Единство диалектики и материализма в марксистской философии. Сущность диалектико-материалистической концепции мироустройства. Диалектико-материалистическая философия

Материалистическое понимание

природы и человека.

Оценка антропологизма Фейербаха

В «Экономическо-философских рукописях 1844 года» содержится глубокий философский анализ «Феноменологии духа» Гегеля и антропологического материализма Фейербаха. И хотя эта часть рукописей осталась незаконченной, она дает довольно много материала для уяснения философских воззрений Маркса этого этапа его теоретического формирования.

Разрабатывая принципиально новое, диалектико-материалистическое мировоззрение, Маркс пока еще находился под влиянием Фейербаха. Критически усваивая и перерабатывая учение Фейербаха, Маркс преувеличивал значение его критики гегелевской диалектики. Известно, что Фейербах не оценил в полной мере диалектики Гегеля и, следовательно, не сделал подлинных открытий в этой области. Он провозгласил задачу преодоления учения Гегеля и всей предшествующей философии в целом. Чем же объясняется столь высокая оценка Марксом роли Фейербаха? Маркс пишет: «Подвиг Фейербаха заключается в следующем: 1) в доказательстве того, что философия есть не что иное, как выраженная в мыслях и логически систематизированная религия, не что иное, как другая форма, другой способ существования отчуждения человеческой сущности, и что, следовательно, она также подлежит осуждению; 2) в основании истинного материализма и реальной науки , поскольку общественное отношение „человека к человеку“ Фейербах также делает основным принципом теории; 3) в том, что отрицанию отрицания, утверждающему, что оно есть абсолютно положительное, он противопоставляет покоящееся на самом себе и основывающееся положительно на самом себе положительное» .

Здесь Маркс, как и Фейербах, имеет в виду идеалистическую философию. Он считает великой заслугой Фейербаха, во-первых, разоблачение идеализма как утонченного религиозного мировоззрения; во-вторых – противопоставление идеализму истинного материализма (в котором Маркс видел также основу научного понимания общества); в-третьих – критику спекулятивного понимания отрицания отрицания (с помощью которого то, что подвергается отрицанию, восстанавливается путем «снятия») и противопоставление гегельянству чувственно воспринимаемой действительности, из которой обязана исходить наука и которая не требует логического выведения.

Конечно, Маркс преувеличивал исторические заслуги Фейербаха. Но мы ясно видим, чт"o являлось предметом преувеличенной оценки. Фейербах действительно доказал, что тайна спекулятивной философии – теология; он противопоставил идеалистической спекуляции такое материалистическое миропонимание, которое, несомненно, было шагом вперед по сравнению с французским метафизическим материализмом XVIII в. Осуществленная им критика гегелевской диалектики помогала Марксу и Энгельсу выделить ее рациональное зерно.

Хотя Фейербах и не был диалектиком, не следует упрощенно понимать его отношение к диалектике. Отвергая метод Гегеля, Фейербах стремился понять взаимосвязь явлений природы, их изменение. «У природы, – писал он, – нет ни начала ни конца. Все в ней находится во взаимодействии, все относительно, все одновременно является действием и причиной, все в ней всесторонне и взаимно…» . Правда, эта диалектическая постановка вопроса не получила у Фейербаха дальнейшего развития; он не рассматривал различных форм взаимозависимости явлений, не анализировал категорий, в которых теоретически осмысливаются, обобщаются диалектические процессы. Эти категории, занимавшие столь значительное место в «Науке логики» Гегеля, не интересовали Фейербаха.

Необходимо помнить и о том, что у Маркса в 1844 г. еще не было разработанного научного понимания диалектики. Фейербаховская критика гегелевской концепции отчуждения, материалистическое истолкование этого понятия, раскрытие в фантастических образах религии реального, жизненного содержания, мысли о единстве человека и природы, человека и человека – все это Маркс, по-видимому, относил тогда к диалектической проблематике, тем более что в фейербаховской постановке этих вопросов действительно имели место элементы диалектики.

Маркс так определяет отношение Фейербаха к диалектике Гегеля: «Фейербах следующим образом толкует гегелевскую диалектику (тем самым обосновывая необходимость исходить из положительного, из чувственно-достоверного): Гегель исходит из отчуждения (логически: из бесконечного, абстрактно-всеобщего), из субстанции, абсолютной и неподвижной абстракции, т.е., выражаясь популярнее, он исходит из религии и теологии. Во-вторых , он снимает бесконечное и полагает действительное, чувственное, реальное, конечное, особенное (философия, снятие религии и теологии). В-третьих : он снова снимает положительное и восстанавливает абстракцию, бесконечное. Восстановление религии и теологии. Таким образом, Фейербах рассматривает отрицание отрицания только как противоречие философии с самой собой, как философию, утверждающую теологию (трансцендентность и т.д.), после того как она подвергла ее отрицанию, т.е. утверждающую теологию вопреки самой себе» . Маркс видит, следовательно, заслугу Фейербаха и в том, что он показал, как отрицание отрицания становится у Гегеля рычагом для конструирования системы. Фейербах понял, что гегелевская диалектика служит у автора делу обоснования идеализма, но дальше этого не пошел. Для него и отрицание отрицания, и борьба противоположностей – лишь факты сознания, мышления, которые достигают истины не прямо, а зигзагообразно, преодолевая заблуждение. Маркс, как ясно из всего содержания рукописей, не намеревается останавливаться на том, чего достиг Фейербах, но он ценит в нем попытку критически размежеваться с гегелевской диалектикой. Младогегельянский идеализм, пишет Маркс, «не высказал даже и отдаленного намека на то, что пора критически размежеваться со своей матерью, гегелевской диалектикой, и даже не сумел [ничего] сообщить о своем критическом отношении к фейербаховской диалектике. Это – совершенно некритическое отношение к самому себе» [там же, с. 153 – 154]. Между тем Фейербах «опрокинул в корне старую диалектику и философию…» [там же, с. 153] и, взяв за исходное природу и человека, поставил перед философией задачу раскрыть их единство.

Опираясь на достижения Фейербаха, но вместе c тем преодолевая его ограниченность, Маркс исследует не только природные, антропологические, но и собственно социальные предпосылки единства человека и природы. Согласно учению Гегеля, дух (а следовательно, и человек) чувствует себя, так сказать, неуютно в природе, он стремится преодолеть это свое отчужденное бытие и находит для себя удовлетворение лишь в абстрактной стихии мышления, самопознания. В противоположность Гегелю Маркс, так же как и Фейербах, утверждает, что человек и природа не разные, чуждые друг другу сущности, а единое целое. «Сама история, – говорит Маркс, – является действительной частью истории природы , становления природы человеком» .

Человек – природное существо, он сформирован по законам природы; его чувства предполагают наличие природных объектов, его чувственная жизнь также имеет своей предпосылкой многообразие природы. В качестве живого природного существа человек, «с одной стороны, наделен природными силами , жизненными силами , являясь деятельным природным существом; эти силы существуют в нем в виде задатков и способностей, в виде влечений ; а с другой стороны, в качестве природного, телесного, чувственного, предметного существа, он, подобно животным и растениям, является страдающим , обусловленным и ограниченным существом, т.е. предметы его влечений существуют вне его, как не зависящие от него предметы ; но эти предметы суть предметы его потребностей ; это – необходимые, существенные для проявления и утверждения его сущностных сил предметы » [там же, с. 162 – 163]. Быть реальным, или, что то же самое, предметным, природным, – значит иметь свой предмет вне себя и стремиться к нему; это значит также быть предметом для другого. Природа вне человека – это его природа, а его собственная жизнь есть также и жизнь природы. В этом смысле Маркс говорит, что ощущения человека, его страсти и т.п. суть не только антропологические определения, но «и подлинно онтологические утверждения сущности (природы)…» .

Природа существует не только вне человека, но и в самом человеке: через него она ощущает, познает самое себя. Человеческие аффекты, которые Спиноза называл смутным чувственным представлением о внешних предметах, модусах субстанции, Маркс рассматривает как реальные проявления единства человека и природы, считая необходимым поэтому не упрощение чувств, а их воспитание. «Господство предметной сущности во мне, чувственная вспышка моей сущностной деятельности есть страсть , которая, таким образом, становится здесь деятельностью моего существа» [там же, с. 125].

Явления природы, поскольку они входят в жизнь человека, становятся частью его жизни. «Подобно тому как в теоретическом отношении растения, животные, камни, воздух, свет и т.д. являются частью человеческого сознания, отчасти в качестве объектов естествознания, отчасти в качестве объектов искусства, являются его духовной неорганической природой, духовной пищей, которую он предварительно должен приготовить, чтобы ее можно было вкусить и переварить, – так и в практическом отношении они составляют часть человеческой жизни и человеческой деятельности» [там же, с. 92].

Эти мысли Маркса, иллюстрирующие процесс критического усвоения и переработки антропологического материализма, истолковываются сегодня некоторыми критиками марксизма как родственные иррационалистической «философии жизни» . Между тем в реальном контексте произведения Маркса цитируемое нами положение, так же как и другие его высказывания, опровергает такого рода утверждения. Маркс неоднократно указывает на независимость природы от сознания человека, независимость предметов чувственного восприятия от органов чувств человека. Не ограничиваясь подчеркиванием материалистического исходного пункта, он вскрывает единство субъективного и объективного, мышления и бытия: «…хотя мышление и бытие и отличны друг от друга, но в то же время они находятся в единстве друг с другом» .

Единство человеческого и природного, субъективного и объективного, мышления и бытия не есть коррелятивное отношение, лишенное основания: его основа – природа, объективное, бытие. Бессмысленно поэтому спрашивать, как возникла природа, не была ли она сотворена. Но столь же бессмысленно, говорит Маркс, представление о сотворении человека, допускающее частичное сотворение природы, ибо природа – это также человек, а человек – также природа [см. там же, с. 126 – 127].

По Марксу, идеалистическая постановка вопроса о сотворении природы и человека теоретически коренится в представлениях обыденного сознания, которому известно, что жизнь каждого отдельного человека есть результат «творения» (деторождения), а каждое явление природы ограничено во времени и пространстве. Это само по себе правильное представление оказывается несостоятельным там, где оно отрывается от единичного и возводится во всеобщий принцип, отвергающий субстанциальность природы. «Вот почему, – говорит Маркс, – творение является таким представлением, которое весьма трудно вытеснить из народного сознания. Народному сознанию непонятно чрез-себя-бытие природы и человека, потому что это чрез-себя-бытие противоречит осязательным фактам практической жизни» индивидуума.

Таким образом, Маркс квалифицирует представление о сотворении природы и человека как объективно-идеалистическое и притом теологическое и решительно отвергает его. Субъективно-идеалистическую концепцию природы и человека он также отвергает, видя в обоих случаях псевдопроблему, которая рассеивается, коль скоро поняты сущность природы, материальное единство человека и природы. Разумеется, это не означает отрицания возникновения человека как определенного вида живых существ. Хотя в 40-х годах XIX в. естествознание еще не решило проблемы антропогенеза, Марксу было ясно, что история человечества есть продолжение истории природы, а не нечто безначально-вечное.

Единство человеческого и природного проявляется и как отношение человека к человеку. «Непосредственным, естественным, необходимым отношением человека к человеку, – говорит Маркс, – является отношение мужчины к женщине . В этом естественном родовом отношении отношение человека к природе непосредственно заключено его отношение к человеку, а его отношение к человеку есть непосредственным образом его отношение к природе, его собственное природное предназначение. Таким образом, в этом отношении проявляется в чувственном виде, в виде наглядного факта то, насколько стала для человека природой человеческая сущность, или насколько природа стала человеческой сущностью человека» [там же, с. 115].

Единство биологического и социального, в силу которого отношение человека к природе есть непосредственным образом его отношение к человеку, а последнее столь же непосредственно является его отношением к природе, – это единство осуществляется в чувственной жизни человека и, в частности, в развитии человеческих органов чувств. Существование последних находится в зависимости от предметов этих чувств, т.е. тех объективных процессов, которые отражаются чувствами. Но чувства (и чувственность вообще) лишь постольку существуют для человека как именно человеческие чувства, поскольку существует другой человек. Человеческий – значит социальный. «Ясно, что человеческий глаз воспринимает и наслаждается иначе, чем грубый нечеловеческий глаз, человеческое ухо – иначе, чем грубое, неразвитое ухо, и т.д.» . Невозможное для животного и свойственное только человеку многообразие чувственной жизни есть продукт длительного развития общества. «Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз, – короче говоря, такие чувства , которые способны к человеческим наслаждениям и которые утверждают себя как человеческие сущностные силы. Ибо не только пять внешних чувств, но и так называемые духовные чувства, практические чувства (воля, любовь и т.д.), – одним словом, человеческое чувство, человечность чувств, – возникают лишь благодаря наличию соответствующего предмета, благодаря очеловеченной природе. Образование пяти внешних чувств – это работа всей предшествующей всемирной истории» [там же, с. 122].

Фейербах критиковал Гегеля, полагавшего, что в своих чувственных восприятиях человек является скорее объектом, чем субъектом, и при этом Фейербах отмечал специфически человеческий характер наших восприятий внешнего мира. Однако он не мог объяснить фиксируемый Гегелем факт. Маркс же не ограничивается признанием естественного единства человека и природы, человека и человека. Подчеркивая значение этой природной основы, Маркс считает специфической основой общественной жизни деятельность самого человечества: опредмечивание человеческой деятельности, распредмечивание природы, короче говоря, производство и всю историю человечества, продуктом которой и является все, что свойственно человеческому существу.

Непосредственное единство человека и природы, человека и человека есть лишь первоначальное условие специфически человеческого единства общества и природы – общественного производства. Благодаря последнему развивается отличие человека от других животных существ, которые находятся в непосредственном единстве с природой и остаются одними и теми же на протяжении многих тысячелетий. «Промышленность является действительным историческим отношением природы, а следовательно и естествознания, к человеку. Поэтому если ее рассматривать как экзотерическое раскрытие человеческих сущностных сил , то понятна станет и человеческая сущность природы, или природная сущность человека… Становящаяся в человеческой истории – этом акте возникновения человеческого общества – природа является действительной природой человека; поэтому природа, какой она становится – хотя и в отчужденной форме – благодаря промышленности, есть истинная антропологическая природа» .

Терминология, применяемая здесь Марксом, может быть правильно понята лишь в контексте всего содержания рукописей и с учетом влияния на Маркса фейербаховского антропологизма. Адекватный способ изложения пока еще не найден, что, конечно, в известной мере характеризует не только форму, но и содержание цитируемых положений. Однако очевидно, что, говоря о становлении природы человеком, Маркс в противоположность теологическим представлениям имеет в виду естественный процесс возникновения человека. Это и есть, по его словам, развитие в человеке самой природы, которая посредством человеческой деятельности становится «антропологической природой».

Конечно, природа вне нас сама по себе не обладает человеческой сущностью, не превращается буквально в человека. Неточность применяемой здесь терминологии объясняется неразработанностью диалектико-материалистической концепции развития. Формулируются, да и то в общей форме, лишь отправные понятия. Нет, однако, сомнения в том, что это – понятия материалистические . Недаром Маркс видит заслугу Фейербаха «в основании истинного материализма ». Правда, в другом месте, определяя свою философскую позицию как «завершенный натурализм», он отличает ее и от материализма, и от идеализма: «Мы видим здесь, что последовательно проведенный натурализм или гуманизм отличается как от идеализма, так и от материализма, являясь вместе с тем объединяющей их обоих истиной. Мы видим в то же время, что только натурализм способен понять акт всемирной истории» . Это положение становится понятным, если учесть, что Маркс еще не разработал историко-философской концепции, согласно которой материализм и идеализм суть главные, взаимоисключающие направления в философии. Он не согласен со старым материализмом, который оказался неспособным материалистически понять общество. Идея завершенного натурализма и есть идея доведения материализма «доверху». Порывая с идеализмом, Маркс выделяет диалектику, и в частности принцип активности, практики, которого не смог развить созерцательный, метафизический материализм. Речь, следовательно, идет не об эклектическом соединении противоположных направлений, а о разработке «истинного материализма » .

Итак, материальное производство есть исторически развивающееся единство человека и природы, человека и человека, единство, определяющее всю многосторонность человеческой жизни. Уже на этой ступени формирования философии марксизма Маркс обстоятельно разъясняет, что объективная необходимость производства обусловлена не просто тем, что людям надо есть, пить, одеваться, иметь жилище и т.д. Такое воззрение на роль производства, существовавшее, кстати сказать, и до Маркса, еще далеко от материалистического понимания истории. Маркс доказывает нечто несравненно более существенное: производство – основа развития всех сторон жизни людей. «Поэтому, с одной стороны, по мере того как предметная действительность повсюду в обществе становится для человека действительностью человеческих сущностных сил, человеческой действительностью и, следовательно, действительностью его собственных сущностных сил, все предметы становятся для него опредмечиванием самого себя, утверждением и осуществлением его индивидуальности, его предметами, а это значит, что предметом становится он сам » . Даже чувственная жизнь человека, столь непосредственно связанная с природой, развертывается благодаря прогрессу производства: «…только при помощи развитой промышленности, т.е. через посредство частной собственности, онтологическая сущность человеческой страсти осуществляется как во всей своей целостности, так и в своей человечности…» . И здесь мы опять видим, что исходные положения нового мировоззрения выражены в терминах, не соответствующих его действительному содержанию. В таком выражении, как «онтологическая сущность человеческой страсти», буржуазные критики марксизма находят основание для того, чтобы объявить Маркса родоначальником идеалистического антропологизма, экзистенциализма и т.д. Маркс «превозносится» как противник материализма, хотя приведенное выражение в контексте цитируемой работы говорит, разумеется, лишь о природной («онтологической») сущности человеческих страстей.

Высказывания Маркса о единстве человеческого и природного существенно отличаются от фейербаховской постановки проблемы не только тем, что Маркс вскрывает основу этого единства в производстве; своим учением об отчужденном труде и отчуждении природы в условиях труда Маркс выявляет противоречивый характер этого единства. Правда, и Фейербах в некоторой степени констатирует отчуждение природы от человека, однако он истолковывает это социальное явление исключительно как всего лишь следствие религиозной мистификации природы. Поэтому отчуждение природы существует для Фейербаха только в рамках религиозного сознания. Маркс же доказывает, что отношение человека к природе определяется не сознанием – религиозным или иррелигиозным, а социально-экономическими условиями. Мы видим, что Маркс ставит вопрос о зависимости антропологического (природного) развития человека от социального, которое в свою очередь обусловлено прогрессом материального производства. Антропологическая характеристика личности теряет самодовлеющий характер: она органически связана с пониманием сущности человека как совокупности общественных отношений. Маркс перерабатывает антропологизм Фейербаха, подчиняя его материалистическому пониманию истории. Но Маркс не отбрасывает антропологической характеристики личности, так как свед"eние индивидуального к социальному не означает отрицания индивидуального, отрицания отличия одного индивида от другого, мужчины от женщины и т.п. Подобный «антропологизм», присущий «Экономическо-философским рукописям», следует рассматривать не столько как результат влияния Фейербаха, сколько как естественный момент в том многостороннем понимании человека, которое теоретически разрабатывается в марксистском мировоззрении. Не приходится специально доказывать, что диалектический и исторический материализм принципиально несовместим с идеалистической философской антропологией XX в., которая в отличие от антропологического материализма исходит из представления о субстанциальной единичности человеческого бытия. Но марксизм отвергает также и гегелевское, религиозное по своему происхождению, растворение отдельной личности в «абсолютном духе». Марксистское понимание единства личности и общества, индивидуального и социального теоретически обосновывает такое переустройство общества, при котором, как говорили Маркс и Энгельс, свобода каждого отдельного индивида будет необходимым условием свободы всех.

Следует далее подчеркнуть, что у Маркса (а частично и у Фейербаха) антропологическая характеристика личности – это характеристика человека вне отчуждения, т.е. вне тех существенных различий между людьми, которые обусловлены частной собственностью, социальным неравенством, противоположностью нищеты и богатства и т.д. Фейербах как буржуазный демократ опровергает с помощью идеи об антропологическом равенстве всех людей предрассудки аристократов, возводящих свое отличие от «черни» в некую природную привилегию. Фейербах, однако, не рассматривает социальное неравенство как явление закономерное, исторически неизбежное. Маркс же считает исторически сложившиеся социальные различия еще более существенными, несмотря на их исторически преходящий характер, для понимания человека, чем присущие ему антропологические характеристики. Прогресс производства оказывает влияние на антропологическую природу человека; что же касается отчужденного труда, то он уродует человеческую личность, отчуждает от нее природу и ее собственную сущность, производя в ней, так сказать, двойное опустошение. Вот почему, с точки зрения Маркса, антропологическая характеристика человека является вместе с тем критикой отчуждения природы и самой человеческой сущности, защитой права трудящихся на подлинно человеческую жизнь.

Таким образом, Марксова характеристика антропологической природы человека не противостоит материалистическому пониманию истории, а составляет один из его существенных элементов. Спустя год, Маркс скажет, что сущность человека, т.е. совокупность общественных отношений, – это не абстракция, оторванная от живых людей со всеми присущими им антропологическими особенностями. Отрыв социального от антропологического свойствен не марксизму, а гегельянству, которое трактует человека как дух, отчужденный от природы, от природного в человеке. Эту гегелевскую концепцию Маркс подвергает критике как точку зрения отчуждения, т.е. как искаженное отчуждением воззрение и теоретическое выражение (и оправдание) фактически существующего в обществе положения вещей.

Таковы важнейшие положения, характеризующие решение проблемы человека в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». Они послужили Марксу основой критического анализа гегелевского метода и главных идей «Феноменологии духа».

Диалектический материализм в учении Маркса и Энгельса основан на осмыслении и обобщении социально-исторического опыта, достижений естествознания и общественных наук. Энгельс говорил, что с каждым великим открытием в естествознании материализм меняет форму. На основе величайших научных достижений ХIХ в. Энгельс сформулировал тезис о материальном единстве мира, выявил основные формы движения материи и их взаимосвязь. Это позволило выработать единую систематическую картину природы, соответствующую научным представлениям конца ХIХ в.

Признавая первичность материального бытия, Маркс и Энгельс утверждали, что человек является продуктом природы, в которой происходило его развитие, а сознание и мышление – продукты человеческого мозга. Из этого следует утверждение о единстве законов природы и законов мышления.

Разрабатывая материалистическую диалектику, Маркс и Энгельс выделяли диалектику объективную , которая является принципом бытия природы, и диалектику субъективную , т.е. диалектику мышления, которая есть только отражение происходящих в природе процессов.

Предметом материалистической диалектики они считали изучение наиболее общих законов развития природы, общества и познания. Они дали материалистическую трактовку основных законов диалектики, разработанных Гегелем, и применили эти законы к анализу природных, экономических, социальных, политических, а также духовных процессов.

Теория познания марксизма также диалектична. Субъективная диалектика отражает в присущих ей формах диалектику окружающего мира. Однако это не механическое, не зеркальное отражение, а активное взаимодействие познающего субъекта и познаваемого объекта. Познание истины представляет собой диалектически противоречивый процесс. Истина – это не застывший, раз и навсегда данный итог, а непрерывный процесс перехода от одной относительной истины к другой. Относительность истины обусловлена безграничностью и изменчивостью мира. Основным критерием истинности знания основоположники марксизма считали общественно-историческую практику, содержанием которой является освоение и преобразование природных и социальных объектов.

3 . Материалистическое понимание истории. д иалектика общественного бытия и общественного сознания. Основные законы общественного развития. Понимание науки как важнейшей производительной силы.

Одним из важнейших достижений марксизма является материалистическое понимание истории.

Из всей совокупности многообразных и сложных общественных отношений Маркс выделил в качестве основополагающих, первичных материально-производственные отношения . Материально-производственная сфера является базисом для развития остальных видов отношений – политических, правовых, моральных, эстетических, религиозных – которые Маркс называет идеологической надстройкой . Таким образом, Марксом было сформулировано положение об определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию как об одном из основных законов общественного развития .

В то же время Энгельс разработал положение об относительной самостоятельности общественного сознания . Эта самостоятельность проявляетсяв том, что общественное сознание может отставать от потребностей экономического развития либо опережать его, а также в активном обратном воздействии форм общественного сознания на общественное бытие (например, политика может содействовать экономическому развитию или, наоборот, тормозить его).

Развитие общества Маркс представлял как естественно-исторический процесс. Законы общественного развития объективны, они действуют независимо от сознания людей, и в этом они схожи с законами природы. Однако они существенно отличаются от законов природы. Это отличие заключается в том, что они воплощаются в жизнь только через деятельность людей, которые в известном смысле творят свою историю. Люди не в силах отменить законы общественного развития, но, познавая их сущность, они могут влиять на ход социально-исторических процессов.

Ключевая категория марксистской теории общественного развития – общественно-экономическая формация , которая характеризует сущность определенной ступени развития человеческого общества. В истории человечества Маркс выделял 5 основных общественно-экономических формаций (...).

Для каждой формации характерен определенный способ производства материальных благ, структурными элементами которого являются производительные силы и производственные отношения . Характеризуя их диалектическую взаимосвязь, Маркс отмечает, что характер производственных отношений должен соответствовать определенному уровню развития производительных сил (и определяет это положение как один из законов общественного развития ). Но это соответствие не может быть статичным. Производительные силы, как наиболее динамичный элемент способа производства, на определенном этапе своего развития вступают а противоречие с отставшими от них производственными отношениями, которые своим отставанием тормозят их дальнейшее развитие. Диалектика производительных сил и производственных отношений является внутренним источником развития способа производства и, в конечном счете, всего общественного развития. Маркс писал: «Ни одна общественная формация не погибнет раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования...».

Движущей силой общественного развития, по Марксу, является классовая борьба (закон классовой борьбы ). Для каждой общественно-экономической формации характерно наличие двух основных классов, принципом классового деления общества является отношение к средствам производства. В то же время Маркс утверждал, что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства и что высшая ступень общественного развития, которую он характеризует как коммунистическую формацию, будет представлять собой бесклассовое общество.

Гос. учебно-педагогич. изд-во Мин-ва Просвещения РСФСР, М., 1955 г.

Советская психология в решении вопроса об одарённости и развитии способностей исходит из положения, утверждающего единство организма и окружающей его среды. Любой организм немыслим без среды, в которой он живёт и от которой получает всё необходимое для своей жизни. Со всеми своими особенностями организм развивается всегда в условиях и под воздействием внешней среды.

Эта материалистическая теория, раскрывающая существо взаимодействия организма и среды, позволяет правильно понять и вопрос о возникновении и развитии способностей человека. Поскольку человек является общественным существом, определяющее значение в развитии его способностей имеют социально-экономические факторы, обусловливающие характер общественно-трудовой деятельности человека в условиях данной социальной среды и тем способствующие формированию его личности в определённом отношении.

Биологические и социальные особенности человека нельзя рассматривать как два оторванных друг от друга и независимых ряда явлений. Из этого необходимо исходить в понимании природы способностей человека, в том числе и его интеллектуальных способностей.

Интеллект не сумма и не результат механического взаимодействия внутренних биологических задатков и социальных воздействий внешней среды. В интеллектуальной деятельности человека, в проявлениях его интеллектуальных способностей социальное содержание не существует вне физиологических нервных процессов, но и сами эти нервные процессы претерпевают определённое изменение в связи с социально обусловленной интеллектуальной деятельностью, выполняемой человеком.

Любое единство не является механическим соединением составляющих его явлений. Находясь в единстве, явления взаимно обусловливают друг друга: особенности одного сейчас же находят своё отражение в особенностях другого, но и эти вновь образовавшиеся особенности второго явления действуют обратно на находящееся с ним в единстве первое явление, в свою очередь содействуя изменению его особенностей и таким образом обеспечивая поступательное развитие как целого единства, так и составляющих его явлений. Однако в этом взаимодействии находящихся в единстве явлений одно из них всегда оказывается ведущим.

Таким ведущим началом в развитии способностей человека являются социальные условия жизни, что не исключает зависимости развивающихся способностей от унаследованных задатков, от деятельности мозга. Развитие способностей и тот путь, который они проходят в этом своём развитии, определяются по существу и главным образом теми социальными функциями, которые приходится выполнять человеку в процессе его общественно-трудовой деятельности.

Вместе с тем нельзя совершенно оторвать способности от их материального субстрата и рассматривать их развитие, как Полностью не зависящее от организма человека. Было бы ошибкой утверждать, что особенности строения организма и особенно нервной системы человека не играют никакой роли в развитии его способностей.

Можно привести много примеров, которые свидетельствуют о том, что у человека в течение его жизни развиваются те или другие способности в зависимости от особенностей его физической организации. Например, один певец в зависимости от устройства своего голосового аппарата будет петь басом, а другой - тенором; петь иначе им не позволят просто физические данные.

Если один человек от природы имеет длинные ноги, а другой короткие, то первый при прочих равных условиях будет более приспособлен к бегу на скорость, чем второй, и от первого мы, несомненно, скорей будем ожидать успехов в спринтерском беге, чем от второго.

Но второй может оказаться более способным к бегу на выносливость, если он от природы обладает хорошо развитой грудной клеткой, с хорошими лёгкими, если у него будет полноценный сердечно-сосудистый аппарат, который позволит ему снабжать мышцы кровью в значительно большей степени, чем другому. При этих условиях он может оказаться более способным к бегу на выносливость; ему будет легче тренироваться, легче овладеть техникой этого трудного вида спорта, потому что этому будут способствовать его природные данные.

Многие способности связаны с такими видами деятельности, которые требуют определённых особенностей организма человека; в этих случаях природные данные имеют очень большое значение для развития способностей, облегчая совершенствование в той или другой деятельности.

Человек, обладающий соответствующими физическими данными, от природы способен более к той, чем к иной деятельности. Это справедливо и в отношении интеллектуальных способностей, для развития которых большое значение имеют особенности функциональной деятельности мозга: его большая или меньшая возбудимость, подвижность нервных процессов, быстрота образования временных связей, преобладающее значение процессов первой или второй сигнальных систем и т. д., т. е. то, что И. П. Павлов называл генотипом.

Развитие интеллектуальных способностей связано также и со строением органов, обеспечивающих кровоснабжение мозга. Мощные мозговые артерии и густая сеть капилляров, пронизывающая мозговую ткань, обеспечивают более лёгкое снабжение мозга кровью и содействуют повышению умственной работоспособности.

Лучшее кровоснабжение мозга связано с возможностью более сосредоточенного внимания, более быстрого протекания ассоциативных процессов, лучшей работы памяти, меньшей умственной утомляемости, а в целом - большей интеллектуальной работоспособности. Там же, где сосуды мозга не в состоянии быстро и длительно снабжать мозг кровью, мы всегда встречаемся с быстрым утомлением при напряжённой умственной работе, а соответственно и с меньшей её продуктивностью.

Большое значение для правильного понимания материального субстрата способностей имеет учение И. П. Павлова о типах нервной системы человека. Павлов различал две группы этих типов: 1) типы нервной системы, связанные с динамикой нервных процессов в коре Головного мозга - с их силой, уравновешенностью и подвижностью. Эти типы нервной системы составляют основу так называемых «гиппократовских» темпераментов. Они общи человеку с животными; 2) «чисто человеческие» типы нервной системы - тип умственный и тип художественный. Эти типы связаны с преобладающим значением в работе коры больших полушарий головного мозга или первой, или второй сигнальной системы.

Различные способности в области тех или других видов искусства Павлов связывал с преобладанием у людей первой сигнальной системы по сравнению со второй, с её преимущественным значением в их деятельности, с особой яркостью и живостью первосигнальных образов в сознании людей, обнаруживающих способности в том или другом виде искусства.

Наоборот, умственный тип нервной системы характеризуется преобладанием в деятельности человека второй сигнальной системы, с преимущественным значением в этой деятельности процессов мышления, при недостаточной яркости и живости первосигнальных образов. Только этим, по Павлову, и объясняется, что люди с умственным типом нервной системы редко обнаруживают способности в области искусства.

Себя И. П. Павлов относил к умственному, а не к художественному типу, говоря: «рисовать я не умею, в музыке ничего не понимаю, тон от тона отличить не могу, литературой не занимаюсь... С другой же стороны, я знаю резко подчеркнутые примеры людей художественного типа - все они рисуют, недурно поют и т. д.».

Люди, проявляющие способности в том или другом виде искусства, благодаря преобладающему значению в их высшей нервной деятельности процессов первой сигнальной системы, отличаются живым воображением, далеко превосходящим воображение человека умственного типа.

У последнего в бодрственном состоянии первая сигнальная система находится в заторможённом состоянии и выступает на первый план лишь «при надвижении на кору больших полушарий сонного торможения... Поэтому во сне, когда мы имеем сновидения, мы видим предметы так, как мы их в бодром состоянии не замечаем».

Дело в том, что от всех бывших раздражений в коре головного мозга имеются следы, которые можно возобновить. У обычных людей эти следы, освобождаясь от тормозящего влияния второй сигнальной системы, всплывают ярко только в сновидениях. У людей с художественным типом нервной системы они достигают степени непосредственных ярких впечатлений и в бодрственном состоянии: «А у художников,- говорит Павлов,- дело доходит до превалирования первой сигнальной системы над второй, они пишут портреты в отсутствии лица, опираясь на живо воспроизводимые следы, как будто перед ними человек стоит».

Однако. И. П. Павлов был далек от того, чтобы устанавливать разделение людей на умственный и художественный типы нервной системы на основании якобы каких-то прирождённых им морфологических особенностей коры головного мозга. «Но разделение сигнальной системы на первую и вторую нельзя представлять себе насквозь анатомически, - говорил он, - оно, вероятно, будет главным образом функциональным. Таким образом, когда речь идет о разделении этих систем, то нужно иметь в виду не локализацию анатомическую, а главным образом функциональную, и тренировку этих систем».

Из этого видно, что И. П. Павлов, стоя на материалистических позициях в вопросе о природе способностей и видя их материальный субстрат в особенностях процессов высшей нервной деятельности, был далёк от признания фатальной обусловленности развития способностей какими-то врождёнными морфологическими свойствами нервной системы. В его понимании способности действительно обусловлены процессами высшей нервной деятельности, но вместе с тем допускают развитие, совершенствование, «тренировку» и, таким образом, широкую возможность формирования у человека в процессе его жизни.

Таким образом, особенности функциональной деятельности мозга и вообще особенности строения организма имеют несомненное значение для развития способностей человека. Эти получаемые человеком при рождении анатомо-физиологические особенности и являются истинными задатками его способностей, а не какие-то «гены» способностей, якобы передаваемые по наследственности.

Утверждение, что анатомо-физиологические особенности организма являются задатками способностей, вовсе не означает, что физиологические особенности организма полностью предопределяют собой развитие способностей человека. Правда, если человек от природы не имеет хорошего голоса, то он никогда не станет хорошим певцом. Но грудную клетку, лёгкие, сердце, органы кровообращения, нервно-мышечную систему - все органы, которые имеют значение для важнейших видов человеческой деятельности, в том числе и для интеллектуальной деятельности, можно развить.

Известно, что акробатические способности лучше развиваются у тех лиц, которые с малого возраста занимаются соответствующими физическими упражнениями и таким образом придают определённое направление своему физическому развитию. В чрезвычайной степени подвержены изменению и развитию функциональные особенности нервной системы, что позволило И. П. Павлову утверждать, что врождённые типы высшей нервной деятельности, наблюдаемые у различных людей, видоизменяются в течение индивидуальной жизни, что на базе унаследованных особенностей образуются особенности приобретённые.

Марксизм не отрицает способностей и их значения в жизни человека. Наоборот, задача развития способностей всегда выдвигалась марксизмом-ленинизмом как одна из важнейших в построении бесклассового общества. Однако ни Маркс, ни Ленин никогда не считали, что эта задача может быть решена только путём распределения людей по профессиям в зависимости от унаследованных ими способностей.

Ленин связывал развитие способностей с изменением условий экономической жизни общества. Говоря о великом значении социалистического соревнования, он подчёркивал, что социализм помогает «втянуть действительно большинство трудящихся на арену такой работы, где они могут проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты, которых в народе - непочатой родник и которые капитализм мял, давил, душил тысячами и миллионами».

Развитие способностей и талантов связывается здесь с изменением социально-экономических условий и с возникающей благодаря этому возможностью активной деятельности, которая помогает как формированию, так и развитию соответствующих способностей.

Теорию фатальной обусловленности способностей врождёнными задатками проповедовал в своё время противник марксизма Дюринг, утверждая в полном противоречии с ¦фактами, что разделение труда вытекает из различия природных способностей, а не наоборот.

Ф. Энгельс охарактеризовал эти рассуждения Дюринга как искажающие установки марксизма в вопросе о возникновении способностей. Не биологические задатки, а разделение труда, возникшее на определённом этапе развития общества, является причиной различия способностей людей. «Уже первое большое разделение труда, отделение города от деревни, - говорил Энгельс, - приговорило сельское население к тысячелетиям долгого отупения, а горожан - к порабощению каждого в отдельности его детальной работой. Оно уничтожило основу духовного развития первого и физического - вторых... С разделением труда был разорван на части и сам человек».

Ф. Энгельс говорит, что в коммунистическом обществе это положение должно в корне измениться. «Овладев всеми средствами производства, чтобы общественно-планомерно распоряжаться ими, общество должно уничтожить господствовавшее до сих пор порабощение людей их собственными средствами производства». Условием такого освобождения сделается свободный производительный труд, «предоставляя каждой личности возможность развивать во всех направлениях и проявлять все свои способности - как физические, так и духовные».

Здесь исчерпывающе изложена марксистская постановка вопроса о способностях. Не врождённые биологические задатки, а общественно-экономические условия вызывают разделение труда и этим содействуют развитию различных способностей. Капиталистический способ производства обусловливает развитие у человека только узких, специфических для данного вида деятельности способностей.

Буржуазная психология не интересуется вопросами всестороннего развития людей. Она исходит из лженаучного понятия одарённости и признаёт фатальную обусловленность развития способностей, которые будто бы заложены в человеке с самого рождения и на основании измерения которых будто бы только и можно решать вопрос о том, к какой именно профессии более пригоден тот или иной человек.

Советская психология, наоборот, в вопросе о способностях исходит из практических задач коммунистического строительства. Она преследует цели не измерения способностей, а исследования качественного своеобразия этих способностей и условий, влияющих на их развитие.

В качестве основной своей задачи в деле изучения способностей человека советская психология выдвигает не отбор на основании врождённых признаков, а использование результатов психологического исследования способностей в целях воспитания людей в связи со всё новыми требованиями коммунистического строительства.

10. Неклассическая философия и ее основные направления

У истоков неклассической философии стояли Ф. Шлейермахер – основоположник философской герменевтики и С. Кьеркегор – родоначальник экзистенциальной философии. К основным направлениям неклассической философии, объединенным духом антисциентизма, традиционно относят: герменевтику, интуитивизм, феноменологию, философию жизни, психоанализ, экзистенциализм.

Основные представители герменевтики: Ф. Шлейермахер, В. Диль-тей, П. Рикер, М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер, Ю. Хабермасс и др.

Философская герменевтика возникает в эпоху становления исторического познания и попытки осмысления философских проблем истории. Изначально само понятие «герменевтика» означает «искусство истолкования» и восходит к имени древнегреческого бога Гермеса. Необходимость такого искусства задается многозначностью и символическим характером воли богов, что предполагает своего рода ее перевод и интерпретацию. В Средние века герменевтика продолжает развиваться в этом же русле как экзегетика, но ее проблемное поле задается основным христианским текстом – Священным Писанием. В дальнейшем герменевтический метод начинает применяться по отношению к памятникам античного наследия и реализуется в качестве искусства перевода. И только Ф. Шлейерма-хер (1768–1834) задает герменевтике новое измерение – философское. Практически впервые в проблемное поле философии попадает человек не как абстрактный субъект, а как реальная и уникальная личность. При этом важнейшей проблемой философии становится проблема понимания как попытка раскрыть тайну субъективности. Отсюда особые герменевтические процедуры: вживание, вчувствование во внутренний мир личности; и особые трудности: разрешение герменевтического круга.

В. Дильтей (1833–1911) расширяет масштаб герменевтики и рассматривает ее в качестве основного метода гуманитарного знания – наук о духе, целью которых, в конечном счете, является понимание «жизни» исходя из нее самой. Пытаясь в систематической форме выразить архитектонику гуманитарного знания, Дильтей обращается к тому, что игнорировалось или искажалось классической философией – к целостному бытию человека в его реальной истории. Это достижимо только с помощью понимания как своего рода интуитивного проникновения в жизнь и заданного предпониманием как дорефлексивным пониманием.

Дальнейшее развитие герменевтики связано с обращением к феномену языка, к традиции, в которой, по мнению Гадамера, мы всегда пребываем, и что делает возможным сам факт понимания. Следовательно, понимание всегда есть диалог (причем в процессе понимания текст как социокультурный феномен творится всякий раз заново) и мы всегда понимаем больше, чем знаем. Новое видение человека и мира без разделенности и противопоставления, выраженное в герменевтике ХХ в., не только объясняет феномен «герменевтического бума», но и выводит саму герменевтику за рамки узкой теории, придавая ей парадигмальный характер.

Основные представители философии жизни: Ф. Ницше, В. Диль-тей, О. Шпенглер, А. Бергсон, Х. Ортега-и-Гасет и др. Философия жизни принципиально отказывается от рационально-логических средств решения философских проблем. Она резко разводит философию и науку, сосредотачиваясь при этом исключительно на вопросах, связанных с человеком, который мыслится как сгусток субъективных переживаний.

Философия жизни, которая парадоксальна по содержанию, представляет собой стремление открыть за кажущейся рациональностью мира его подлинную иррациональную сущность. Рациональный образ мира – величайшее заблуждение человечества. Ничего рационального в действительности нет. Философия жизни в своих построениях движется от кажущейся абсолютной рациональности мира к действительности все более иррационализирующейся. Это движение начинается с выдвижения новой философской категории – «жизнь». Она истолковывается как некоторая изначальность, целостность, конечный предел, за рамки которого невозможно выйти. Жизнь как данность предшествует любой мыслительной деятельности; все является производным из нее. Следовательно, сознание, в том числе и рефлектирующее, укоренено в более широкой изначальной онтологической сфере. При этом сама жизнь выступает как нечто такое, что нельзя в полной мере раскрыть и выразить с помощью категорий абстрактно-логического мышления.

Самым ярким представителем философии жизни по праву счи-тается Фридрих Ницше (1844–1900). Основные работы – «Человеческое, слишком человеческое» (1878), «Так говорил Заратустра» (1883–1885), «По ту сторону добра и зла» (1886). Идеи Ницше формируются под влиянием философии А. Шопенгауэра и музыки Вагнера и отличаются парадоксальностью в купе с предельной доступностью, очевидностью изложения. Благодаря этому долгое время труды Ницше были самыми издаваемыми в мире.

Артур Шопенгауэр (1788–1860) оказывает решающее воздействие на учение Ницше не только благодаря решительной критике рационализма, историзма и диалектики Гегеля, а также литературному мастерству. В своем основном труде «Мир как воля и представление» Шопенгауэр делает акцент не на обезличенном и объективном мире, выступающем как «вещь в себе», а, прежде всего, на способностях познающего субъекта – «мир есть мое представление», следовательно, мир, открывающийся в моем представлении, зависит от меня самого. Кроме того, мир есть и мировая воля, которая составляет его внутреннюю сущность на любых уровнях и в лю-бых формах. Невзирая на трудность интерпретации основных идей Ницше, к ним следует отнести следующие: «Смерть Бога» как конец европейского рационализма и имморализм, концепцию Вечного возвращения, идею Сверхчеловека, волю к власти. Сама воля есть и основа всего существующего, и само существование в его динамичном и даже хаотичном многообразии, и инстинкт самосохранения, и движущая обществом энергия. Особой силы воля достигает у Сверх-человека – он контролирует все собственные инстинкты и желания, будучи способным творить себя сам. Следовательно, идея Сверхчеловека – призыв к преодолению самих себя, утверждение человека и его способностей в постоянном становлении и развитии. Ведь «… человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью… В человеке важно то, что он мост, а не цель…» («Так говорил Заратустра»).

Противоречивость и подчас непоследовательность идей Ницше не помешали ему оказать решающее влияние на различные варианты философского антисциентизма и, прежде всего, на интуитивизм.

Многие считают интуитивизм в виде учения Анри Бергсона (1859–1941) в качестве пантеистического варианта философии жизни. Этому способствует отправная точка его рассуждений, а именно – утверждение жизни как основы мира в ее изначальной иррациональности, а, значит, и ее иррациональном постижении. Очевидно, сама жизнь есть, прежде всего, переживание. Именно поток переживаний, наполненный сменой ощущений, эмоций, желаний и составляет подлинную реальность, а, следовательно, и предмет философского поиска.

Бергсон разделяет и противопоставляет две способности нашего сознания: интуицию и интеллект. Интуиция представляет собой созерцательно-пассивное отношение человека к жизни, а интеллект – активно-действенное. При этом именно интуиция способна воспринимать жизнь целостно, непосредственно, свободно от любого прак-тического интереса, а, следовательно, от ошибок и заблуждений. Благодаря интуиции не только раскрывается стихия жизни, но сама жизнь человека разворачивается как непредсказуемый и беспрестанный творческий акт. В отличие от интеллекта, которому подвластны только ставшие, но при этом полезные вещи и феномены, именно интуиция соответствует иррациональности жизни и ее прин-ципиальной невыразимости в понятийной форме.

Бергсон рассматривает два вида интуиции: философскую и художественную. Философская интуиция направлена на постижение общего потока жизни, а художественная – на ее индивидуально-уникальные явления. Важнейшими условиями для работы интуиции выступают свобода от любой формы интереса как отрешение от полезности и огромное напряжение воли. Благодаря напряжению воли мы выходим за свои собственные границы, расширяясь до масштаба Вселенной, ведь интуиция есть постижение жизнью самой себя, а в человеке жизнь превращается в творческий жизненный порыв.

В первой половине ХХ в. наряду с ницшеанством и философией жизни важную роль в европейской культуре играет совокупность школ и течений, опирающихся на психоанализ З. Фрейда, который истолковывается в качестве особой формы философской антропологии. Зигмунд Фрейд (1856–1939) был не менее эпатажным мыслителем, чем Ницше. Основные работы: «Толкование сновидений» (1900), «Тотем и табу» (1913), «По ту сторону принципа удовольствия» (1920), «Я и ОНО» (1923). Впервые в философии и в психологии интерес концентрируется вокруг бессознательного как важнейшего феномена объяснения не только особенностей индивидуально-личностного развития, но явлений культуры, творческих процессов и общества в целом. Концепция Фрейда не выходит за рамки философского антисциентизма, утверждая сущность человека не в его интеллектуальных способностях и социокультурной природе, а, напротив, во внерациональной спонтанности индивидуального «Я».

Развитие личности в трактовке Фрейда строго детерминировано различными влечениями, желаниями и инстинктами и, прежде всего, их подавлением. Основными инстинктами вступают Эрос как стремление к жизни, сексуальное влечение, самосохранение и Танатос как стремление к смерти, деструкции и агрессивность. Они не только противоположны, но и являются взаимоположенными. Инстинкты, воля и желания приобретают особую значимость, вступая в конфликт с моральными запретами и разнообразными культурными императивами и адаптируясь к ним через сублимацию, т.е. превращение либидо как сексуальной энергии в социально разрешенные формы (например, художественное творчество).

Так, Карл-Густав Юнг выделялся среди представителей неофрей-дизма (А. Адлер, Э. Фромм и др.) тем, что стремился пересмотреть основные положения психоанализа, результатом чего стали следующие идеи:

– либидо есть не столько сексуальная, сколько психическая энергия (что совпадает с жизненным порывом как идеей Бергсона);

– индивидуальное бессознательное есть неотъемлемая часть кол-лективного бессознательного;

Концепция архетипов как структурообразующих элементов коллективного бессознательного, исходящая из их инвариантности, по-зволила Юнгу найти объяснение сходства и даже совпадения разнообразных религиозных систем, мифов, легенд и сказаний и даже сновидений в различных национальных культурах.

Человеческая личность, по Юнгу, развивается благодаря динамическому единству «Эго» (центр сознания, условие самоидентификации человека), личного бессознательного (различные комплексы как результат психических травм и т.п.) и коллективного бессознательного (архетипы). Основными архетипами Юнг считал «Маску» (Persona) как «социальную кожу» «Я», «Тень» (Schatten) – темная сторона человека, его персонифицированное зло, «Самость» (Selbst) как центр личности, «Анима» (Anima) – бессознательная женская сторона личности мужчины, «Анимус» (Animus) – бессознательная мужская сторона личности женщины. Единство «Эго» и «Самости» представляет собой высшую цель развития и совершенствования личности – «индивидуация», которая сопровождается расширением сознания и снятием невротических симптомов.

Фрейдизм и неофрейдизм не только открыли сферу бессознательного, но и повлияли на развитие неклассической эстетики и искусства. Акцент на иррациональном, интерес к аффектам выразились в художественно-эстетической сфере во впечатляющих обра-зах сюрреализма, экспрессионизма и т.п.

Экзистенциализм или философия существования (лат. existentia – существование) является крупнейшим направлением философии ХХ в. Он возникает в начале ХХ в. в России (Бердяев, Шестов) и Германии (Хайдеггер, Ясперс, Бубер) и развивается во Франции (Сартр, С. де Бовуар, Мерло-Понти, Камю), а затем и в других европейских странах и США.

Серен Кьеркегор (1813–1855) впервые в истории европейского –интеллектуализма переориентирует философию с сущности на существования, с абстрактной истины бытия на истину субъективности, аргументируя это тем, что истина не то, что ты знаешь, а то, что ты есть. В своих работах «Или-или», «Страх и трепет» автор утверждает в форме поэтической эссеистики, что истина может быть только экзистенциальной, неотделимой от существования человека.

Стремление человека быть самим собой начинается с эстетической стадии, ориентированной на внешнее, на наслаждение. Подлинное существование сопровождается выбором, отчаянием и бунтом. Выбор как осуществление свободы означает абсолютный выбор себя самого в своей экзистенции. Выбор выводит человека на этическую стадию существования, в сферу должного, выше ее – только религиозная стадия, на которой обретается утраченный смысл жизни. Именно на ней человек предстает как рыцарь веры, как носитель абсурда, ведь вера сводит временное и вечное, единичное и абсолютное – человека и Бога.

Хайдеггером и другими экзистенциалистами была поставлена задача перехода от классической философии к некоторой целостности мышления, которая только и позволит выявить глубинные основы всего существующего и, прежде всего, человека. Именно эти изначальные онтологические основы предопределяют все формы человеческой жизнедеятельности, в том числе познавательные способности. Мир (по Сартру) феноменален и его обнаружение уже на дорефлексивном уровне структурируется экзистенцией самого человека (существование предшествует сущности). В обнаружении мира демонстрируется интенциональность сознания и его противоречивость: оно определяет себя через то, чем оно не является. Благодаря этому человек обретает способность «выходить» за свои соб-ственные пределы, через творчество «выплескивать» себя в мир.

Абсурдный мир без Бога лишает человека надежды и смысла, так как уязвимость и, более того, смертность человека сводят на нет все его устремления («Миф о Сизифе»), и только бунтующий человек возвращает миру цельность и смысл. Бунт есть состояние морального сознание, а искусство – спасение от нигилизма и путь к свободе. Творческий и творящий человек меняет не только себя. Он возвращает миру утраченную красоту, а себе – свободу.

Благодаря основным темам и особому, подчас художественному языку изложения экзистенциализм не только повлиял на творчество таких выдающихся личностей, как Г. Гессе, М. Фриш, А. Мердок, Дж. Джойс, Э. Ионеско, С. Беккета и др. Часто мыслители-экзистен-циалисты раскрывали свою онтологическую, этическую, эстетическую проблематику в художественной форме. Ярким примером может служить проза Сартра и Камю, Симоны де Бовуар. В условиях утраты подлинных ценностей, разрыва традиционной преемственности, тотальных пограничных ситуаций (мировые войны, кризисы), экзистенциальный тип мышление возвращал человеку право на человеческое, а, следовательно, будущее.

Бюджетное устройство и принципы построения бюджетной системы.

В 3. Маркетинг: сущность, цели, принципы и основные функции.

Материалистическая философия возникла в глубокой древности. Большинство первых философов (например, представители милетской школы Фалес, Анаксимен, Анаксимандр) были стихийными материалистами, то есть считали, подобно Гераклиту, что «мир единый не создан никем из людей и никем из богов, но был, есть и будет вечным огнём, мерами возгорающимся и мерами потухающим». Диалектический взгляд на мир складывался в то же время. Утверждение Гераклита о том, что всё изменяется и нельзя дважды войти в одну и ту же реку, вышло далеко за пределы круга мудрецов. Но в истории философии развитие материалистических и диалектических представлений происходило так, что вплоть до середины XIX века материализм был метафизическим, а диалектика развивалась по преимуществу объективными идеалистами. Вершины своего развития она достигла в гегелевских произведениях конца XVIII - первой трети XIX века. К середине XIX века их пути пересекаются – формируется философская теория, получившая название диалектического материализма. Причём в этой системе впервые в истории философии материалистическое решение получают не только проблемы, связанные с осмыслением природных явлений; складывается материалистическое понимание общественной жизни и её истории.

Диалектико-материалистическое истолкование мира основывается на ряде принципов (в этом отношении представляемая здесь система не отличается от других классических философских концепций). Принцип вообще есть основоположение, выработанное в процессе какой-либо деятельности (производственной, научной, педагогической и т. д.) и распространяемое на все явления соответствующей сферы действительности. Философия как предельно общий взгляд на мир основывается на принципах, приложимых ко всем областям действительности. К числу диалектико-материалистических принципов относятся:

Принцип несотворимости и неуничтожимости мира: мир никогда не возникал и никогда не перестанет существовать . Противоположная точка зрения – креационизм – считает мир результатом творения (креации), совершённым чистым духовным началом из самого себя;

Принцип первичности вещей (материи) и вторичности представлений о них (сознания): вещи, явления, процессы первичны по отношению к психическим образованиям (ощущениям, понятиям и т. п.). Вещи, объективная реальность, первичны по отношению к психическим образам, субъективной реальности в том смысле, что первое существует вечно, второе – лишь с тех пор, как появились общество, человек с его психикой. Во-вторых, вещь есть оригинал, а психический образ – копия этого оригинала;

Принцип постоянной изменчивости вещей и их развития: неизменяющихся вещей не существует, все вещи при определённых условиях способны к развитию ;

Принцип материального единства мира: мир бесконечно многообразен, но един ; единство мира заключается в его материальности;

Принцип всеобщей связи явлений: в мире нет изолированных вещей; любое явление прямо или косвенно связано со всеми остальными явлениями ;

Принцип причинной обусловленности явлений: беспричинных явлений не существует ; - принцип системной организации явлений: каждая вещь представляет собой сложное образование, состоящее из элементов, и сама в качестве элемента включена в другую систему ;

Принцип познаваемости мира: непознаваемых явлений не существует .

Философское миропонимание призвано не только представить основные «блоки» бытия (природу, общество, человека, сознание), но и воссоздать их многообразные связи, развитие. Однако построить целостный теоретический образ мира в его динамике оказалось очень трудно. Решение этой задачи растянулось на века и тесно переплелось с формированием диалектики.

ДИАЛЕКТИКА

Философский термин «диалектика» имеет несколько значений. Им обозначают, в частности, наиболее полное и всестороннее учение о развитии. Глубокое понимание мира как связного и целостного, осмысление важнейших тенденций его изменения, развития необходимо как для познания, так и для практики.

Понятие диалектики родилось в древнегреческой культуре, где вследствие развития античной демократии (VI-IV века до н. э.) стало высоко цениться умение полемизировать, доказывать, убеждать, обосновывать свою правоту в ходе решения государственных и судебных дел. Тогда-то и появился термин dialektike techne – искусство вести спор, рассуждать. В средние века искусство диалога культивировалось как средство проповеднического мастерства, выработки методов опровержения доводов инакомыслящих. Это культурное достижение не было утрачено; оно внесло определённый вклад в мировую культуру и содействовало подготовке той современной формы диалога, которая используется в наши дни в продуктивных политических, юридических, научных, философских и других дискуссиях. Со временем было осознано, что приёмы столкновения мнений и диалектического разрешения противоречий применимы не только в ситуациях живого спора. Они важны также при анализе противоборствующих взглядов, которые утверждались в разное время, в разных культурах. Постепенно зрело представление: творческое мышление диалогично, диалектично. Постигалось и то, что диалектика присуща не только человеческим размышлениям. Способы разрешения разногласий, противоречий между людьми оказались незаменимым средством уяснения сложных ситуаций бытия (по их поводу как раз и возникали нередко споры). Навыки творческого спора помогают понять реальную многогранность и подвижность, изменчивость бытия. Эти черты реального мира подмечались людьми давно, но при их осмыслении всякий раз возникали затруднения.

Все формы и виды бытия подвержены изменениям. Для изменений, сколь бы они ни были малы, требуется время, в течение которого вещь (предмет, явление, процесс) утрачивает некоторые свойства и приобретает другие. Философское осмысление мира как сложного и изменяющегося издавна сталкивается с трудностями, противоречиями. Долгое время считалось, что космос, растения, животные, люди неизменны. Представления об изменчивости мира когда-то стали большим открытием. Мысли об изменении мира высказывались в философских учениях Древнего Китая, Индии, Греции. Древние философы не располагали ещё научными данными о различных формах, видах движений, тем не менее, сумели схватить общую суть – подвижный характер бытия. Одним из первооткрывателей был Гераклит. Мир представлялся ему в образе «живого огня» или водного потока, в убегающие струи которого нельзя «войти дважды». В текучем, подвижном мире со временем всё утрачивает прежние черты, переходит в свою противоположность: влажное высыхает, а сухое становится влажным, горячее остывает, а холодное нагревается, переходят друг в друга живое и мёртвое и т. д. Очевидная для каждого человека изменчивость всего, что его окружает, расценивалась в ряде учений лишь как внешняя, поверхностная, наблюдаемая черта действительности. Глубокие же уровни, суть бытия, считались стабильными. В предполагаемой их мобильности усматривалась немалая опасность. Этим якобы исключалась всякая определённость, устойчивость, надёжность человеческого существования, знания и действия. В результате учению о подвижности бытия Гераклита было противопоставлено понимание его как устойчивого, неизменного (элейская школа).

При всех изменениях в природном и общественном бытии нетрудно заметить за внешней подвижностью явлений – устойчивые, сохраняющиеся структуры, процессы, черты. Выходит, что ни одну из двух противоположных точек зрения на характер существования вещей нельзя ни безусловно принять, ни безусловно отбросить. В рассуждениях о движении, изменении бытия подобные затруднения заявляли о себе вновь и вновь. Ещё древнегреческий философ Зенон в своих знаменитых апориях («Стрела», «Ахиллес и черепаха» и др.) выявил трудности в понимании механического движения. Если последователь Гераклита Кратил, утверждавший, что нельзя войти в одну и ту же реку и один раз, подчеркнул непрерывность движения, то Зенон обратил внимание на его противоположную черту – прерывность. Но могут ли быть одновременно истинными два противоположных суждения об одном и том же предмете? В поисках пути к решению непростых задач такого типа древние философы развили диалектику – способ рассуждения, при котором противоположные позиции не перечёркивают, а дополняют, обогащают одна другую. Диалектика открыла путь к осмыслению противоречий, на которые непременно наталкивается человеческая мысль при попытках понять суть изменения.

Многообразие, в том числе противоположность точек зрения на один и тот же предмет, порождается не только различием людей, их личных позиций. Оно обусловлено и чертами самого бытия: многогранностью предметов, сочетанием в них «полярных» свойств, сил, тенденций. Вот почему «разногласие» суждений и даже их противоположность во многом «созвучны», «соразмерны» реальности. Диалектика мира постигается через диалектику мысли.

Для философских учений, которым чужд диалектический поиск, подвижное, «текучее» бытие непостижимо. Дефицит диалектики не обязательно ведёт к отрицанию движения как такового. Он может выливаться в упрощённое толкование движения как простого увеличения или уменьшения, повторения одного и того же, в трактовку всякого движения как циклического. Принципиальные трудности возникают при уяснении наиболее сложной формы изменений – развития.

Идея развития складывалась в человеческом сознании на протяжении веков. Было время, когда представления о развитии как таковом вообще не существовало. Для этого недоставало конкретных знаний о развивающихся объектах (геологических, биологических и др.). В атмосфере античной греческой культуры была создана концепция великого круговорота. Согласно ей, всё в мире повторяется, и после великого года, равного многим тысячелетиям, всё снова возвращается «на круги своя». Получалось, что всё в мире подвержено циклическим повторяющимся изменениям. Даже диалектик Гераклит утверждал: «Мир единый не создан никем из людей и никем из богов, но был, есть и будет мерами возгорающийся и мерами погасающий огонь». Признавая мир вечным и несотворимым, он вместе с тем провозглашал постоянную циклическую повторяемость «воспламенений» и «угасаний».

Понять развитие как процесс качественных изменений, появление принципиально нового по сравнению с прошлым можно было, только осмыслив время как особое объективное свойство окружающего мира. Шаг в этом направлении был сделан в средние века в христианской философии истории. Для христианского мировоззрения жизнь есть напряжённое ожидание будущего – грядущего пришествия спасителя. Она, таким образом, представляется как движение от прошлого через настоящее к будущему. Так, на идеалистической основе складывается представление о временной направленности, неповторимости событий. Эта схема в известной мере преодолевала цикличность античной модели.

Ещё один шаг к идее развития мира сделал Декарт. Он считал, что бог, создавая мир, дал ему импульс, подобно тому, как часовщик, заводя часы, сообщает им движение. Получив это импульс, природа далее существует совершенно самостоятельно, подчиняясь лишь законам механики (такая философия, которая признаёт за богом лишь роль «часовщика», получила название деизма ). Получив первоначальный импульс, природа начала «распутывать первоначальный хаос», порождая всё новые и новые формы.

У Декарта понятие развития не распространялось на общество. Но эпоха буржуазных революций заставила задуматься и об этом. Пробуждался интерес к истории. Вольтер и Руссо выдвинули идею исторического развития, которое включает этапы качественных, революционных преобразований. Французский философ второй половины XVIII века Кондорсе дополнил их взгляды учением о непрерывном прогрессе как преобладающей форме исторического развития. Будучи идеалистами во взгляде на историю, все они считали, что движущими силами развития общества являются духовные факторы (моральные, религиозные, политические идеи и представления).

Синтез разных догадок, то есть формирование теории развития был осуществлён в немецкой классической философии. Целостную концепцию развития (прежде всего исторического развития человечества) с позиций объективного идеализма разработал Гегель. Учение Гегеля было выдающимся достижением мысли, существенно продвинувшим философское понимание развития. «Гегелевский способ мышления отличался от способа мышления всех других философов огромным историческим чутьём, которое лежало в его основе… Он первый пытался показать развитие, внутреннюю связь истории…» (Энгельс).

Следующий серьёзный шаг – разработка Марксом и Энгельсом материалистической диалектики как учения о развитии природных, общественных и духовных явлений. Ряд черт существенно сближал гегелевское учение с диалектико-материалистическим построениями. Рождение любой области теоретического знания связано с формированием системы понятий, выражающих основные «смысловые узлы» в содержании данной области знаний и их взаимосвязь. На долю Гегеля выпало выявить, развить, привести в систему понятийный аппарат диалектики. В гегелевской мысли философские понятия становились гибкими, способными выразить подвижные связи, переходы, развитие мира. Формирование теории связано также с установлением законов соответствующей области действительности. Через взаимосвязь категорий Гегель сформулировал совокупность закономерностей, отражающих универсальные связи мира. Диалектика предстала, таким образом, в виде знания о диалектических закономерностях. Кроме того, теоретическая система включает в себя принципы – положения, содержание которых как бы пронизывает всю теорию, определяет её общую направленность, суть. Гегелевская концепция развития, обобщившая огромный исторический материал, оказалась фактически теорией развития духовной жизни общества как особого самостоятельного процесса, не связанного (как считал Гегель) с материальными основами жизни общества. Реально же духовные аспекты исторического процесса органически включены в общественную жизнь, имеющую практический характер. Они в конечном счёте зависят от практики, принимая вместе с тем активное участие в ней.

Для того чтобы учение о диалектике стало применимо к природе (у Гегеля природа оказалась фактически вне развития) и обществу, к естествознанию и техническому прогрессу, это учение необходимо было поставить на материалистическую основу. Эту мысль Маркс образно передал следующим высказыванием: «… у Гегеля диалектика стоит на голове. Надо её поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно». Под «головой» Маркс имел в виду то обстоятельство, что как любое идеалистическое учение диалектика Гегеля полагает в основу мира дух, идею, сознание; вещи же рассматриваются в таком случае как что-то порождённое духом.

Переосмысление и развитие под таким углом зрения гегелевского учения требовало синтеза диалектики и материализма. Это привело, с одной стороны, к диалектико-материалистическому пониманию общественной жизни в единстве её материальных и духовных проявлений. С другой стороны, Энгельсом были обобщены результаты изучения живой и неживой природы. Всё это обусловило необходимую степень научности нового миропонимания, его эффективность при осмыслении процессов реальности. Материалистическая диалектика составляет ядро современного философского мировоззрения, метод изучения различных явлений, раскрытия закономерностей, тенденций развития и преобразования действительности.

Заканчивая рассмотрение понятия «диалектика», следует сказать, что существует, по крайней мере, три диалектики:

1.Диалектика мира, объективной реальности; она носит название объективной диалектики .

2.Воспроизводящая, копирующая её диалектика сознания и познания, то есть субъективная диалектика.

3. Диалектика как философское учение , о котором речь шла выше.

Далее мы рассмотрим некоторые категории диалектики, в которых отражаются всеобщие свойства вещей. Описание содержания каждого понятия (категории) должно быть сделано так, чтобы оно воспроизводило связь между соответствующим свойством вещи и теми свойствами, с которыми оно связано в самих вещах. Иными словами, характеристика каждой категории должна быть дана в рамках соответствующей группы. В настоящем курсе будут описаны следующие группы категорий: единичное и общее, сущность и явление, содержание и форма, часть и целое, элемент и структура, возможность и действительность, необходимость и случайность, причина и следствие, качество и количество, тождество и различие.

Единичное и общее Кроме названных, в эту группу входят понятия «особенное», «всеобщее», «отдельное». Термин «отдельное» используется в качестве синонима терминов «вещь», «предмет», «явление», «процесс». Каждая вещь существует как отдельное, относительно независимое от других вещей образование, характеризующееся рядом свойств. Свойство есть характеристика вещи не самой по себе («сама по себе» вещь не существует), а как результат отношения данной вещи к другим вещам . Любое отдельное имеет такие свойства, которые отличают данную вещь от других вещей, свойства, которые у других отдельных не встречаются. Это и есть единичное . С другой стороны, в вещи обнаруживаются такие свойства, которые встречаются у целого класса подобных вещей (мы называем вещи подобными именно потому, что это подобие есть результат обладания множеством вещей общих для них свойством). Единичное и общее существуют лишь в отдельном, через отдельное и вне его не встречаются. Отделить свойство от вещи как носителя свойства можно лишь мысленно. В истории философии существует представление о самостоятельном существовании общего. Мысленная операция по отделению свойства от вещи и наделению этого свойства самостоятельным существованием называется субстантивированием. Представление Платона о том, что красота, например, существует независимо от вещей, - пример субстантивирования. Платон полагал, что общее существует не только вне отдельного, вещи, но и до вещи, которые не могли бы возникнуть и существовать, если бы прежде не существовало общее.

По вопросу об отношении между общим и отдельным на протяжении веков велись философские споры, известные как спор между реалистами и номиналистами . С позицией реалистов (своё наименование эта позиция получила от латинского «realia», то есть «общее понятие») мы только что познакомились на примере рассуждений Платона. Реалисты полагали, что общее имеет две ипостаси. Во-первых, оно существует до вещей и, во-вторых, в самой вещи как одна из её сторон. Номиналисты (это название произошло от латинского «nomina» - «имя») доказывали, что общее до вещей не существует, а есть лишь имя вещи; подобным вещам дают общее имя. Особенно оживлённо этот спор происходил в средние века. Философская позиция реалистов может быть квалифицирована как объективный идеализм. Номинализм же можно толковать как позицию завуалированного материализма. Завуалированного потому, что в атмосфере тотального господства религиозной идеологии открыто придерживаться последовательно материалистических взглядов, естественно, было невозможно.

| | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | | |

Популярные статьи сайта из раздела «Медицина и здоровье»

Популярные статьи сайта из раздела «Сны и магия»

Когда снятся вещие сны?

10. Неклассическая философия и ее основные направления