стекали с крутых холмов Петры и окрашивали воды Золотого Рога. Воины хватали все что блестит, обдирая ризы с икон и драгоценные переплеты с книг и уничтожая сами иконы и книги, а также выламывая из стен куски мозаик и мрамора. Так разграбили церковь Спаса в Хоре, в результате чего погибла уже упомянутая, самая почитаемая икона Византии – Божия Матерь Одигитрия, которая, по преданию, была написана самим апостолом Лукой.

Часть жителей застигли во время молебна в соборе Святой Софии. Самые старые и немощные прихожане были убиты на месте, остальные захвачены в плен. Греческий историк Дука, современник событий так рассказывает о происходящем в своем сочинении: «Кто расскажет о плаче и криках детей, о вопле и слезах матерей, о рыданиях отцов, кто расскажет? Тогда рабыню вязали с госпожой, господина с невольником, архимандрита с привратником, нежных юношей с девами. Если кто оказывал сопротивление, того убивали без пощады; каждый, отведя своего пленника в безопасное место, возвращался за добычей во второй и третий раз».
Когда 21 июля султан и его двор покидали Константинополь, город был наполовину разрушен и черен от пожаров. Церкви разграблены, дома опустошены. Проезжая по улицам, Султан прослезился: «Какой город мы отдали грабежам и разрушению».

Христианизация колоссальной Римской империи в IV веке превратила ее во всемирный оплот христианства. Собственно, почти весь христианский мир вмещался в пределы государства, включившего в себя все страны Средиземноморского бассейна и далеко вышедшего за его пределы, владевшего и Черноморьем, и Британией. Будучи фактически столь великой, империя и до и после победы христианства теоретически притязала быть всемирной. Об этой давней доктрине нам напоминает богослужение. Слова Литургии святителя о: еще приносим Ти словесную сию службу о вселенней – имеют в виду предмет молитвы не космический и не географический, а именно политический – “вселенная” было одно из официальных именований империи. Начало христианизации совпало с основанием новой столицы на Босфоре.

В то время царствовал Мануил Палеолог (1391–1425), один из благороднейших государей. Будучи по призванию богословом и ученым, он проводил время в унизительных и бесплодных поисках выхода из безвыходного положения империи. В 1390–1391 годах, находясь в качестве заложника в Малой Азии, он имел откровенные беседы о вере с турками (которые относились к нему с глубоким уважением). Из этих дискуссий возникли “26 диалогов с неким персом” (так архаизирующая литературная манера требовала именовать турок), причем только несколько диалогов посвящены полемике с исламом, а большая часть – это положительное изложение христианской веры и нравственности. Сочинение издано лишь в меньшей части.

Мануил находил утешение в писании церковных песнопений, проповедей и богословских трактатов, но не заслонялся этим от страшной реальности. Турки шагнули в Европу далеко на север и на запад от окруженного Константинополя, и впору было Европе проявить разумный эгоизм, защитив Восточную империю. Мануил отправился на Запад, добрался до далекого Лондона, но нигде не получал ничего, кроме искреннего сочувствия и неопределенных обещаний. Когда все возможности были уже исчерпаны, до императора, находившегося в Париже, дошло известие о том, что Промысл Божий нашел неожиданное средство: Тимур нанес туркам сокрушительное поражение (1402). Гибель империи была отсрочена на полвека. Пока турки восстанавливали силы, империи удалось освободиться от дани, которая платилась туркам, и вернуть Солунь.

После смерти Мануила к власти пришло последнее поколение Палеологов. При сыне его, Иоанне VIII, положение становилось все более грозным. В 1430 году вновь пала Солунь – теперь уже на пять без малого веков. Гибельная опасность заставила греков вновь (в который уже раз!) пойти на переговоры об унии с Римом. На этот раз униональная попытка дала наиболее ощутимые результаты. И все же можно утверждать, что и на этот раз уния была заранее обречена на неудачу. Стороны не понимали друг друга, представляя два разных мира – и в богословском, и в церковно-политическом аспектах. Для папы Евгения IV уния была средством восстановить и утвердить пошатнувшуюся папскую власть. Для греков она была трагической попыткой сохранить все, как было раньше, – не только империю, но и Церковь со всем ее достоянием веры и обряда. Кто-то из греков наивно надеялся, что на Флорентийском соборе произойдет “победа” православного Предания над латинскими новшествами. Этого не случилось, да и не могло быть. Но реальный результат не был и простой капитуляцией греков. Главной целью папы было не подчинение греков, но разгром оппозиции западного епископата, который в значительной своей части взбунтовался против папского всевластия и пытался подчинить папу собору. Перед лицом грозного врага на Западе (за мятежными епископами стояли многие государи) можно было пойти на некоторые компромиссы с Востоком. Действительно, подписанная 6 июля 1439 года уния имела компромиссный характер, и вопрос был в том, “чья возьмет” в практическом ее применении. Так, уния оговаривала “сохранение всех прав и привилегий” четырех восточных патриархов, но папа попытался испытать греков “на прочность” и заявил о своей готовности назначить нового патриарха Константинопольского. Император твердо возразил, что не дело папы – совершать такие назначения. Папа хотел, чтобы ему выдали на суд и расправу святителя Марка Эфесского , твердого защитника Православия, не подписавшего унии. Опять последовало твердое заявление, что не дело папы – судить греческих клириков, и святитель Марк вернулся в Константинополь в императорской свите.

Заключение унии в том виде, в каком она была разработана и подписана, оказалось возможным только потому, что греки не имели внутреннего единства. Представительная греческая делегация на соборе – император, патриарх Иосиф II (умерший за два дня до подписания унии и погребенный уже после него, совместно греками и латинянами), сонм иерархов (некоторые из них представляли трех восточных патриархов) – являла пестрый спектр воззрений и настроений. Тут был и непреклонный воин Православия святитель Марк, и иерархи, до времени защищавшие Православие, но впоследствии поколебленные или искусной диалектикой латинян, или грубым и ощутимым давлением чужих или своих, и “гуманисты”, более занятые античной философией, чем христианским богословием, и фанатичные патриоты, готовые на все ради спасения империи от мусульман.

Взгляды и деятельность каждого из тех, кто подписал унию, подлежат особому исследованию. Но обстоятельства таковы, что не позволяют именовать вкупе всех их и последовавших за ними “католиками” или даже “униатами”. Иоанн Евгеник, брат святителя Марка, называет “христолюбивым царем” и после подписания им унии. Строго антикатолический автор архимандрит Амвросий (Погодин) говорит не об отпадении от Православия, но об “унижении Православной Церкви” .

Для Православия компромисс невозможен. История говорит, что это не путь преодоления разномыслия, а путь создания новых доктрин и новых разделений. Далекая от того, чтобы реально объединить Восток с Западом, уния внесла разделение и борьбу в Восточную в критический час ее истории. Народ и духовенство не могли принять унии. Под их влиянием начали отрекаться от своих подписей те, кто их поставил под буллой унии. Из тридцати трех духовных лиц только десять не сняли своей подписи. Один из них – протосингел Григорий Мамми, затем ставший патриархом Константинопольским и в 1451 под давлением антиуниатов вынужденный бежать в Рим. Осаду и падение Константинополь встретил без патриарха.

Поначалу можно было думать, что политические расчеты сторонников унии правильны – Запад подвигся на крестовый поход против турок. Однако еще далеко было до времени, когда турки будут осаждать Вену, и Запад в целом был по-прежнему равнодушен к Византии. В походе приняли участие те, кому турки грозили непосредственно: венгры, а также поляки и сербы. Крестоносцы вошли в полвека уже принадлежавшую туркам Болгарию и были наголову разбиты 10 ноября 1444 года под Варной.

31 октября 1448 года скончался Иоанн VIII Палеолог, так и не решившийся официально объявить унию. Престол занял его брат, Константин XI Палеолог Драгас, подписывавшийся двумя фамильными именами – отеческим и материнским. Мать его, Елена Драгаш, была сербкой, единственной славянкой, ставшей константинопольской императрицей. После смерти супруга она приняла монашество с именем Ипомони и прославлена как святая (память 29 мая, в день падения Константинополя). Она была последней императрицей, поскольку пережила своих невесток-императриц.

Константин XI, родившийся 8 февраля 1405 года, был старшим из остававшихся в живых сыновей Мануила II. Но его права на престол не были неоспоримы. В Восточной империи не существовало закона о престолонаследии, и определить наследника должен был правящий император. Если он не успевал этого сделать, по существовавшему в то время обычаю вопрос решала императрица-мать. Елена-Ипомони благословила своего четвертого (всего их было шесть) сына взойти на престол. Константин был человеком благородной души, суровым и мужественным воином, хорошим военачальником. О его интересах к науке, литературе и искусству мы знаем мало, хотя двор в Мистре на Пелопоннесе, где он пребывал до того, как принял царский венец, был средоточием самой тонкой культуры. Главнейшей проблемой оставалась уния. Церковные споры в Константинополе достигли такого накала, что Константин не пожелал, чтобы его венчал на царство не признаваемый антиуниатами патриарх Григорий III. Венец был доставлен в Мистру, и коронацию совершил 6 января 1449 года местный митрополит. Летом 1451 года в Рим был отправлен императорский посол, который, в частности, доставил папе послание от “собрания” (synaxis) епископов и других противников унии, которые предлагали папе отменить постановления Флорентийского собора и принять участие в новом Вселенском Соборе, на этот раз в Константинополе. Это весьма показательно. Император, официально придерживающийся унии, сотрудничает с ее противниками, которые, входя в его положение, не объявляют своего “собрания” собором (синодом).

В то же время православные, отвергая заключенную унию, занимают конструктивную позицию и готовы к новым переговорам и дискуссиям. Впрочем, не все православные были столь оптимистичны. Папа не захотел слышать о пересмотре унии. В Константинополь прибыл его посол, кардинал Исидор (бывший митрополит Русской Церкви, низложенный великим князем Василием Васильевичем за провозглашение унии и бежавший из московской тюрьмы). Митрополит-кардинал добился того, что ему разрешили на торжественном богослужении в Святой Софии помянуть папу и провозгласить униональную буллу. Это, конечно, ожесточило противостояние противников и сторонников унии. Но и среди последних не было единства: многие надеялись, что если Город выживет, то все можно будет пересмотреть.

В 1451 году султанский престол занял Мехмед II Завоеватель – правитель способный, прекрасный военачальник, хитрый политик, монарх, любящий науки и искусство, но крайне жестокий и совершенно аморальный. Он сразу же начал готовиться к взятию Града святого Константина. Высадившись на европейском берегу Босфора, который еще принадлежал империи, он начал уничтожать греческие деревни, захватывать немногие остававшиеся у греков города и возводить у устья Босфора крепость, оснащенную мощными пушками. Выход в Черное море был заперт. Подвоз хлеба в Константинополь можно было остановить в любой момент. Особое значение завоеватель придавал флоту. Для осады Города было приготовлено более ста боевых кораблей. Сухопутная армия султана составляла не менее 100 тысяч. Греки утверждали даже, что там было до 400 тысяч воинов. Ударной силой турецкой армии были янычарские полки. (Янычары – сыновья христианских родителей, которых в младенчестве забирали из семей и воспитывали в духе исламского фанатизма).

Турецкая армия была прекрасно вооружена и имела важное преимущество в технике. Венгерский пушечный мастер Урбан предложил свои услуги императору, но, не договорившись о жалованье, перебежал к султану и отлил для него пушку невиданного еще калибра. Во время осады она взорвалась, но была немедленно заменена новой. Даже в течение недолгих недель осады оружейники по требованию султана вносили технические улучшения и отлили множество пушек усовершенствованного образца. А оборонявшие Город имели только слабые, малокалиберные пушки.

Когда султан прибыл 5 апреля 1453 года под стены Константинополя, Город был уже осажден и с моря, и с суши. Жители Города уже давно готовились к осаде. Чинились стены, вычищались крепостные рвы. На нужды обороны поступали пожертвования монастырей, церквей и частных лиц. Гарнизон был ничтожно мал: менее 5 тысяч подданных империи и менее 2 тысяч западных воинов, прежде всего итальянцев. У осажденных было около 25 кораблей. Несмотря на численное преобладание турецкого флота, осажденные имели на море некоторые преимущества: греческие и итальянские моряки были гораздо более опытными и смелыми, и кроме того, их корабли были вооружены “греческим огнем”, горючим веществом, которое могло гореть даже в воде и вызывало большие пожары.

По мусульманским законам, если город сдавался, его жителям гарантировали сохранение жизни, свободы и имущества. Если город брали штурмом, жителей истребляли или порабощали. Мехмед прислал парламентеров с предложением сдачи. Император, которому приближенные неоднократно предлагали покинуть обреченный город, был готов оставаться до конца во главе своего малого воинства. И хотя жители и защитники по-разному относились к перспективам Города и некоторые предпочитали власть турок тесному союзу с Западом, оборонять Город готовы были почти все. Даже для монахов нашлись боевые посты. 6 апреля начались боевые действия.

Константинополь имел, грубо говоря, треугольное очертание. Со всех сторон окруженный стенами, он с севера омывается заливом Золотой Рог, с востока и юга – Мраморным морем, а западные укрепления проходили по суше. С этой стороны они были особенно мощными: заполнявшийся водой ров имел 20 метров ширины и 7 метров глубины, над ним – пятиметровые стены, затем второй ряд стен высотой 10 метров с 13-метровыми башнями, и за ними еще стены высотой 12 метров с 23-метровыми башнями. Султан всячески стремился достичь решающего преобладания на море, но главной целью полагал штурм сухопутных укреплений. Неделю длилась мощная артиллерийская подготовка. Большая пушка Урбана стреляла семь раз в день, в целом пушки разного калибра выпускали по городу до ста ядер в день.

По ночам жители, мужчины и женщины, вычищали засыпанные рвы и наспех латали бреши досками и бочками с землей. 18 апреля турки двинулись на штурм укреплений и были отбиты, потеряв много людей. 20 апреля турки понесли поражение и на море. К Городу приближались четыре корабля с оружием и продовольствием, которого в Городе весьма не хватало. Они были встречены множеством турецких кораблей. Десятки турецких кораблей окружили три генуэзских и один императорский корабль, пытаясь их поджечь и взять на абордаж. Великолепная выучка и дисциплина христианских моряков взяли верх над противником, имевшим огромное численное преобладание. После многочасовой битвы четыре победоносных корабля вырвались из окружения и вошли в залив Золотой Рог, запертый железной цепью, которая держалась на деревянных плотах и одним концом была прикреплена к стене Константинополя, а другим – к стене генуэзской крепости Галаты на противоположном берегу залива.

Султан был взбешен, но тут же изобрел новый ход, значительно осложнивший положение осажденных. На неровной, возвышенной местности была построена дорога, по которой по деревянным полозьям на особых, тут же построенных деревянных повозках турки переволокли множество кораблей в Золотой Рог. Это произошло уже 22 апреля. Втайне была подготовлена ночная атака на турецкие корабли в Роге, но турки заранее узнали об этом и первыми начали пушечную стрельбу. Завязавшийся морской бой вновь показал превосходство христиан, но турецкие корабли оставались в заливе и угрожали Городу с этой стороны. На плотах установили пушки, которые стреляли по Городу со стороны Рога.

В начале мая нехватка продовольствия стала такой ощутимой, что император вновь собрал средства с церквей и от частных лиц, скупил все наличное продовольствие и устроил раздачу: каждая семья получала скромный, но достаточный паек.

Вновь вельможи предложили Константину оставить Город и вдали от опасности сплачивать антитурецкую коалицию, в надежде спасти и Город, и другие христианские страны. Он отвечал им: “Колико цесарей прежде мене бывшеи, велицы и славны, тако пострадаша и за свое отечество помроша; аз ли пакы последней сего не сътворю? Ни, господа мои, ни, но да умру зде с вами” . 7 и 12 мая турки вновь штурмовали городские стены, которые все больше разрушались непрерывной канонадой. Турки начали с помощью опытных рудокопов делать подкопы. До самого конца осажденные успешно рыли контрподкопы, сжигая деревянные подпорки, взрывая турецкие ходы и выкуривая турок дымом.

23 мая на горизонте появилась бригантина, преследуемая турецкими кораблями. У жителей Города появилась надежда, что наконец-то пришла эскадра, давно ожидавшаяся с Запада. Но когда судно благополучно миновало опасность, выяснилось, что это та самая бригантина, которая двадцать дней назад ушла на поиски союзных кораблей; теперь она вернулась, так никого и не найдя. Союзники вели двойную игру, не желая объявлять войну султану и рассчитывая в то же время на прочность городских стен, сильно недооценивая непреклонную волю 22-летнего султана и военные преимущества его армии. Император, поблагодарив венецианских моряков, не побоявшихся прорваться в Город, чтобы сообщить ему эту грустную и важную весть, заплакал и сказал, что отныне не остается уже никаких земных надежд.

Появились и неблагоприятные небесные знамения. 24 мая Город был деморализован полным лунным затмением. Наутро начался крестный ход по Городу с образом Одигитрии, Небесной Покровительницы Града святого Константина. Вдруг святая икона упала с носилок. Лишь только возобновился ход – началась гроза, град и такой ливень, что детей уносило потоком; ход пришлось прекратить. На следующий день весь Город был окутан густым туманом. А ночью и осажденные, и турки увидели какой-то таинственный свет вокруг купола Святой Софии.

Вновь приближенные явились к императору и потребовали, чтобы он оставил Город. Он был в таком состоянии, что упал в обморок. Придя в себя, он твердо сказал, что умрет вместе со всеми.

Султан последний раз предложил мирное решение. Или император обязуется платить ежегодно 100 тысяч золотых (сумму для него совершенно нереальную), или все жители удаляются из Города, забрав с собой движимое имущество. Получив отказ и услышав заверения военачальников и воинов в готовности начать штурм, Мехмед велел готовить последний приступ. Воинам напомнили, что по обычаям Город будет отдан на три дня на разграбление воинам Аллаха. Султан торжественно поклялся, что добыча будет разделена между ними по справедливости.

В понедельник, 28 мая, вдоль стен Города шел большой крестный ход, в котором несли многие святыни Града; ход объединил православных и католиков. Император присоединился к ходу, а по его окончании пригласил к себе военачальников и вельмож. “Вы хорошо знаете, братия, – сказал он, – что мы все обязаны предпочесть жизни ради чего-то одного из четырех: во-первых, за веру нашу и благочестие, во-вторых, за родину, в-третьих за царя как помазанника Господня и, в-четвертых, за родных и друзей… насколько больше – ради всех этих четырех”. В одушевленной речи царь убеждал бороться за святое и правое дело не щадя жизни и с надеждой на победу: “Ваше поминовение и память и слава и свобода вечно да пребудут”.

После речи, обращенной к грекам, он обратился к венецианцам, “имевшим Город второй родиной”, и к генуэзцам, которым Город принадлежал “как и мне”, с призывами к мужественному противостоянию врагу. Затем, обращаясь ко всем вместе, он сказал: “Надеюсь на Бога, что избавимся мы от надлежащего праведного Его прещения. Во-вторых же, и на Небесах уготован вам адамантовый венец, и в мире будет память вечная и достойная”. Со слезами и стенаниями Константин воздал благодарение Богу. “Все словно едиными устами” отвечали ему, рыдая: “Умрем за веру Христову и за отечество наше!”. Царь направился в Святую Софию, молился, рыдая, и причастился Святых Таин. Его примеру последовали многие другие. Вернувшись во дворец, он у всех просил прощения, и чертог огласился стенаниями. Затем он отправился на стены Города проверять боевые посты.

Множество народа собралось на молитву в Святую Софию. В одном храме молилось духовенство, до последнего момента разделенное вероисповедной борьбой. С. Рансимен, автор замечательной книги об этих днях, с пафосом восклицает: “Это был момент, когда в Константинополе произошло действительно объединение восточной и западной христианских Церквей”. Впрочем, непримиримые противники латинства и унии могли молиться отдельно, во множестве церквей, находившихся в их распоряжении.

В ночь на вторник 29 мая (это был второй день Петрова поста), во втором часу, по всему периметру стен начался штурм. Первыми на приступ пошли башибузуки – нерегулярные части. Мехмед не надеялся на их победу, но хотел с их помощью измотать осажденных. Для предотвращения паники за башибузуками стояли “заградотряды” военной полиции, а за ними – янычары. Через два часа напряженных боев башибузукам было позволено отойти. Тут же началась вторая волна атаки. Особенно опасное положение создалось в самом уязвимом месте сухопутной стены, у ворот святого Романа. Заработала артиллерия. Турки встречали жестокий отпор. Когда они уже готовы были сникнуть, ядро, выпущенное из пушки Урбана, разбило заграждение, воздвигнутое в бреши стены. В пролом бросилось несколько сот турок с победными криками. Но отряды под командованием императора окружили их и большую часть их перебили; остальные были оттеснены в ров. На других участках успехи турок были еще меньше. Нападавшие вновь отошли. И теперь, когда защитники были уже утомлены четырехчасовым боем, в атаку пошли отборные полки янычар, любимцев завоевателя. Целый час янычары бились безрезультатно.

На северо-западе Константинополя был дворцовый район Влахерны. Его укрепления составляли часть городских стен. В этих укреплениях была хорошо замаскированная потайная дверца, называвшаяся Керкопорта. Она успешно использовалась для вылазок. Турки нашли ее и обнаружили, что она не заперта. Полсотни турок ворвалось через нее. Когда их обнаружили, прорвавшихся турок пытались окружить. Но тут неподалеку произошло еще одно судьбоносное событие. На рассвете был смертельно ранен один из главных предводителей обороны, генуэзец Джустиниани. Несмотря на просьбу Константина оставаться на посту, Джустиниани приказал, чтобы его унесли. Сражение шло за внешнюю стену. Когда генуэзцы увидели, что их командира уносят в ворота внутренней стены, они в панике ринулись за ним. Греки остались одни, отбили несколько атак янычар, но в конце концов были сброшены с внешних укреплений и перебиты. Не встречая сопротивления, турки взобрались на внутреннюю стену и увидели турецкий флаг на башне над Керкопортой. Император, оставив Джустиниани, бросился к Керкопорте, но там уже ничего нельзя было сделать. Тогда Константин вернулся к тем воротам, через которые унесли Джустиниани, и пытался собрать вокруг себя греков. С ним был его двоюродный брат Феофил, верный соратник Иоанн и испанский рыцарь Франциск. Вчетвером они защитили ворота и вместе пали на поле чести. Голова императора была принесена Мехмеду; он велел выставить ее на форуме, затем ее набальзамировали и возили по дворам мусульманских владык. Тело Константина, опознанное по обуви с двуглавыми орлами, было погребено, и века спустя показывали безымянную его могилу. Затем она пришла в забвение.

Город пал. Ворвавшиеся турки прежде всего устремлялись к воротам, чтобы со всех сторон в город вливались турецкие части. Во многих местах осажденные оказались в окружении на стенах, которые они обороняли. Некоторые пытались прорваться к кораблям и бежать. Некоторые стойко сопротивлялись и были перебиты. До полудня держались в башнях критские моряки. Из уважения к их мужеству турки позволили им сесть на корабли и уплыть. Командовавший одним из латинских отрядов митрополит Исидор, узнав, что Город пал, поменял одежду и пытался скрыться. Турки убили того, кому он отдал одежду, а сам он попал в плен, но остался неузнанным и очень скоро был выкуплен. Римский папа провозгласил его патриархом Константинопольским in partibus infidelium. Исидор пытался организовать крестовый поход против “предтечи антихриста и сына сатаны”, но все было уже кончено. На Запад ушла целая эскадра судов, переполненных беженцами. Первые часы турецкий флот бездействовал: моряки, бросив суда, устремились грабить Город. Но потом турецкие корабли все-таки преградили выход из Золотого Рога остававшимся там императорским и итальянским кораблям.

Судьба жителей была страшной. Никому не нужных детей, стариков и калек убивали на месте. Все прочие обращались в рабство. Огромное множество молилось, запершись в Святой Софии. Когда были взломаны массивные металлические двери и турки ворвались в храм Божественной Премудрости, они долго выводили связанных вереницами пленных. Когда уже вечером Мехмед вошел в собор, он милостиво отпустил на свободу еще не выведенных из него христиан, а также вышедших к нему из потайных дверей священников.

Плачевна была судьба христиан, печальна была участь святынь христианских. Уничтожались иконы и мощи, книги выдирались из драгоценных окладов и сжигались. Непонятным образом уцелело несколько из великого множества церквей. То ли они считались сдавшимися на милость победителя, то ли их взяли под покровительство участвовавшие в осаде христианские вассалы Мехмеда, то ли он сам распорядился сохранить их, так как предполагал, очистив Город от населения, заново заселить его и дать в нем место также и православным.

Уже очень скоро завоеватель озаботился восстановлением Константинопольской патриархии. Он наметил кандидатом на патриарший престол монаха Геннадия Схолария , возглавлявшего после смерти святителя Марка Эфесского православную оппозицию унии. Начали искать Схолария; оказалось, что он захвачен в Константинополе и продан в рабство в тогдашнюю столицу султана Адрианополь. В новой государственной системе, созданной Мехмедом, столичный патриарх – а поверженный Град вскоре стал новой столицей – получал положение “милет-баши”, “этнарха”, возглавлявшего православный “народ”, то есть всех православных Османской империи, не только в духовном, но и в светском отношении. Но это уже совсем другая история.

Немного лет спустя перестали существовать последние осколки Восточной империи. В 1460 году турки взяли Пелопоннес, который тогда называли славянским именем Морея. В 1461 году его участь разделило Трапезундское царство.

Погибла великая культура. Турки разрешали богослужение, но запретили христианские школы. Не в лучшем положении была культурная традиция Православия на Крите, Кипре и других греческих островах, принадлежавших католикам. Многочисленным носителям греческой культуры, бежавшим на Запад, оставалось в удел окатоличивание и слияние с религиозно сомнительной средой “Возрождения”.

Но не погибла, а новым всемирным оплотом Православия стала все более крепнувшая Русь.

В сознании греков Константин Палеолог был и остается олицетворением доблести, веры и верности. В изданных “старокалендарниками”, то есть, по определению, самыми крайними антикатоликами, Житиях святых есть изображение Константина, правда, без нимба. В руке он держит свиток: Течение скончах, веру соблюдох. А Спаситель опускает на него венец и свиток со словами: Прочее убо соблюдается тебе венец правды. А в 1992 году Священный Синод Элладской Церкви благословил службу святой Ипомони “как ни в чем не отступающую от догматов и преданий нашей Святейшей Церкви”. В состав службы включены тропарь и другие песнопения Константину Палеологу, славному царю-мученику.

Тропарь 8, глас 5

Подвига почесть от Создателя приял еси, мучениче доблественне, Палеологов светоче,Константине, Византия царю крайний, темже, Господу ныне спребывая, моли Его, мир даровати всем и враги покорити под нозе людей православных.

Подписали унию все греческие епископы присутствовавшие на соборе, кроме Марка Эфесского и патриарха константинопольского Иосифа, который к тому времени умер.

Это очень важно нам всем помнить, что не обязательно большинство на стороне Истины - чаще бывает наоборот...

Подписал унию и русский митрополит грек Исидор (давно уже согласившийся на нее), за что был низложен Великим князем Московским Василием II Темным (уния так и не вошла в силу ни в Византии, ни в Русском государстве).

(Великий князь Василий Васильевич II (Темный) отвергает соединение с Католической церковью, принятое митрополитом Исидором на Флорентийском соборе. 1440 г. Гравюра Б. А. Чорикова)

По возвращении в Константинополь многие греческие епископы которые согласились на унию во Флоренции, отказались от нее, заявив, что их насильно принудили к соглашению с латинянами. Греческое духовенство и народ, узнав об унии пришли в раздражение; униатов считали за еретиков. Вокруг Марка Эфесского сгруппировались все защитники православия. Патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский составили 1443 г. в Иерусалиме собор на котором произнесли отлучение на всех приверженцев унии. Повторное осуждение восточными патриархами Флорентийской унии произошло в 1450 г. на соборе в Константинополе, на этом же соборе был низложен униат патриарх Константинопольский Григорий Мамма и возведен на патриарший престол православный Афанасий.

Когда в 1453 г. Константинополь был взят турками о Флорентийской унии перестали вспоминать.

Однако до того произошло одно интересное событие - это был день 28 мая 1453 года - последний день перед падением великого города Константинополя и последний день Византийской Империи... Событие в своем роде уникальное.

Вот как события того дня описывает историк Стивен Рансимен (Падение Константинополя в 1453 году . Глава 9. Последние дни Визáнтия, М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2008; почитать эту книгу я настоятельно рекомендую всем)

***

В понедельник, когда стало известно, что роковой час приближается, и солдаты, и горожане забыли свои распри. В то время как на стенах шла работа по заделке повреждений, по городу двинулась огромная процессия. В противоположность тишине турецкого лагеря, в Константинополе звонили колокола церквей, звучали деревянные била, из храмов забирали иконы и священные реликвии и торжественно носили их по улицам и вдоль стен, останавливаясь перед наиболее разрушенными и уязвимыми местами, чтобы освятить их. Участники процессии, сопровождавшей святыни, в которой объединились греки и итальянцы, православные и католики, пели гимны и повторяли хором «Кирие элейсон ».

Сам император вышел из дворца, чтобы присоединиться к шествию, а когда оно окончилось, пригласил к себе знатных людей и военачальников - греков и итальянцев. Его речь перед ними дошла до нас в записи двух присутствовавших - секретаря императора Франдзиса и архиепископа Митиленского. Каждый из них записал выступление по-своему, придав ему риторическую форму, которой оно, по всей вероятности, не обладало. Однако обе записи достаточно совпадают, чтобы донести до нас основную суть этой речи. Константин сказал собравшимся, что решающий штурм должен начаться в самое ближайшее время. Своим подданным он напомнил, что каждый должен быть готов умереть за свою веру, родину, семью и государя; ныне же его народ должен приготовиться к смерти за все это, вместе взятое. Он говорил о славном прошлом и благородных традициях великого города, о вероломстве султана нечестивцев, который спровоцировал эту войну, чтобы уничтожить истинную веру и поставить на место Христа своего лжепророка. Он просил их не забывать, что они потомки героев Древней Греции и Рима и должны быть достойными своих предков. Сам он, добавил император, готов умереть за свою веру, свой город и свой народ. Затем он обратился к итальянцам, поблагодарив их за те большие услуги, которые они оказали городу, и выразив уверенность, что они не подведут в грядущей битве. Он просил всех - и греков, и итальянцев - не страшиться многочисленности врага и его варварских ухищрений, призванных с помощью шума и огня вызвать панику среди осажденных. Да будет высоким дух их, да будут они храбрыми и стойкими в бою. С Божией помощью они победят.

Все присутствовавшие поднялись со своих мест и заверили императора, что готовы ради него пожертвовать жизнью и домом. Император медленно обошел весь зал, прося каждого простить его, если когда-либо он причинил ему обиду. Все последовали его примеру, обнимая друг друга, как делают те, кто готовится к смерти.

День клонился к закату. Толпы людей стекались к собору Св. Софии. За последние пять месяцев ни один строгий ревнитель Православия не переступил ее порога, не желая слушать святую литургию, оскверненную латинянами и отступниками. Однако в этот вечер все прежние обиды исчезли. Почти все, кто был в городе, за исключением солдат, оставшихся на стенах, собрались на это богослужение - моление о заступничестве. Священники, считавшие смертельным грехом унию с Римом, возносили у алтаря молитвы вместе со своими собратьями - унионистами. Кардинал стоял рядом с епископами, никогда ранее его не признававшими; весь народ пришел сюда для исповеди и святого причастия, не разбирая, кто служит - православный или католический священник. Вместе с греками здесь были итальянцы и каталонцы. Мозаики с их позолотой, изображавшие Христа и святых, византийских императоров и императриц, мерцали при свете тысячи лампад и свечей; под ними в последний раз торжественно двигались под величественные аккорды литургии фигуры священников в праздничных одеяниях. Это был момент, когда в Константинополе произошло действительно объединение Восточной и Западной христианских Церквей.

Министры и военачальники, после того как закончилось совещание у императора, проехали через весь город, чтобы присоединиться к молящимся в соборе. После исповеди и причащения каждый вернулся на свой пост, исполненный решимости победить или умереть. Когда Джустиниани и его греческие и итальянские соратники, пройдя через внутреннюю стену, заняли свои места на внешней стене и у заграждений, был отдан приказ закрыть за ними ворота внутренней стены, отрезав таким образом все пути к отступлению.

Поздно вечером император на своем арабском скакуне тоже прибыл в великий храм, чтобы исповедаться перед Богом. Затем он вернулся по темным улицам в свой дворец во Влахернах, созвал домочадцев и, так же как перед тем у министров, попросил у всех прощения за огорчения, которые когда-либо причинил, и попрощался с ними. Была почти полночь, когда он снова вскочил на коня и проехал в сопровождении верного Франдзиса вдоль всех сухопутных стен, чтобы убедиться, что всё в порядке и все ворота внутренней стены на запоре. На обратном пути во Влахерны император спешился у Калигарийских ворот и поднялся вместе с Франдзисом на башню, находившуюся на наиболее выступающей части влахернской стены; с нее они могли всматриваться в темноту в обоих направлениях: налево - в сторону Месотихиона и направо - вниз, к Золотому Рогу. Снизу до них доносился шум в стане врага, перетаскивавшего свои орудия через засыпанный ров; по словам часового, турки приступили к этому сразу после захода солнца. В отдалении им были видны мерцающие огни турецких кораблей, двигавшихся через Золотой Рог по направлению к городу. Франдзис оставался там со своим господином около часа. Затем Константин отпустил его, и они больше никогда не встречались. Час сражения приближался.

***

Утверждение на Тя надеющихся, утверди, Господи, Церковь, юже стяжал еси честною Твоею кровию.

Столе́тняя война́ (фр. Guerre de Cent Ans, англ. Hundred Years" War) - серия военных конфликтов между Английским королевством и его союзниками, с одной стороны, и Францией и её союзниками, с другой, длившихся примерно с 1337 года по 1453 год. Поводом к этим конфликтам являлись притязания на французский престол английской королевской династии Плантагенетов, стремящейся вернуть территории на континенте, ранее принадлежавшие английским королям. Так как Плантагенеты были связаны узами родства с французской династией Капетингов, у английских королей были немалые шансы заполучить французский престол. Франция, в свою очередь, стремилась вытеснить англичан из Гиени, которая была закреплена за ними Парижским договором 1259 года, и сохранить своё влияние во Фландрии. Феодалы же тех или иных государств, принимавших участие в серии военных конфликтов, желали заполучить богатства своих противников, а также славу и благородство. Несмотря на сокрушительные победы в начальных этапах, Англия так и не смогла добиться своей цели, а в результате войны на континенте у неё остался лишь порт Кале, который она удерживала до 1558 года. Война продолжалась 116 лет (с перерывами). Строго говоря, это была скорее серия военных конфликтов: 1. Эдвардианская война - в 1337-1360 годах. 2. Каролингская война - в 1369-1396 годах. 3. Ланкастерская война - в 1415-1428 годах. 4. Завершающий период - в 1428-1453 годах. Термин «Столетняя война» как обобщающее для этих конфликтов название появился позже. Начавшись с династического конфликта, война впоследствии приобрела национальный оттенок в связи с оформлением английской и французской наций. В связи с многочисленными военными столкновениями, эпидемиями, голодом и убийствами население Франции в результате войны сократилось на две трети . С точки зрения военного дела, в ходе войны появились новые виды оружия и военной техники, разработаны новые тактические и стратегические приёмы, разрушавшие основы старых феодальных армий. В частности, появились первые постоянные армии. Содержание 1 Причины 2 Состояние вооружённых сил Франции накануне войны 3 Первый этап 4 Мирный период (1360-1369) 5 Усиление Франции. Перемирие. Второй этап 6 Перемирие (1396-1415) 7 Третий этап (1415-1428). Битва при Азенкуре и оккупация Франции 8 Окончательный перелом. Вытеснение англичан из Франции (1428-1453) 9 Последствия войны 10 В произведениях культуры и искусства 11 См. также 12 Примечания 13 Ссылки 14 Литература Причины Войну начал английский король Эдуард III, бывший по материнской линии внуком французского короля Филиппа IV Красивого из династии Капетингов. После смерти в 1328 году Карла IV, последнего представителя прямой ветви Капетингов, и коронации Филиппа VI (Валуа) согласно салическому закону, Эдуард заявил о своих правах на французский трон. Помимо этого, монархи спорили из-за важной в экономическом отношении области Гаскони, номинально находившейся в собственности французского короля, но фактически контролировавшейся Англией. Кроме того, Эдуард желал вернуть территории, утраченные его отцом. Со своей стороны Филипп VI требовал от Эдуарда III признания его суверенным государем. Компромиссный оммаж, заключённый в 1329 году, не удовлетворил ни одну из сторон. Однако в 1331 году, столкнувшись с внутренними проблемами, Эдуард признал Филиппа королём Франции и оставил свои притязания на французскую корону (в обмен на это англичане сохранили владение Гасконью). В 1333 году Эдуард выступил на войну с шотландским королём Давидом II, союзником Франции. В условиях, когда внимание англичан было приковано к Шотландии, Филипп VI решил воспользоваться случаем и присоединить Гасконь. Однако шотландская война оказалась успешной для англичан, и Давид уже в июле был вынужде